Я снова покачала головой.
- Я бы посоветовала позвонить твоей маме, но Эдуард не хочет. Он говорит, Донна проголосует за укол.
- Наверняка, - уверенно ответил он, и лицо его приняло мрачное выражение. Что-то он чересчур угрюм для четырнадцатилетнего, это в нем совсем не изменилось. Интересно, как Донна справляется со своим безвременно повзрослевшим сыном.
- Я скажу тебе то же самое, что и Эдуарду. Я не намерена высказывать своего мнения по этому вопросу.
- Мика говорит, что я, возможно, и не подцепил тигриную ликантропию, и не стану оборотнем даже без укола.
- И он прав.
- Он сказал, что половина из тех, кто получил укол, не становится ликантропами, но остальные сорок пять процентов становятся наверняка. То есть, они цепляют ликантропию из инъекции, Анита. Если я разрешу сделать себе укол и подцеплю ее, то получится, что если бы я этого не позволил, то остался бы человеком.
- Статистику я не знала, но Мика просто обязан быть в курсе.
- Он говорит, это входит в его обязанности.
Я согласно кивнула.
- Он относится к своей работе в коалиции настолько же серьезно, насколько мы с Эдуардом относимся к своей.
- А Натаниэль сказал, что он исполнитель экзотических танцев. Это правда?
- Правда, - подтвердила я.
Питер понизил голос, чтобы произнести:
- Так он что, стриптизер?
- Да, - ответила я, стараясь сдержать улыбку. Несмотря на все произошедшее с ним, Питера тревожил тот факт, что мой бой-френд - стриптизер. И тут я осознала, что он может и не знать о том, что Натаниэль мой бой-френд. Нет, мы же поцеловались, когда я вошла. Хотя, Черри тоже присоединилась к нашим объятьям. О, черт, сейчас совсем не время посвящать его в подробности моей личной жизни.
- Мика перечислил мне некоторые из работ, на которые берут ликантропов. Докторами и медсестрами - только если никто не знает о том, кто они. И я, скорее всего, не смогу пойти в армию, ни в какой род войск.
- Ликантропию считают заразной, так что, скорее всего, не сможешь. - Я вспомнила разговор с Микой по поводу одного слуха. Слуха о том, что оборотней намеренно набирают в армию. Но то был только слух. Он не смог найти никого, кто мог бы его подтвердить. Всегда источником оказывался друг брата двоюродного дядюшки.
- А тебе делали инъекцию?
- Мне не предлагали. Мне уже поздно, Питер. Я уже носитель.
- Но ты же не оборотень? - нахмурился он.
- Я не перекидываюсь по полнолуниям, да и вообще, так что - нет.
- Но ты носитель сразу нескольких видов. Сама идея этой инъекции в том, что одна ликантропия отменяет действие другой, так что твой случай невозможен.
Я кивнула и пожала плечами.
- Я - ходячая медицинская патология, что тут еще сказать?
- Если бы я мог так быстро исцеляться и при этом не перекидываться, это было бы просто здорово.
- Но при этом ты все равно не смог бы пройти медкомиссию на многие виды работ. Тебя все равно принимали бы за ликантропа.
- Об этом я не подумал, - нахмурился Питер, после чего его лицо снова приняло то слегка напуганное, немножко детское выражение. - Почему ты не хочешь помочь мне сделать выбор?
Я наклонилась к нему поближе.
- Вот что означает быть взрослым, Питер. Это основной отрицательный момент. Если ты корчишь из себя восемнадцатилетнего, тогда тебе придется решать самому. А если вдруг решишь вернуться к своему настоящему возрасту, то все станут относиться к тебе, как к ребенку. И будут принимать решения за тебя.
- Я не ребенок, - произнес он, хмурясь.
- Я это знаю.
Выражение его лица сменилось на озадаченное.
- Что ты хочешь сказать?
- Ты сегодня держался молодцом. Не запаниковал и не растерялся. Мне приходилось видеть, как взрослые люди в подобных ситуациях теряли самообладание. Очень многие боятся оборотней.
- Я боялся, - тихо сказал он. - Я их всегда боялся, с детства.
Опа, приехали. Договорились.
- Оборотень напал на твоего отца, - сказала я. Как я могла забыть, что это уже не первое нападение оборотня, которое ему удалось пережить?
Питер коротко кивнул.
- Тебе ведь было восемь, да?
- Да. - Голос его звучал тихо, взгляд снова устремился в пространство.
Я не знала, что сказать, и проклинала Эдуарда за то, что его сейчас нет рядом. В то мгновение я даже готова была променять разговор с Питером на беседу с Олафом. Олафа всегда можно было пристрелить, но никакое оружие не поможет мне справиться с болью Питера.
- Анита, - произнес он.
Я посмотрела на него, встретилась с ним взглядом. Его глаза напомнили мне глаза Натаниэля, когда я впервые его увидела. Глаза, которые старше, чем должны были быть. Глаза, говорившие о том, что они видели куда больше, чем многие взрослые.
- Я здесь, Питер, - отозвалась я, не зная, что еще можно сказать. Я встретила его взгляд и постаралась, чтобы на лице не отражалось того, насколько мне больно видеть его глаза в таком состоянии. Может, они уже давно стали такими, но благодаря моим отношениям с Натаниэлем я знала наверняка, что означал такой взгляд на лице человека, которому еще не исполнилось двадцати.
- Я думал, что если стану заниматься с Эдуардом, то справлюсь с этим страхом, но страх никуда не делся. Я был напуган также, как и в прошлый раз. Я словно снова стал маленьким и смотрел, как умирает мой отец.
Мне хотелось дотронуться до его плеча, взять за руку, но я не была уверена в том, что ему это необходимо, поэтому оставила руки при себе.
- Я потеряла маму, когда не было восемь. Она разбилась на машине.
Его глаза изменились, из них исчезло то жутковатое выражение.