И от закричал от осознания того, что подобная пьяная компания заливается в тысячах иных дворах, что в бессчетных бетонных коробках, также, назвавшиеся мужем и женой, тупея друг от друга, от убогого своего мелочного быта, также шипят друг на друга, но уже склеенные не пойми чем, не могут разойтись...
Почему эти пьяные собрались вместе? Почему они так отчаянно, с такой болью горлопанят и настолько безвольны, что не могут расползтись друг от друга? Что же за нужда заставила этих, замурованных за стеною, ожиревших от всяких супов, да сонных, бессмысленных перебранок, шепнуть некогда друг другу, слово от которого, если в нем истинное чувство заключено, возникла некогда вселенная: "Люблю"?
И тут Саша ясно понял, что на следующий день, он будет делать что-то ему не интересное, и думать о чем-то тоже ему не интересном - и все лишь за тем, чтобы не было так мучительно страшно, как теперь... А компания на дворе, еще проорала, что-то грязно-бессмысленное, поползла дальше - тупая, урчащая непристойности человечья масса...
- Нет, нет... - заговорил им во след Саша. - Вы сейчас не люди. Человек он свободен, человек беспрерывно и стремительно, в любви, движется вверх и творит. А вы не свободны! В чем ваша свобода? Эй! В том ли, что вы настолько отупели, что мозги ваши не работают, и вы, ни о чем не думая, выплескивая примитивное и злое, накопленное в вашей ежедневной пустоте, ползете среди этих бетонных стен без цели?! Ползающие в пыли, вопящие червяки вот вы кто!!! - завопил он в ярости, и от отвращения к ним, настолько извратившим человеческую свою суть.
- Эй, вы там. - оторвавшись от окна треснул он кулаком в стену и разбил его в кровь. - Да хватит же вам, двум слизнякам, медленно, день за днем гнить в клетке! Хватит! Хватит! Заткнитесь! Не смейте! Дышать от вашей вони уже нечем! Зачем вы спарились - зачем родили своего детеныша, который, глядя на вас, тупеет, а когда вырастет, будет ползти с другими несчастными алкоголиками по улице, тоже гнить, вопить, ругаться - в бреду найдет себе прыщавую парочку, чтобы спариться, и родить еще одного сынка или дочку, и вновь гнить! И вновь грызться до гроба! Заткнитесь и слушайте меня! Да я зол, я груб! Ну а вы?! Ну а вы то, что - не злы, что так гробите свои жизни в этих бетонных гробах! Ну, зачем вы вместе - потому что так надо? Потому что надо быть в паре, как у большинства?! Потому что вы самка и самец самка и самец злобные, ожиревшие от собственной пошлости! А что я здесь делаю?! Какого дьявола я прозябаю среди этих стен?! Да, ведь...
Он не договорил, так как боль, вдруг разорвалась в ярость. Он подхватил стул и ударил им в стену. Раздался испуганный визгливый голос не то мужа, не то жены:
- Милицию! Милицию вызывай!
И Сашу еще больше затошнило от этого, под действием животного рефлекса заполнившегося страхом голоса. Он еще раз ударил в стену и стул разлетелся на части. Тогда он стал носиться по квартире, переворачивать столы и шкафы, срывать книжные полки - все грохотало все трещало, обнажались покрытые отеками стены, вздымалась пыль.
В дикой ярости Саша повис на люстре, что было сил дернул ее - она с треском разорвалась, а он, вырвался на балкон, схватил стоявший там шкафчик, бросил его вниз.
Из соседнего дома наперебой тараторили:
- Белая горячка! Белая горячка!
Саша вновь бросился на кухню, подхватил там ножку от стула и принялся высаживать ее стекло - треск, летят осколки - у Саши все руки уж были изрезаны, кровоточили...
В дверь сильно застучали. Раздался голос "басистого":
- Не медленно прекратите погром и откройте дверь. Считаю до трех - после дверь будет выломана...
И Саша понимал, что они его скрутят, что будут задавать бесконечные вопросы, что повезут в больницу на обследование - потом - дни в белой палате, а потом - возвращение в ненавистную келью...
- Прочь! Оставьте меня! Оставьте... я Любви хочу!!! Л-ю-б-в-и!!! - завыл он по волчьи...
В дверь ударили и она с треском вылетела. Саша вскочил на подоконник, наклонился над черной бездной.
- Все падаю... падаю... - в коридор ввалились раздраженные, физически крепкие тела, уже бросились на него... - Вэлра, эта ночь уже не будет нашей - я уже падаю. Прощайте все. Вэлра - ты одна...
Он заваливался во тьму, лицом к звездам, надеялся, что падение промелькнет в одно мгновенье и смерть заберет его столь же быстро...
Отодвинулся в сторону электрический свет, отодвинулись раздраженные лица - на их месте появились звезды и Саша почувствовал, что погрузился, во что-то мягкое и теплое.
Тут он увидел, что на месте звезд появился громадный Катин лик - если бы она была не доброй девушкой, а людоедкой, тогда бы могла запросто его проглотить.
Саша вскочил на ноги и обнаружил, что упал на многометровую ладонь, которую подставила Катя к окну, в тот момент, когда Саша падал.
Чтобы оказаться вровень с восьмым этажом, ей пришлось присесть на корточки - действительный же ее рост был много выше.
После пережитого за последние дни, возросшая в сотню раз Катя вовсе не удивила Сашу, да и, наверное, трудно чем-нибудь удивить человека уже решившегося на самоубийство, уже смирившегося со смертью.
- Эй, я что - уже умер?! - закричал он что было сил.
Озаренный Луной лик Катин оставался совершенно безучастным - зато в многометровых глазах ее увидел Саша непонимание; даже, что совсем для нее не характерно - испуг.
И тут в воздухе разразился искристый, озорной смех:
- Не зови ее!
На Катиной ладони, рядом с Сашей появилась Вэлра.
Она махнула на недвижимый Катин лик:
- Холодная ледышка! Такая экономная в своих эмоциях, такая для тебя, Любимый, сдержанная. Вот я и сделала так, чтобы она вообще никаких эмоций больше не могла проявлять, а только смотреть...
- Ты же обещала, что не причинишь вреда. - без гнева, но с взмывающим из бездны отчаянья чувством, произнес Саша.
- О, ей не будет никакого вреда! Завтра она очнется и рассудит, что - это был всего лишь сон. Для нее кошмарный сон...
- Но что ты сделала?
- Ну, называй это волшебством, а хочешь - действием неземных физических законов. Что меняют эти объяснения? Вот - я превратила эту Катю в великаншу-куклу, а в городе не оставила больше ни одного человека. Только трое: я - Вэлра, которая видела, как умирало и возрождалось время. Ты Любимый, и холодная глыба - Катя.
- А где же все жители города? - спросил Саша, чувствуя радость от того, что они остались вдвоем (великанши Кати против Вэлры как бы вовсе и не было).
- Ничего; все они живы, все они делают то же, что делали и раньше, но только не мы их не увидим ни они нас - мы для них бестелесные и незримые духи, и они для нас тоже. Это продлиться до тех пор, пока не поднимется заря - моя сила в Лунном лике.
Саша, после пережитого, чувствовал себя очень легко, светло; рядом с Вэлрой все его интересовало, все казалось чудесным, вот он взявши ее за руки, и с восторгом вглядываясь в эту темную, теплом обращенную к нему бесконечность, спрашивал:
- Так где ты искала меня - там тоже была Луна, тоже были рассветы?
Вэлра, приблизившись к нему почти вплотную, почти уже целуя его, зашептала:
- Луна - спутник вашей планеты; заря - отражение солнечных лучей в атмосфере - это по ученому. Но есть сила мягкой и сильной, размывающей контуры печали, она в свете звезд, она в дальних крапинках между галактик я была с нею - с силой Луны очень долго... И лишь братья, и батюшка с матушкой - поддерживали дух мой. Но то в прошлом - оставим. Есть во вселенной кровавые облака, они раскалены, они поглощают целые галактики. Для взора величавы они, но никто не в силах постичь их силу - то заря. Луна серебро мягкое дальних звезд; Заря - яркий пламень, буря. Эти две силы повсюду, у них бесконечно много имен; и, если бы произнесла я некоторые из них, так раскололась бы эта планета Любимый. Но я добра сегодня, я Счастлива, ибо сегодня день тожества... Поднимайся! - кивнула она Кати.
И вот эта девушка великанша, стройным, стометровым утесом, плавно и стремительно распрямилась. Завыл ветер, откинулись вниз крыши домов старого города; зато вровень с ними появились крыши небоскребов. Луна, звезды и Млечный путь остались такими же недостижимыми, разве что более яркими, освобожденными от назойливого электрического света.
- Посмотри-ка вниз. - поцеловала Сашу Вэлра.
Он подошел к краю ладони, взглянул вниз и рассмеялся от восторга: маленькие крыши домов, точно спичечные коробки понабросанные детворой в густую и темную траву. "Рыбий хребет" и впрямь похожий на остов рыбы выброшенной из лиственного моря... А на дорогах никакого движенья - все там тихо, только поднимается с огромных просторов тысячегласный гул ночных птиц.
- Я уже никогда не вернусь в свою квартиру. - утвердительно молвил Саша.
- Да.
- А я совсем и не печалюсь. Почему я был прицеплен к этой квартире? Что в эти бетонных стенах могло задержать мой дух? Теперь даже и самому удивительно! Ты знаешь - теперь, как представлю, что мог бы, после этого дня целые годы бродить среди этих стен - воздыхать по этих насмехающихся, рассудительных... которых и сам я не любил - страшно становиться! Хотя нет не страшно - во мне все плещет! Как будто душу, ты живой водой полила. А самое прекрасное то в том, что чувствую - впереди еще безмерно большее счастье!
- Неси нас туда, где праздновала свой день рожденья! - крикнула Вэлра великанше-Кате и та, осторожно ступая, (чтобы не повредить какое-нибудь дерево) безропотно стала приближаться стометровыми шагами к небоскребам, только ветер свистел...
Вэлра, взявши за руки Сашу, захватывала его бездонной глубиной очей - в которых вновь печаль была, и шептала она страстно, и слезы, жгучие, ярко-звездные по щекам ее пробегали: