И, в лучах головку грея,
Плещет хвостиком игриво.
Неожиданно на рыбку
Чайка вниз летит стрелою
И, с добычей легкой в клюве,
В высь лазурную взмывает.
Из стихотворений самых различных-от философских до жанрово-бытовых складывался цикл "Северное море". Гейне писал и прозаический очерк под тем же названием. Здесь в легкой и, казалось бы, безобидной форме курортной корреспонденции содержались глубокие мысли о литературе и политике, религии и философии. Вращаясь в кругу немецких мелких дворян и даже владетельных особ, главным образом смещенных с тронов бурным вихрем времени, Гейне подшучивал над тем, что Германия, породившая столько князей, "всегда была конским заводом государей": "Страшно подумать, какое множество миниатюрных деспотиков должны мы, немцы, кормить. Если даже эти князья уже не держат в руке скипетра, то все же они держат ложку, нож и вклку и едят отнюдь не овес, да и овес обошелся бы дорого".
По вечерам, когда курортное общество собиралось в казино, проводя время в салонных разговорах и танцах, молодой доктор прав Генрих Гейне был нарасхват. Его остроумие, живой и общительный характер, умение скрыть даже колкость в изящной светской оболочке делали его желанным в этом обществе, столь чуждом ему по духу.
Гейне шутил, смеялся, слушал бесконечные разговоры о породистых собаках, лошадях и предках и тут же мысленно рисовал карикатуры на этих напыщенных и ничтожных людей. Впрочем, и здесь Гейне нашел нескольких более тонких и образованных собеседников.
К их числу принадлежала княгиня Сольмс-Лих, посетительница салона Фарнгагенов. Она была горячей почитательницей стихов покойного лорда Байрона и читала наизусть отрывки из его "Чайльд-Гарольда". Однажды на прогулке она сказала Гейне:
- Знаете, господин доктор, я вас считаю единственным последователем Байрона.
- О нет, - с живостью ответил Гейне, - я его страстный почитатель, но не последователь! Во мне совсем нет английского сплина, и моя горечь идет от желчных орешков моих чернил.
- Но у вас столько яда! - сказала княгиня.
- Согласен, - ответил Гейне, - но это только противоядие от укуса тех змей, которые еще угрожающе притаились в развалинах старых замков и католических соборов...
IV
ГОДЫ СТРАНСТВИЙ
Снова Гамбург
Был рождественский вечер 1825 года. Гарри, зябко кутаясь в шерстяной шарф, сидел за столом в комнате сестры, жившей в Гамбурге.
Он писал в Люнебург Рудольфу Христиани, как всегда, кратко и вместе с тем обстоятельно. Образным языком поэта сетовал Гейне на свое пребывание в Гамбурге.
"Дорогой Христиани! Скверная здесь жизнь. Дождь, снег и слишком много еды. И я очень зол. Гамбург днем - большая бухгалтерия, а ночью - большой кавардак..."
Неопределенность положения мучила Гейне. Адвокатом он не стал и уже не собирается стать им. Почему?
Он сам не мог объяснить это точно. "Все теперь думают, - писал он Христпани, - что я остаюсь здесь для адвокатства! По я знаю меньше, чем кто-либо, что я здесь стану делать. Ты только не думай, что я бездельничаю, - напротив, где бы я ни находился, я пишу стихи. Следующую замечательную песню я сочинил вчера вечером. Разве она не изумительна? Но для того чтобы ты с этим согласился, мне нужно действительно ее написать, что я и делаю:
Они любили друг друга,
Но встреч избегали всегда.
Они истомились любовью,
Но их разделяла вражда.
Они разошлись, и во cue лишь
Им видеться было дано.
И сами они не знали,
Что умерли оба давно.
Знаешь ли ты во всей немецкой литературе лучшее стихотворение?"
Это была обычная манера Гейне: полушутя-полусерьезно писать о своих стихах, слегка посмеиваясь над их автором. Наверно, он и не предполагал, что это стихотворение окажется одной из лучших жемчужин в его поэтической кироне.
В письме Гейне сообщал также о судьбе своего "Путешествия по Гарцу": "Рукопись отправлена теперь Губи ну, и мне любопытно, сколько верхнегарцских елей вырубит у меня цензура?"
Опасения Гейне оправдались. Едва он раскрыл январский номер журнала "Собеседник" и нашел в нем "Путешествие по Гарцу", как кровь хлынула к щекам и молоточки застучали в висках. Гейне увидел, что его детище изуродовано. Он понял, что благоразумный и благонамеренный Губиц, боясь цензуры, основательно "подчистил"
текст, а прусская, цензура довершила расправу. Все, что касалось своеволия и глупости дворян или католической церкви, было немилосердно изъято, так что концы не сходились с концами. Сперва Гейне в крайнем раздражении решил написать резкое письмо Губицу и отказаться от сотрудничества в его журнале, но рассудительность взяла верх: он не отправил письма, но решил приложить все силы, чтобы издать полиостью "Путешествие по Гарцу"
и именно в Гамбурге, над которым прусская цензура не имела власти. Надо было найти издателя. Молодой купец Меркель, дружески относившийся к Гейне, предложил познакомить его с Юлиусом Кампе, владельцем книготорговой фирмы "Гоффман и Кампе". Генрих охотно согласился, но выразил сомнение, что Кампе может заинтересоваться его произведениями - он ведь издаст писателей с именами. Однако Меркель, поговорив с Кампе, передал Гейне приглашение издателя.
Гейне долго стоял у витрины книжного магазина "Гоффман и Камне", прежде чем решился войти туда.
Он улыбнулся, вспомнив, что Гамбург- колыбель его литературной славы и что он так же робел у входа в редакцию "Гамбургского стража". С тех пор прошло девять лет, и Гейне действительно многого добился за это время.
Он уверенно открыл дверь и очутился в книжной лавке.
Продавец сказал, что господин Кампе находится в своем кабинете, рядом с читальней. Гейне вошел в маленькую комнатку, заставленную столами, на которых валялись рукописи, корректурные листы и книги. Навстречу поднялся высокий, гр\зный человек средних лет, седой, с небольшими бегающими ярко-черными глазками и длинным прямым носом. Он был похож не то на пастора, приготовившегося к проповеди, не то на актера, исполняющего роли "благородных отцов". Говорил он сдержанно и размеренно, тихим голосом, но порой в глазах мелькало лукавство, и чувствовалось, что этот человек себе иа уме.
- Я - Гейне, - просто сказал Генрих.
Кампе (это был он) улыбнулся:
- Я сразу догадался, господин доктор. - Он усадил поэта в кресло и сел напротив, - Мне знакомы ваши произведения, - произнес Кампе многозначительно. - Две книги стихотворений, две трагедии, проза в "Собеседнике". Все есть в моей книжной лавке. Но о чем у нас будет разговор?
Гейне высказал желание издать "Путешествие по Гарцу". При этом он пожаловался иа Губица и прусскую цензуру.
Камне внимательно выслушал, немного подумал и сказал:
- Очень хорошо! Я ставлю вам единственное условие, чтобы в книге, которую мы издадим, было не меньше двадцати пяти печатных листов. Тогда не нужна предварительная цензура и мы спокойно отпечатаем книгу.
- А вы не боитесь, что ее конфискуют? - спросил Гейне.
- Гамбург-торговым город, и мы умеем продавать свои товары, усмехнулся Камне. - Прежде чем издание конфискуют, оно уже будет находиться в руках читателей или за пределами города. Об этом не беспокойтесь, господин доктор, ваше дело - сдать рукопись и получить гонорар.
Впервые Гейне услышал такие деловые слова от издателя. Да, Камне ему решительно понравился. Насколько он был смелее, чем берлинские издатели!