Максим подался вперед.
- Ты выслушал обвинения. Они весьма серьезны, и необходимость дознаться истины очевидна. Колдовство - самое мерзкое из преступлений. Силы тьмы проникли даже в церковь, а ты - неверующий и святотатец, отмеченный печатью колдовства.
Какой печатью? Ключ от морских ворот он оставил в Исе, чтобы случайно не потерять в дороге. Да, он отпустил бороду, но коротко подстригал ее, на римский манер. Правда, прическа у него исанская: длинные волосы собраны на затылке в хвост... Грациллоний обуздал разброд в мыслях; должно быть, Максим подразумевает его приверженность Митре - ведь посвященным клеймят лоб. Но метка давно истаяла, ее почти не различить, и потом, митраисты - верные слуги империи.
- Можешь отвечать, - разрешил император. Грациллоний расправил плечи.
- Мой господин, я не пользовался колдовством. Я понятия не имею, как это делается. Команд... императору известно о моей вере и о том, что она возбраняет магию. Да, жители Иса не верят в Христа. Мое положение не позволяло мне пренебрегать местными обрядами. Я просил помощи у всех, кто мог мне эту помощь оказать, но помощь мне требовалась против варваров, угрожавших Риму. Что же касается Сена, острова Сена, я не должен был всходить на него, но моя жена - одна из моих жен - умирала... - к горлу подкатил комок, глаза защипало.
- Возможно, ты говоришь правду, - изрек Максим; в его тоне как будто звучало сочувствие. - Мы доверяли тебе и потому поручили ответственное задание. Но если даже ты честен, твоими устами говорит обольстивший тебя враг рода человеческого. Мы должны выяснить, насколько глубоко угнездилась в тебе скверна. Хвала Господу, что процесс Присциллиана подходит к концу и у нас нашлось время заняться тобой. Мы много думали о тебе, Грациллоний, доблестно служивший Риму, и о благополучии Рима. Мы будем молиться о твоем очищении от скверны и от том, чтобы ты узрел Божественный свет. - Внезапно голос императора обрел памятную по былым годам силу. - Если ты по-прежнему солдат, подчиняйся приказам!
Он отдал распоряжения, и легионеры повели Грациллония прочь.
IV
Рано утром его вывели из камеры, в которой он провел бессонную ночь. В полутемном коридоре ему встретился отряд стражников, конвоировавший истощенного седовласого мужчину, взор которого был устремлен в некое незримое пространство. За ним плелись четверо других мужчин, женщина средних лет и юноша со скованными руками, все в грязных, порванных одеждах, от которых разило, как из выгребной ямы. Судя по их виду, в тюрьме им пришлось несладко, однако они пытались хриплыми голосами петь какой-то гимн.
- Ересиарх и его ученики, - прошептал один из конвоиров Грациллония. Повели на казнь родимых. Гляди, приятель, как бы тебе не оказаться следующим.
В камере для допросов царил полумрак, в котором смутно угадывались фрески на стенах, изображавшие мучения грешников в христианском аду. Свет падал на стол с аккуратно разложенными пыточными инструментами. Ни дать ни взять товар ремесленника, выставленный на продажу... Все было каким-то неправдоподобным, кроме пронизывающего холода. Центуриона ожидали двое: первый - худощавый, в длинном, до пят облачении, второй мускулистый, в короткой тунике. Они безразлично поглядели на заключенного. Внезапно Грациллоний расслышал сквозь звон в ушах:
- ...Повелением императора. Признайся, и этот допрос будет единственным. Иначе мы вынуждены будем применить к тебе самые суровые меры. Ты понимаешь? Нам противостоит сам сатана...
Пораженный слабостью в коленях (хорошо, что он один и этой слабости никто не заметит), Грациллоний медленно разделся. Нагота заставила его особенно остро ощутить собственную беззащитность. Палач заставил его расставить ноги и взял с полки свинцовый шар на длинной цепи. Тем временем человек в балахоне продолжал бубнить:
- ...Твоя прямая обязанность - помочь нам в искоренении происков сатаны. Мы не хотим причинить тебе вред. Это всего лишь предостережение...
Направленный умелой рукой, шар врезался в локоть Грациллония. Боль была адской, но центурион подавил рвущийся с губ крик. Нет, он не закричит.
- ...Теперь расскажи своими словами...
Всякий раз, когда он замолкал или отвечал уклончиво, не потому, что не хотел говорить, а потому, что не сразу мог подобрать нужные слова, - всякий раз он получал новый удар: по суставам, по животу, по спине. Вскоре Грациллоний превратился в огромный сгусток боли, хуже всего было сознавать, что следующий удар может прийтись между широко расставленных ног. Как ни удивительно, иногда пытка прерывалась, ему давали попить, вытирали с лица пот и даже заговаривали о каких-то повседневных делах...
Митра, ненавидящий лжецов, дай мне сил не исказить истину!
- Я этого не делал. Другие - может быть, но я тут ни при чем. Я солдат, я служу Риму. Все, что я делал, было для Рима.
- Может, крюк попробовать? - задумчиво проговорил палач.
- Давай, - согласился писарь. - Один раз.
Крюк вонзился в бедро, потом был извлечен. Грациллоний ощутил себя изнасилованным.
- Мне нечего больше сказать!
- Ты уже столько сказал, приятель...
- Все! Понимаете вы, все! - "И ни разу не вскрикнул, - со смутным удовлетворение подумалось центуриону. - Гордость не позволила. Но если меня вздернут вон на ту дыбу, если вывернут мне руки и ноги, если примутся бить между ног, - не знаю, поможет ли гордость..."
- Что ж, - с улыбкой проговорил писарь, - на сегодня, пожалуй, хватит. Пожалуйста, помни, что государству нужно твое сотрудничество, что ты солдат, и не забывай о спасении души, - он вынул откуда-то мазь и бинты и принялся перевязывать раны Грациллония. - До смерти заживет, не беспокойся. А смерть ходит рядом, дружок, - он погладил заключенного по волосам. - Я буду молиться за тебя.
Конвоиры отволокли Грациллония обратно в камеру.
V
Прошло два дня и две ночи. Пытать не пытали, но эти дни были наполнены ежеминутным ожиданием мучений и потому сами превратились в изощренную пытку. Наконец его вывели из камеры - какой-то напыщенный и не слишком разговорчивый чиновник. Грациллония ждет император! Но сперва ему следует принять ванну, причесаться, надлежащим образом одеться...
На сей раз Максим ждал его в маленьком зале, обставленном без намека на роскошь. Император, в повседневной одежде, восседал за столом, заваленным бумагами и табличками для письма. Не считая двух охранников у дверей и двух конвоиров Грациллония, больше в зале никого не было. Грациллоний отсалютовал, с сожалением отметив про себя, что движение получилось неуклюжим, лишенным прежней отточенности.
- Садись, - велел император. Грациллоний устало опустился на стул.
Максим пристально посмотрел на него, потом спросил:
- Ну, центурион, как ты себя чувствуешь? - Грациллоний мысленно скривил губы в улыбке.
- Все в порядке, господин мой.
- Хорошо, - Максим почесал бородатый подбородок, помолчал и продолжил: - Ты стойко перенес допрос. Мы больше не сомневаемся в твоей невиновности. И спасение епископа Аратория также говорит в твою пользу. Не будучи одной веры с нами, отвергая истинную веру, ты не в силах различить сатанинские козни. Подумай об этом. Ты хранил верность Риму - храни ее и впредь. Нам требовалось убедиться.
Грациллоний воздержался от ответа: сил ушло бы много, а чего ради?
- Теперь... - взгляд Максима, казалось, проник центуриону в сердце. Расскажи нам о городе Ис.
Грациллоний несказанно изумился.
- Император... - пробормотал он... - Я посылал донесения...
- Если бы их было достаточно, я не стал бы тебя вызывать, - Максим хрипло рассмеялся. - Времени у нас немного, долгого разговора ты не выдержишь, так что давай поторопимся. Раз ты не решаешься, начну я. Слушай внимательно и отвечай честно.
Вопросы он задавал самые разные, но все без исключения каверзные. Наконец кивнул и негромко сказал:
- Не считая твоих ошибок - а мы верим, что ты усвоил преподанный тебе урок, - ты хорошо послужил Риму. Мы намеревались оставить тебя на прежней должности, однако... - Император поднял палец. - Мы налагаем на тебя ограничения. Ты больше не должен потворствовать колдовству, слышишь? Наоборот, как римский префект ты приложишь все усилия к его искоренению. По губам Максима пробежала усмешка. - Язычники упрямы, кому, как не тебе, это знать. Не уверен, что христианину под силу справиться с ними, да и нет в моем распоряжении христианина с твоими способностями. - Он вздохнул. Придется воспользоваться тем, что даровал Господь. - Тон его вновь стал суровым: - Ворожей не оставляй в живых, так сказано в Святом писании. Покончив с ересью Присциллиана - а мы скоро истребим ее даже в Испании, где она зародилась, - мы намерены прибыть в Ис и ознакомиться с твоей префектурой. Потому не ленись. Чтобы закрепить урок, на выходе отсюда тебе дадут пять плетей, по одной за каждую рану, полученную нашим Господом на кресте. Ровно пять, и без оттяжки, - мы не караем понапрасну.
Грациллоний нашел в себе силы выдавить:
- Благодарю императора.
- После этого можешь возвращаться к себе. Отдохни, поразмысли о своих ошибках, поищи совета, обратись к неизреченной мудрости Святого Духа. А когда почувствуешь, что готов к путешествию, можешь отправляться обратно.
Несмотря на боль и отупение, Грациллоний ухитрился поймать промелькнувшую мысль и пробормотал, не зная, разумно ли поступает:
- Император... - каким слабым показался ему собственный голос! - Ты велишь мне искать совета... Могу ли я искать его не здесь, а в других местах?
- Что? В каких других? - Максим нахмурился. - Нет, в Кесародунуме Туронум не задерживайся. Там ревностно служат нашему Богу, но тебя так легко сбить с толку.
- Я разумел иное, господин. Лугдун, Бурдигала... Там живут мудрые люди...