— Очень на это надеюсь. А что вы планируете делать дальше?
— Сейчас мы продолжим зачистку города. А к ночи можно будет вводить амию для завершения этой процедуры. Я думаю, что к этому времени все будут достаточно перепуганы тем, что мы сделали. А завтра смотр войск, и вперед — на Набир.
— Вы собираетесь объявить им войну? — поднял брови вверх президент.
— Нет. Просто предъявить ультиматум. Или они выдадут нам остальных повстанцев, или мы начнем военные действия. А они я думаю, только обрадуются такому предложению.
— Да, я тоже так думаю. Разведка сообщает что в Набире ситуация не слишком хорошая. Почти половина населения заболела тропической лихорадкой, а урон от разбушевавшейся погоды просто огромен. Из Европы уже выслали большое количество гуманитарной помощи и миротворцев. Хотя все уверены, что после сегодняшнего восстания нас останется только добивать. Но я надеюсь, они изменят свое мнение.
— Я тоже так думаю господин президент. Если честно, я считаю что уже завтра в нашей армии повысится и число, и что самое главное боевой дух. Но мне надо продолжать работу.
Весь этот разговор я слушал стоя рядышком с невинным видом. Кроме меня на такое близкое расстояние к президенту и советнику самого Шамана подходить никто не хотел. Шеф подозвал меня и сказал, чтобы я нашел Хабу и Малаева, и сказал им, что работа по зачистке продолжается. И спустя полчаса наш грозный отряд устремился в город.
В столице мы уничтожили еще несколько вооруженных групп. В самой крупной было даже где-то тысяча человек. С ней мы повторили тот же спектакль, что и повстанцами возле правительства. Тоже положили большую часть, а потом отпустили остатки рассказывать о случившемся. Единственным отличием было то, что спецэффектов на этот раз было поменьше. С остальными группами поступали проще. Или уничтожали, или брали в плен. Так продолжалось до позднего вечера. Последние встреченные нами мятежники уже сдавались в плен сами. И тогда шеф связался с президентом и сказал, чтобы тот вводил в город войска. И еще продиктовал ему места расположения отдельных небольших групп повстанцев. И после этого шеф дал нам сигнал к отступлению на базу. Все с облегчением начали выполнять его приказ. Все же денек получился тот еще, если учесть тот факт что за вторые сутки я спал всего несколько часов. Но и этот день закончился.
К вечеру все сторонники правительства праздновали наш триумф. Правда в процессе зачистки было убито не меньше пяти тысяч человек, но все равно это была победа. Почти все отпущенные нами мятежники к вечеру честно пришли к тюрьмам. За последний день единственная городская тюрьма переполнилась, и пришлось занять под это дело несколько других зданий. По телевидению и по радио все время крутили обращение президента о сдаче в плен всех мятежников. Но оно не имело нужного эффекта, и тогда шефу пришла в голову мысль записать обращение Хабы. А вот оно возымело, куда большее действие, чем президентское. Хаба поклялся, что лично проклянет каждого, кто не сдастся, и шефу пришлось действительно послать несколько показательных проклятий. Наше представление продолжалось допоздна. Я уже откровенно клевал носом, и был, пожалуй, единственным кроме шефа из нашего устрашающего войска кто еще бодрствовал. И все, потому что из любопытства решил присутствовать на последнем совещании в кабинете президента на котором собрались все генералы, президент и новый министр обороны. Шеф изложил план действий на завтра, и наконец, приказал мне идти отдыхать. Что я и сделал, воспользовавшись одной из спален правительственного здания.
Проснулся я только к двенадцати часам следующего дня. Чувствовал я себя не очень хорошо, но все же лучше чем вчера. Осмотревшись, я не увидел своей одежды. А на том кресле, куда я ее бросил, лежала военная форма, и записка где размашистым подчерком шефа было написано о том, что как только проснусь, я должен поступить под начало Малаева, и исполнять все его распоряжения до дальнейших указаний. Значит, разговор о моем поступлении в рядовые не был шуткой. Но я вовсе не расстроился. Более того это было даже забавно, потусоваться с наемниками со своей родины. Я оделся и пошел искать Малаева. Это оказалось не так уж и сложно, он тоже ночевал в здании правительства. Хотя проснулся еще раньше меня и дожидался в приемной президента. Когда я подошел, и лихо отдал ему честь он сказал чтобы я не выпендривался, и шел получать оружие. Смотр войск был назначен в три часа на главном стадионе. До тех пор войскам дали отдохнуть. Кроме того сейчас полным ходом шел набор новобранцев из добровольцев. А таких было много. Я спросил, где шеф, он сказал, что не знает. Он видел его пару часов назад, когда тот отдал ему указания относительно меня, а потом куда-то пропал.
Я откланялся, и пошел искать себе оружие. И нашел его, не выходя из здания, так как здесь был устроен склад оружия, конфискованного после вчерашнего побоища. Выбрав себе автомат получше, я пошел поискать чего-нибудь съестного. Это тоже оказалось легким делом, надо было просто пройти в правительственную столовую. Поев, я послонялся по зданию в поисках информации. И, в конце концов, набрел на комнату с телевизором. По местным новостям передавали только обращения президента и Хабы, а вот по другим каналам было совсем другое. Там новости пестрели от кадров трупов и разгромленных зданий, а репортеры рассказывали о жестокости правительства Мамбе. И как им не хотелось, но пришлось признать, что вся эта история попахивает мистикой. Кто-то даже умудрился заснять наших милых покойников, правда, издалека. Смотря телевизор, я провел почти час, а потом пошел к Малаеву. До этого мы с ним договорились, что встретимся в два часа и вместе поедем на смотр. Когда я пришел к его машине, он уже ждал меня и спросил, почему я заставляю его ждать. На это я сказал, что пришел даже на одну минуту раньше, и мы еще слегка поприпиравшись, двинулись в путь. В его джипе кроме меня ехали еще два наемника, но никто из них не захотел поддерживать беседу. Я оставил свои попытки и заткнулся. К смотру мы ехали минут двадцать, и за это время я успел заметить, что город стал выглядеть лучше. Костры потушили, трупы убрали, и я даже увидел играющих на улице детей. А это верный признак того что в стране все идет нормально.
Как я уже говорил, местом сбора был назначен местный стадион. Именно туда и стекались все войска, и хотя их было не огромное количество, но все же тысяч пятнадцать набралось. Фактически за одну ночь под знамена правительства стали не менее семи тысяч новобранцев. Группа наемников тоже выстраивалась, причем в самых первых рядах. Я встал рядом с ними и попытался разговорить кого-нибудь, но меня снова постигла неудача. Перед нами была трибуна, на которой я увидел шефа. Он здорово смотрелся в своем новом мундире, с генеральскими погонами. Я даже помахал ему, но он не ответил, а решил изображать из себя слепого, хотя я уверен, что он видел меня. И вот наконец все собрались, и построились. Самыми последними вышли наши мертвые солдаты. Ребятам очевидно не дали хорошо выспаться, так как выглядели они еще хуже, чем вчера. Но, в конце концов, кому было легко? Ну, кроме меня и шефа конечно.
На трибуне появились еще два героя прошлого дня, президент и Хаба. Причем шаман выглядел гораздо более внушительно, и я готов поклясться, что при его появлении все войско вздрогнуло. И вот президент подошел к краю трибуны, и, взяв в руки специально установленный для таких случаев микрофон, стал вещать.
— Я приветствую вас доблестные воины Мамбе! — сказал он. У нас после такого приветствия полагалось ответное трехкратное "ура", но здесь это было не принято. — Тяжелые дни наступают для нашего народа. Дни трудных испытаний. Но если мы сможем пережить все это, если сможем устоять перед той угрозой, которая нависла над нашей страной, над всеми ее жителями, над теми, кого избрал народ, тогда мы выстоим перед чем угодно. Вы все знаете, из-за чего все это началось. Из-за денег, дорогие сограждане, из-за алмазных рудников. Нашей стране спустя годы рабства, и тягот наконец повезло. У нас появился шанс стать независимыми от Европы, и прочего так называемого "цивилизованно мира". И когда на горизонте загорелась надежда. Когда тучи над нами стал уносить ветер хороших перемен, наши враги решили нанести нам удар в самое сердце. Но мы не позволим забрать у нас, то, что принадлежит нам. И на наше счастье нашлись люди, которые не остались равнодушны к нашим бедам. Это в первую очередь Великий Шаман, который словно пришел к нам из легенд и сказок древности. Пришел, чтобы вернуть нам веру в чудо, чтобы вернуть надежду. И конечно, блестящий полководец, чей талант военачальника ярко проявился вчера, когда мы освободили от скверны восстания нашу многострадальную столицу. И именно ему я хочу передать слово. Новый министр обороны и внутренних дел республики Мамбе — Роберто Бако!
Шеф встал и, поклонившись президенту, подошел к микрофону.
— Я приветствую вас солдаты! — сказал он. — Я не буду говорить больших речей. Вместо меня их скажут другие. Я просто обрисую вам план наших действий. Сегодня вечером мы выступим к границе Набира, и уже послезавтра дадим великий бой. Да нас немного. Да враг лучше вооружен. Но вы видели, что произошло вчера в столице? Повстанцам не помогло ни их оружие, ни численное превосходство. Они были повержены нами, и многие из них решил сегодня встать под наши знамена. И сейчас пусть скажет тот, кому мы обязаны этой победой. Он подарил ее нам вчера, и подарит послезавтра. Великий Шаман!
Хаба встал и поклонился шефу, так же как до этого тот поклонился президенту. Но когда он подошел к микрофону, я почувствовал, как вся армия затаила дыхание. Возможно многие из них слышали сказки про этого человека, вернее про того кого он изображал. Возможно, они услышали о нем только вчера. Но было очевидно, что все испытывают к нему уважение и страх. И было непонятно только чего они испытывают больше.
— Вы меня знаете неверные. — вместо приветствия, тихим голосом, начал Хаба. — Вы видели, на что я способен. Но не я делал все эти чудеса, я только проводник чужой воли. Воли духов. Я говорю с ними, и слушаю, что они мне отвечают. И сейчас они говорят, что мы победим. Если вы поверите в них. Если вы поверите в меня. Тогда быть может, вам не придется встречаться с предками раньше срока. Но если вы струсите, если потеряете веру, тогда их месть будет велика. Вы даже не можете представить себе насколько. Вам дан шанс. Шанс вспомнить свою веру. Веру ваших предков. Веру старых богов. Сделайте это, и мы победим.
Вся речь была произнесена настолько тихим и спокойным голосом, что всем пришлось прислушиваться затаив дыхание. Хаба смотрел на толпу как на какое-то стадо безвольных баранов. И никто не возмутился от его грубых слов. Напортив, все смотрели на Хабу с благоговением и слушали каждое его слово. И даже многие наемники внимали ему, открыв рот. И, похоже, серьезно подумывали о смене религии. Хотя далеко не все. Единственными кто остался безучастным к словам наших доблестных лидеров были наши дохлые солдаты, ну и я конечно. За всю свою жизнь я попадал вместе с шефом в передряги и посерьезнее этой. Хотя по масштабам она, наверное, была самой большой, по крайней мере, для меня. Но для всех этих людей чудеса не были привычным делом. Все они с великим удивлением воспринимали все что видели и слышали. Собственно для многих и война была делом далеко не заурядным, и они не так ее представляли. И теперь у миссионеров и проповедников появится серьезная работа, чтобы вернуть прихожан к истокам христианской или мусульманской веры. Но в конечном итоге это уже не наша проблема. У нас был клиент, и была задача, а остальное нас не касается. И хотя это может показаться жестоким, но на самом деле шеф действовал правильно. Как и всегда.
Нам всем отдали команду на построение, и мы стали медленно покидать стадион. У армии Мамбе не хватало машин, чтобы просто отвезти солдат к границе, так что большинству предстояло идти пешком. Благо, граница была не так уж и далеко. Максимум сутки пути, даже с остановками на отдых и ночлег. Но наша рота была все-таки самой элитной, и поэтому для нас выделили несколько грузовиков, на которые мы и погрузились. Предполагалось, что когда машины отвезут нас они приедут за следующее партией. Поездка не отличалась ни интересностью, ни весельем. Наемники все еще смотрели на меня как на врага народа, и на разговор не шли. Я уже понял, что разговорить их не получится, и просто задремал в кузове грузовика. И, несмотря на качку, смог хорошо отдохнуть. Проснулся я уже возле пограничного поста. Мы стали выгружаться и строиться. Малаев провел перекличку, но мое имя названо не было. Наверное, бедняга думал, что сможет меня этим задеть. Но ему, разумеется, ничего не удалось. Даже настроение у меня было отличное, и единственное о чем я волновался, что при такой горячей любви кто-нибудь выстрелит мне в спину. Или Малаев пошлет на заведомо смертельное задание. Хотя опять-таки волновало — сильно сказано, на мне стоял купол удачи, который я все время накачивал новыми вероятностями, так что попасть в меня из пистолета, или автомата никто не сможет. Ну а в рукопашном бою я одолею с десяток таких вот профессионалов. И поверьте мне это вовсе не бахвальство, я просто констатирую факт.
Следующие двадцать четыре часа можно описать двумя словами — скука смертная. Армия прибывала, машины ездили, все копошились думая, что занимаются важным делом. Хотя и дураку было понятно, что без поддержки шефа, или как думали все остальные, без поддержки Хабы, наша армия не выстоит и часа против неприятеля. Я же все последние сутки только ел, спал и бил баклуши. И еще сделал молниеносную вылазку в соседнюю деревню, и закадрил там местную негритяночку. Это оказалось гораздо проще, чем я поначалу думал. Но не стану рассказывать вам все аспекты моей личной жизни, а перейду непосредственно к описанию положения в Мамбе и Набире. Начну с Мамбе. У нас все шло по плану. Шеф, на правах главнокомандующего, поставил Набиру ультиматум — выдать всех мятежников, иначе мы объявим войну. Сам шеф, вместе с президентом, пока остался в столице, а вот Хаба приехал к нам и занимался в основном тем, что проповедовал и благословлял всех желающих, благо таких было немало. Наверняка шеф послал его сюда, чтобы тот распространял дух уверенности в нашей армии. Что касается мертвецов, то они пошли своим ходом и должны были подойти к началу войны. Так, по крайней мере, всем говорили, но я, поискав их Знанием, обнаружил нашу главную устрашающую силу в столице. Шеф решил дать им отдохнуть перед решающим боем. Короче говоря, все шло по плану и развивалось согласно представлениям шефа о стратегии ведения войны.
А в Набире тем временем дела шли гораздо хуже. Естественно там уже узнали о нашем триумфальном освобождении столицы от мятежников, и подробностях этого освобождения. Все недоумевали, как могли кучка солдат уничтожить такое количество повстанцев, и еще вдобавок переманить многих на свою сторону. И еще активно муссировались слухи о грозном Шамане, и его мертвых солдатах. И вообще о всяких чудесах. Отмахнуться от всего этого не получалось, так как эта история началась именно у них, и загадочный шаман первым делом проклял их страну. Даже если предположить что все новости из Мамбе просто дезинформация, то происходящее в самом Набире точно было правдой. А там тоже все двигалось согласно планам шефа. На севере страны уже несколько дней не переставая, лили страшные ливни, а на юге наоборот поднялась жара, и задули теплые иссушающие ветры. Почти весь урожай был уничтожен, и жители вместе правительством были в панике. Но это было еще не все, восемьдесят процентов населения заразилось тропической лихорадкой. И хотя большинство в легкой форме, которая выражалась в небольшом недомогании, все же встречались и смертельные случаи. Правда большинство смертей было среди приезжих, у тех не было иммунитета. Таких болезнь косила их легко, и надолго, несмотря на антибиотики. И как довершение всех бед стал падеж того скота, который не успел убежать. В стране мог начаться голод. Если честно, то если бы не поддержка Европейского Союза, правительство Набира уже давно сбагрила бы всех повстанцев со своей территории, и валялось у Хабы в ногах, чтобы он снял свое проклятье. Но в том-то и дело что такая поддержка у них была. Из Европы каждый день прилетали самолеты с гуманитарной помощью. Франция направила в Набир своих лучших ученых эпидемиологов, и несколько отрядов миротворцев. Хотя последних было не много, как я уже говорил всех приезжих, тут же косила тропическая лихорадка. И вообще больше двух-трех тысяч миротворцев держать в Набире было очень опасно. Если до этого поддержка восстания строилась на том что волнение народа в Мамбе было очевидно, и президент был объявлен жестоким диктатором, то за последние несколько дней ситуация изменилась в корне. После нашего спектакля даже жители Набира были настроены к Мамбе дружелюбно и в то же время с опаской. Многие жители еще верили в своих старых богов, и даже если были мусульманами, или христианами то все равно в душе поддерживали и шаманов, и духов, и старых богов. Ведь их новая религия в свое время была привита им силой, и не всем это нравилось.
И, тем не менее, превосходство было на их стороне. Вместе с повстанцами в армию восстания затесались и солдаты Набира, и те же миротворцы. Хотя все выдавали себя исключительно за возмущенных старым режимом жителей Мамбе. В их армии было примерно пятьдесят тысяч человек, плюс все они были прекрасно вооружены, и имели танковую поддержку, и авиацию. На смену тех самолетов, которых мы взорвали, им прислали новые. Правда, они были старенькие, но все же были. И если учесть что у нас не было ни одного самолета, и десять танков против их сотни, положение складывалось неутешительное. И вся эта армада двигалась бодрым маршем к границе с Мамбе. В политическом плане это все представлялось как сотрудничество с Мамбе. И это было самое поразительное по своей наглости событие. На ноту шефа правительство Набира тут же ответило, что не потерпят на своей территории толпу повстанцев и немедленно вышлют их из своей страны. А потом стали их вооружать, и ко всему прочему увеличили число мятежников как минимум вдвое, путем вливания в их армию своих солдат, и миротворцев из Европы. И еще смеялись над глупой нотой шефа, сами не понимая, что подыгрывают ему обеими руками.
Вот такая сложилась ситуация на нашем фронте. Несмотря на то, что Хаба целый день только и занимался тем, что поднимал дух армии, все равно все были на взводе. Я был уверен, что если бы нам пришлось ждать дольше, в армии началось дезертирство. И наверняка шеф тоже это знал, поэтому и решил провести всю операцию молниеносно, за несколько дней, а не ждать и набирать новых солдат, как предлагал ему президент.
Вражеская армия двигалась к нам бодрым маршем, и как и предсказывал шеф, все должно было случиться завтра утром. Наконец вечером к нам приехал и наш главнокомандующий, и сразу принес с собой боевой настрой. Ведь каким бы хорошим актером не был Хаба, все же он не был настоящим колдуном, и не внушал такой всеобъемлющий уверенности в своих силах. Я понял, что шеф опять расщедрился на колдовство и наложил на армию легкое благословение. Теперь все солдаты выспятся и к завтрашнему утру будут как новенькие. Я же собирался встретиться с шефом и немного поболтать о жизни. Зная его, я был уверен, что если он задумал что-то еще, то мне не удастся с ним поговорить. Шеф настолько любил эффектные и неожиданные повороты, что готов был пойти на многое, чтобы меня удивить. Удивлять остальных не было смысла, они и так были удивлены, дальше некуда. А вот поразить меня было делом гораздо более трудным. Все же я давно знал шефа и большинство его излюбленных трюков.
Чтобы сильно не тянуть, скажу вам сразу, увидеть шефа мне так и не удалось. Он все время слонялся по территории, на которой расположилась наша армия, и в последнюю секунду куда-то ускользал. А это значило, что ему пришлось применить колдовство. От человека, на котором стоит купол удачи не так-то просто спрятаться. Я подумал, что не стану дальше испытывать его терпения. Если учесть что завтра ему придется серьезно колдовать, с моей стороны было явным свинством заставлять его тратить вероятности чтобы не встречаться со мной. Скоро они ему понадобятся для других, более важных дел. И поэтому я просто пошел к своей палатке и лег спать. И, наверное, один я из всей остальной армии долго не мог заснуть этой ночью. Но вовсе не от страха, или волнения. Я ворочался в спальном мешке и был страшно возбужден из-за любопытства. Меня долго мучили мысли о том, что же нового задумал шеф. Вроде все загадочное в этом деле уже произошло, спектакль поставлен идеально, и актеры подобраны правильно. Оставался финал и, зная шефа можно было не сомневаться в нашей победе. Сколь ни сильна была армия противника, без колдовской поддержки они обречены на поражение. Когда на твоей стороне колдун, на твоей стороне в первую очередь удача. А в войне она так же важна, как и в простой жизни. И судя по тому что шеф уже устроил, причем практически в одиночку, с поддержкой солдат он не оставит от повстанцев мокрого места. С такими мыслями я и уснул, так и не придумав ничего путного.
Проснулся я с утренней зарей. Подъем должен был состояться только через час, но я решил, что лучше встать пораньше и разведать обстановку. Вообще за меня разведка почти любой страны наверняка отдала бы многое. Ведь согласитесь, точно узнать, что происходит в стане врага лежа в собственной палатке и попивая кофе из термоса, может далеко не каждый. Хотя я подавил в себе такие горделивые чувства, в первую очередь, потому что в разведке многих стран как раз работали колдуны, и они обладали Знанием не хуже меня. Я окинул Знанием нашу армию и окрестности. В первую очередь меня интересовало, где сейчас находится армия повстанцев. Оказалось, что они расположились всего в десяти километрах от нас. К границе они подошли только вчера поздним вечером, и тоже решили отдохнуть перед сражением. И как раз сейчас там трубили подъем. Я посмотрел дальше, и увидел, что с аэродромов Набира взлетают самолеты. Они должны были ударить по нам первыми. И я не без ехидства увидел, что взлет откладывается, потому что у многих самолетов обнаруживались легкие поломки. И это значит что шеф решил что начать сражения надо только когда он того захочет.
Я отключил Знание, и вылез из палатки. А потом посмотрел на лес позади нашей армии и имел удовольствие увидеть, как из него выходят наши невозмутимые и ужасные мертвецы. Вот теперь все были в сборе, и можно было начинать поднимать войска. Тот, кто был ответственен за эту процедуру, тоже так подумал, так как прозвучал сигнал побудки. В армии Мамбе это был звук рога. Низкий и протяжный, он разрезал утреннюю тишину, и люди почти сразу стали вылезать из тех мест, где провели ночь. Далеко не у каждого была палатка, но ночи были здесь теплые и поэтому можно было спать прямо на земле, подложив что-нибудь под себя, чтобы было помягче. Многие, а вернее большинство, так и сделали. Все поднимались и разминали затекшие конечности. Кто-то уже бодрым шагом шел к полевой кухне. И вот спустя час все наше войско выстроилось перед десятью танками, на которых стояло высшее руководство страны. Шеф и президент стояли на самом большом танке, и глава государства принялся читать долгую и нудную, на мой взгляд, речь, об ответственности каждого солдата, и о том, что если они победят, то все реки в Мамбе превратятся в молоко, а берега в кисель. После него выступил шеф. Его речь была куда более лаконичной и содержательной. Он рассказал план сражения, который по сути своей можно охарактеризовать как полнейшее тактическое разгильдяйство. В двух словах, шеф сказал, чтобы все просто стреляли в армию противника, а об остальном позаботится Великий Шаман. Такая тактика большинству солдат понравилась. И наконец, выступил сам Хаба. Он снова нагнал страху, и, не переставая, привлекал своих духов к каждому предложению собственной речи, и там где надо, и там где не надо. Но его выступление опять нашло самый положительный отклик у армии, к моему огромному изумлению. И в заключении опять выступил шеф и обрисовал, что надо делать более конкретно. И опять все попахивало дибилизмом. План действий был прост как киянка. В первых рядах выступят мертвецы с Хабой, потом танки, и наконец, все остальные. Простым солдатам было предложено тупо стрелять в нападающих повстанце поверх танков и голов мертвяков. Теперь я понял, почему шефу так и не удалось командовать до этого момента никакими армиями. Если его подход к делу такой простой, то стратег из него как из дуршлага чайник. В любом приличном сражении его действия привели бы к полному поражению, потому что в большинстве битв всегда принимали участие и другие колдуны. Причем на разных сторонах баррикад. А когда такое происходит от магической поддержки не остается и следа. Колдуны просто блокируют друг друга, и все. А солдаты сражаются сами. Хотя в данной ситуации сильно мудрить не было смысла, потому что на стороне врага колдунов как раз не было.
И вот, наконец, речи кончились, и мы пошли занимать диспозицию. Никаких окопов или траншей нам не полагалось. Как былинные Русские богатыри мы должны были встретить врага лицом к лицу, да еще в чистом поле. Я был прикреплен к роте Малаева, а тот ходил мрачнее тучи. Ему как профессиональному военному тоже было очевидно, что шеф действует неразумно. Колдовство колдовством, но провести какую-нибудь подготовку все же надо было. Я постарался разрядить обстановку и принялся шутить как умел. И очень быстро получил приказ заткнуться и засунуть свой юмор туда, где не светит солнце. Мы были почти в первых рядах, сразу за танками. Впереди уже выстроились мертвецы со своими луками и топорами. Я начинал все больше волноваться. Простота плана сражения была настолько очевидна, и настолько не походила на шефа, что я начал думать, что он сошел с ума. Лучники это конечно хорошо, и пускай каждая стрела попадет в цель, но все же у них в колчанах не пятьдесят тысяч стрел. Максимум пять тысяч. И потом броню танка они не пробьют, да и в самолет не попадут. Короче я уже хотел все бросить и побежать к шефу, чтобы сказать ему все, что думал о его блестящем плане, когда началось…
Первыми признаками начала войны стал рев самолетов. Я не знал, какая марка у них была, а подключать Знание не хотелось. Но как бы то ни было, для этих десяти бомбардировщиков наша ровненько выстроившаяся армия была идеальной мишенью. Даже прицеливаться сильно не надо.
— Всем стоять спокойно!!! — донесся до нас приказ шефа. У себя на танке он установил сразу несколько мегафонов. И теперь можно было не сомневаться, он мог докричаться до каждого солдата, несмотря на посторонний шум от выстрелов и взрывов, который должен был скоро начаться. — Никому не паниковать и не убегать!!! Шаман полностью контролирует ситуацию!!!
Да уж контролирует. Уж кого, а меня этим не обманешь. Никто ни хрена не контролировал. Над нами не возводились купола удачи, и вообще никакого колдовства я не ощущал. Единственным исключением был мой купол удачи. Но при взрыве даже он может не спасти. Если взрыв произойдет. И тут до меня дошло! Ну конечно! Решение шефа было настолько простое, что тянуло на гениальное.
А самолеты, тем временем видя, что в них никто не стреляет, и что мы даже не привезли с собой пушек, нагло пролетели над нами и скинули бомбы. Они хотели сразу унести как можно больше жизней, и поэтому выпустили сразу все бомбы имевшиеся на борту. Хотя не только бомбы, три самолета выстрелили ракетами. Видя такой явный просчет в нашем построении, они захотели покончить с нами, пока мы не поймем какой опасности мы себя подвергаем, и хотя бы не рассредоточимся. И им это действительно удалось, если бы не шеф. Первыми вышли из строя ракеты. Еще в воздухе они начали опасно сближаться, пока просто не врезались друг в друга и взорвались подобно фейерверку. Но они хотя бы взорвались. А вот бомбы постиг воистину бесславный конец — они просто упали и ни одна из них не сработала. Причем упали они аккурат между солдатами, никого даже не задело. Я представил все разочарование пилотов и тех, кто их направлял. Да, у армии Набира были самолеты. Но они либо не могли попасть в нас, либо их снаряды просто не взрывались. А тогда какая от них польза? И более того я уверен что на них нагрузили все боезапасы которые имелись в наличии. И теперь оставалось только кружить над полем боя подобно безвредным насекомым. Я улыбнулся. Все-таки у шефа была тактика, просто не военная, а колдовская. Построив армию таким образом, он сделал ее идеальной мишенью для самолетов, и они не преминули воспользоваться этим, только дурак не воспользовался бы. И теперь вся авиация повстанцев стала бесполезной. А вот если они начали скидывать бомбы уже в конце, когда у шефа наверняка закончатся вероятности, то у них был бы неплохой шанс на победу. Но в обычной войне так никто не делает, авиацию всегда пускают первой. И стратеги Набира и Европы, которые командовали повстанцами, не могли знать, что против них выступил один из сильнейших колдунов мира.
Итак, начало было положено. Но это было только начало. Солдаты, видя бесславный конец вражеских бомб, приободрились, и даже Малаев слегка повеселел. Но ненадолго. Потому что из-за горизонта появилась армия противника. С первого взгляда было ясно, что их не просто больше, а гораздо больше нас. И еще они были куда лучше вооружены и вымуштрованы. Создавалось впечатления, что это не они, а мы повстанцы, требующие смены власти. Мы были хуже вооружены, хуже подготовлены к войне, и вообще скорее имели вид какого-то цыганского табора, а не армии цивилизованного государства. А они показывали пример почти идеального строя. Чуть ли не шагали в ногу! Но первыми на горизонте все же показались не солдаты. Их мы увидели чуть позднее, а первыми выехали танки. Сто танков. Здесь были современные и старые модели, но все они были на ходу, и по самые помидоры заряжены снарядами. Быть может, у шефа и не хватило бы сил заставить все танки сломаться, или промазать, но он и не собирался давать им даже возможности выстрелить. Вместо этого первыми дали залп наши танки. Их дула были направлены под неправдоподобным углом вверх. При таком раскладе весьма трудно правильно рассчитать траекторию, и попасть в цель. Но когда на твоей стороне колдовство ты можешь просто расслабиться и довериться своей удаче. Наши танки произвели десять выстрелов и поразили десять целей. Причем каждый снаряд попал настолько удачно, что десять танков противника просто взорвались и перестали существовать. А спустя несколько секунд, требующихся на перезарядку, они выстрелили еще раз. И опять десять точных попаданий, и десять поверженных танков. И спустя несколько секунд все опять повторилось. Противник наконец решил дать ответный залп, но ни один из снарядов не попал в цель. Все же расстояние было слишком велико, а такой удачи как у нас им не светило. А вот неудача вполне даже сопутствовала им, можно даже сказать они могли на нее рассчитывать. Наши танки продолжали стрелять, танки противника продолжали взрываться. Но чтобы уничтожить все, потребовалось не десять залпов, а одиннадцать. Примерно десяток танков противника оказались слишком современными для того чтобы взорваться от первого попадания. Но двойное попадание сделало свое дело. Спустя десять минут танковые войска противника были уничтожены.
В нашей армии раздавались крики радости. Конечно это было не русское ура, но что-то в этом роде. Настроение у всех поднялось. И зря. А зря, потому что никто не понимал, что сейчас закончилось только самая легкая часть сражения. У колдунов с техникой и достижениями цивилизации вообще разговор короткий. Слишком много вероятностей того что она выйдет из строя, или того что ей просто не умеют правильно управлять. А вот с простой и грубой силой колдовство уже не так просто. Знаете какой самый большой кошмар колдуна? Это толпа простых здоровых людей с большим количеством камней. Такая толпа просто закидает колдуна камнями и делу конец. Вероятность того что в тебя не попадут с нескольких метров совсем невелика. Хотя это кошмар для колдунов послабее. Шеф просто применит какое-нибудь мощное проклятье, или бросит в каждого по треклятью и делу конец. Но таких как шеф немного, может быть даже он такой один.
И наконец, сражение перешло в свою решающую стадию. Армия противника приближалась, из нее уже производились первые выстрелы, которые впрочем, пока никого не убили. Кстати во время приближения повстанцы потеряли много своих солдат. Дело в том, что теперь мы оказались более продвинутой в технологическом отношении армией. Пускай у нас было всего десять танков, но они все равно наносили страшный ущерб в армии противника. Но вскоре стихли. У них банально кончились снаряды. Все же Мамбе не очень богатая страна, и запасы ее вооружений были не велики. И тут в сражение включились наши мертвые лучники. Они стояли где-то в двухстах метрах перед танками, и поэтому должны были первыми попасть под обстрел, но и одновременно первыми получить возможность напасть. Что они и сделали. Первые выстрелы были сделаны, когда армия противника находилась не меньше чем в двух километрах от них. Разумеется, никакая стрела не могла пролететь такое расстояние. Кроме стрелы поддерживаемой колдовством. Если танки стреляли вперед и вверх, то мертвецы не стали замарачиваться и выстрелили просто вверх. Их стрелы должны были упасть на них же, но налетел сильный ветер, который подхватил их и понес к армии повстанцев. И конечно каждая стрела находила свою жертву. Причем очень выборочную жертву, пока ни один житель Мамбе или Набира не пострадал в этой войне. Стрелы, а до них снаряды из танков, разили только миротворцев и белых солдат. И хотя это была капля в море, все же стрелы сделали свое дело. Их избирательное попадание показывало армии противника, что в этой войне не все так просто. Что на нашей стороне стоят не простые солдаты, но и мистические потусторонние силы. И в сердцах повстанцев начинал прорастать страх. Пока еще робкий, но с каждой уносимой жизнью все больший и больший. Но они все же смогли побороть его в себе, и продолжали наступать.
И тогда в сражение наконец вступил шеф. Хотя вступил он давно. Именно его колдовство охраняло нас и заставляло снаряды и стрелы попадать в наших врагов. Но непосредственно сам, причем с большим эффектом он еще не выступал. Но опять-таки вступил в сражение под личиной нашего штатного шамана. Наверное, он подал какой-то сигнал, потому что Хаба вышел вперед и простер руки к небесам. Он выглядел очень эффектно. Шаман, как будто сошедший с картины какого-то безумного художника. Один в поле, впереди армии солдат, он казался больше и опаснее всей этой армии. С безумным взглядом сверкающих глаз он, с помощью шефа, разверзнул над противником ад.
Знаете, я до сих пор и не представлял, что шеф был способен на такое. Огромное, просто гигантское проклятье полетело в армию повстанцев. Я не знаю сколько вероятностей он на это затратил, но, наверное, много. И это было оправдано. Противник сразу стал недееспособен. Нельзя описать точно, что произошло, слишком много подробностей мне придется опустить. Так что не судите сильно за мое скудное изложение событий.
Не было ни молний, ни огня, ни землетрясений. Никаких спецэффектов. Просто, почти вся армия противника, споткнулась. И упала, увлекая за собой своих товарищей по несчастью. Да, точнее сказать нельзя — по несчастью. Всей армии повстанцев одновременно не повезло. При падении они ломали ноги и руки себе, и солдатам шедшим рядом. Случайно нажимали на курки, стреляли в себя и опять-таки в соседей. Неуклюжими движениями они выкалывали друг другу глаза. У тех солдат, у которых были штыки или ножи напарывались на них или резали остальных. Погибших было мало, но пострадавших целая куча. Тех, кто мог ходить, осталось не больше половины, но большинство из них не могли поднять своего оружия. А те, кто мог стрелять валялись на земле, крича от боли и стеная. Все равно лежа много не настреляешь, к тому же когда тебе мешают соседи и пытающиеся встать. Шеф в один момент, за какие-то несколько секунд покалечил всю армию противника. Осталось, наверное, человек пятьсот, которых проклятье не коснулось.
И тогда Хаба повернулся к нам, и проорал так, что услышали все:
— Вперед!!!
Мы слегка помедлили, но тут Хабе стал вторить шеф. Со своего танка он тоже прокричал в мегафон:
— Вперед!!!
И мы побежали. Хотя теперь нам оставалось только добивать, все же это не было легкой работой. Пускай повстанцы лежали на земле и стонали от боли, пускай от их стройных рядов не осталось и следа. Но все равно они оставались хорошо вооруженными пусть и искалеченными людьми. Мы обогнули танки, и открыли огонь. Наши мертвецы тоже ринулись вперед, и хотя у них и не было пистолетов, они отбросили свои луки и, достав топорики, начали кромсать первые ряды противника. Они перерезали глотки, рубили руки и ноги. В них пытались стрелять, но никто не мог попасть. А вот в нас попасть они могли, и попадали. Пускай не всегда, и скорее случайно, но все же первые раненые и даже убитые появились и в армии Мамбе. Хотя я был в безопасности. Теперь, когда противник был обездвижен, я мог покончить с ним и в одиночку. Просто подноси мне заряды и поддерживай мой купол удачи. Но никто, разумеется, этого не делал, так что я решил не выпендриваться и стрелял с безопасного расстояния. Собственно единственными кто ворвался в армию повстанцев, были наши мертвецы. Тот факт, что в них не могли попасть, даже с близкого расстояния, вселял в сердца повстанцев страх, и дикий неконтролируемый ужас. Кроме того я затылком чувствовал что шеф продолжает колдовать из-за наших спин. Его вероятности как раз и были направлены на то, чтобы наслать страх и безумие на противника. Его колдовство достигало каждого в армии мятежников, а я все гадал, когда же у шефа кончатся вероятности. Судя по тому, что он уже наколдовал, этот момент был не за горами. Впрочем, своим проклятьем он выиграл нам войну. Теперь битва, обещавшая сначала доставить нам много проблем, и унести тысячи жизней, превратилось в пальбу по обездвиженным мишеням. И это было страшно, и мерзко одновременно. Никогда до того дня, и никогда после, я не убивал столько народу. Мой автомат работал не переставая, как и оружие всех солдат нашей армии. Каждая моя пуля если не уносила жизнь, то по крайней мере калечила и без того покалеченных людей. А в стане противника самые смелые заползали на трупы собратьев по оружию, и стреляли по нам. Несмотря на боль в покалеченных конечностях, несмотря на то, что их убивали первыми, они все равно стреляли.
Чтобы понести меньше потерь нам пришлось рассредоточиться. Все равно мишень у нас была такая большая, что промазать было почти невозможно. Все наши пришли в движение, стреляя на ходу, а кто-то наоборот залег на землю и одиночными очередями убивал тех солдат противника, которые еще могли держать оружие. Мне показалось, что все это продолжается уже вечность, и так будет всегда. Смерть десятками собирала солдат из нашей армии, правда при этом в армии противника гибли сотни. В какое-то мгновение я обернулся и увидел шефа и Хабу. Первый стоял на танке, одинокой фигурой со скрещенными на груди руками, и насылал порывы страха на армию наших врагов. А второй стоял рядом, на земле, и грузно опирался на свой посох. До него только сейчас дошло, что когда все закончится, ему придется бежать отсюда. Его имя будет проклято тысячами родных и близких тех, кто сейчас умирают на поле сражения. И в отличие от шефа он не сможет защитить свою жизнь, потому что по-настоящему он не колдун, и не Великий Шаман, а простой обманщик подвернувшийся шефу под руку. И теперь ему придется держать ответ перед жителями Африки. На него возложили великую ответственность, но великая ответственность ничто без великой силы. И уже не важно, кто победит в этой войне, и кому достанутся алмазные рудники, его жизнь, та самая жизнь, которую он вел с тех пор как приехал сюда, окончена. И поэтому самым испуганным на всем поле боя были не солдаты повстанцев, которые не могли сопротивляться, и не солдаты Мамбе, которые бегали, мешая друг другу, и пытались увернуться от пуль. Самым беспомощным и испуганным был он, потому что не знал что теперь будет с ним, а неизвестность, и незнание того как быть дальше — самое страшное в мире.
Вакханалия смерти продолжалась. У многих солдат уже кончились патроны, и, презрев свой страх, они кинулись врукопашную. Почти у всех наших солдат помимо огнестрельного оружия были большие острые мачете. И последовав за мертвецами, они ринулись в ту кучу, которая еще недавно казалась им непобедимой армией, и принялись резать их. Это было еще страшнее. Кровь теперь лилась рекой, а крики боли стали настолько невыносимы, что наверняка станут преследовать меня в моих снах. Наконец патроны кончились и у меня, и я тоже достал свой мачете, который взял просто на всякий случай, помня завет шефа о том, что нельзя колдуну доверять только своему колдовству и огнестрельному оружию. Сам шеф никогда не расставался со своим самурайским мечем. Кровавая пелена застыла перед моими глазами, и я тоже побежал. И тоже ворвался в армию мятежников, разрезая все на своем пути. Вот только для того чтобы пробраться к живым, надо было сначала пройти через груды мертвых. В основном это были солдаты повстанцев, но встречались и миротворцы, и наши. И я даже увидел одного из живых мертвецов, он лежал на земле с раскроенным черепом. Но я все же добрался до живых. И сам не ожидая от себя такой жестокости, стал кромсать на мелкие кусочки. Не знаю скольких я убил, наверное, много. Красный плотный туман, вставший у меня перед глазами, не давал разобраться в этом. Более того, он не давал разглядеть, кого я убиваю. Я чувствовал себя каким-то берсерком, который не чувствует боли, и только сражается и убивает, убивает, убивает…
Но я не был берсерком. И поэтому из этого безумия меня вырвала простая человеческая боль. Внезапно через мое бедро прошла пуля, и я упал от такого неожиданного предательства своего купола удачи. А потом я сообразил, что никакого купола на мне просто нет. Наверное, совершив свой безумный прорыв, я столько раз попадал в смертельную опасность, что купол исчерпал себя. Я впервые осознано осмотрел окружающее пространство. Ничего кроме трупов не было видно. Некоторые из них были убиты пулями, но большинство изрезано со страшной жестокостью. На какое-то мгновение у меня промелькнула мысль: "Что за чудовище это сделало?". И ответ пришел сразу — я. Конечно же это был я. И пускай мне и раньше приходилось убивать, сейчас, то что я сделал, представилось мне самой ужасной вещью во всем замысле. Меня вырвало. Я наполнился таким призрением к себе, что в голове промелькнула мысль о самоубийстве. Я почувствовал, как холодные и липкие пальцы безумия мнут мой мозг. Все на свете показалось мне настолько мерзким, и отвратным, что вдруг я понял, что вовсе не хочу умирать. Наоборот, я хотел, чтобы все умерло. Хотел смести весь земной шар, ободрать его и сделать совершенно гладким. И только тогда я мог почувствовать себя счастливым. Только тогда я мог бы насладиться светом без теней.
От безумия меня спасло тоже, что убрало кровавый туман из моей головы. Простая человеческая боль. Я попробовал встать, чтобы с помощью колдовства стереть всех с лица этого ужасного мира. И пускай этого у меня не получилось бы, тогда я верил в свои силы. И вставая, я оперся на простреленное бедро. Резкая боль пронзила мою ногу. Она была настолько сильной, что на секунду я потерял сознание. Но как оказалось, по-настоящему я его нашел. Боль вернуло того славного и веселого парня, который смотрел на эту жизнь сквозь призму чужих страстей. И которому эта жизнь нравилась. Я снова посмотрел на поле, теперь эти трупы не вызвали у меня никаких чувств. Только слабенькая тупая боль где-то в сердце, похоже, засела там навсегда. Но это пройдет. А если и не пройдет, то с этим можно бороться. А если не смогу побороть придется терпеть.
Я наконец сообразил что ранен и истекаю кровью. Разорвав штанину, я сделал из нее повязку, и аккуратно приподнялся, теперь уже не опираясь на больную ногу. Выстрелы все еще слышались, но изредка. Наши солдаты носились по полю, хотя таких было не много. Основные наши силы все еще стояли перед поверженной армией. И тогда до меня донесся голос Хабы. Он был усилен мегафоном, и колдовством шефа.