- Вы... сударь... не узнаете меня? Мне кажется...
Гейне, в свою очередь, щуря близорукие глаза, стал вглядываться в прохожего. Он сказал нерешительно:
- Ваше лицо мне будто знакомо. Но, простите, не могу вспомнить, где я вас видел.
Незнакомец тихо, почти таинственно произнес:
- Церковь Сен-Мери... Статуя святого Себастиана...
Лицо Гейне озарилось воспоминанием. Конечно, конечно, он припомнил все - и похороны генерала Ламарка, и уличные бои, и неожиданную встречу с молодым рабочим, искавшим убежище в церкви Сен-Мери. С тех пор прошло уже десять лет, и Гейне, может быть, не узнал бы его...
- Как же вы меня запомнили? - спросил поэт.
Рабочий улыбнулся.
- Таких людей, как вы, не забывают. Кто бы вы ни были, вы мой спаситель. Позвольте пожать вам руку.
И тонкая, почти женская рука поэта очутилась в крепкой,жилистой руке рабочего.
Гейне узнал, что рабочего зовут Анри Торсель, что он работает здесь же в предместье Сен-Марсо, в мастерской по обработке металла, а живет совсем близко, в соседнем домике. И, недолго думая, Гейне согласился зайти к гостеприимному Анри.
По дороге поэт рассказал старому незнакомцу о себе, добавив:
- Я немец, но вот уже много лет живу во Франции и считаю вашу страну моей второй родиной.
Анри Торсель привел Гейне в маленький дворик, поросший чахлой травой, вытоптанной ребятишками. На протянутых веревках сушилось белье. Потрескавшиеся стены домика, обвалившаяся штукатурка, сквозь которую проступали гнилые доски, жалкая утварь, валявшаяся у порога, зловонная навозная куча в углу - все говорило о бедности здешних обитателей.
Анри заметил грустное выражение на лице Гейне и сказал:
- Вы не привыкли ко всему этому, но что же делать?
И он повел неожиданного гостя вверх по крутой темной лестнице на второй этаж. Дойдя до низкой неокрашенной двери, Анри Торсель толкнул ее ногой, и хозяин с гостем очутились в небольшой, но аккуратно прибранной комнате. Вдоль стен стояли простые деревянные кровати, так что оставалось место лишь для стола, на котором лежало много книг и газет. Гейне стал перебирать книги, и от них повеяло Великой Французской революцией: здесь были речи главы якобинцев Максимилиана Робеспьера, памфлеты Жака Поля Марата в дешевых изданиях по два су. Увидел он "Историю Французской революции" социалиста-утописта Этьена Кабе, и тут же лежали ядовитые сатиры публициста Корменена на ЛуиФилиппа.
- Это все книги, от которых пахнет кровью, - сказал Гейне. - Будем верить, что кровь французов в недалеком будущем даст богатые побеги свободы.
Торсель задумчиво выслушал эти несколько напыщенные слова поэта и добавил совсем просто:
- Да, господин Гейне, мы, рабочие, живем надеждой, что грядущая революция принесет нам победу.
И сразу, переменив тон, сказал спокойно и мягко:
- Как жаль, что я не могу вас познакомить с женой и дочками. Они допоздна работают на прядильной фабрике. Но я должен сделать это. Если бы вы нe отказали нам в чести прийти в воскресенье, моя семья была бы в сборе.
С этого дня Гейне часто заходил к Анри Торселю.
Ему давно хотелось завязать знакомство с французскими рабочими, узнать, как они живут и о чем думают.
Торсель был коренным парижанином, так сказать, потомственным рабочим французской столицы. Его отец славился как искусный медник, и Анри с детства пошел работать в мастерскую, одну из тех, которую содержали мелкие, но жадные и бессердечные владельцы. Не по книгам, а на суровом опыте жизни познавал он непреложные законы эксплуатации и с горечью видел, какие крепкие перегородки отделяют предпринимателей от рабочих. С первых сознательных лет Анри научился ненавидеть тех, кто за гроши покупал его силу, его здоровье, его жизнь. Он рано женился на крестьянской девушке Луизе. Родившись в большой и бедной семье, она пятнадцатилетней девушкой вынуждена была отправиться в Париж, чтобы там зарабатывать себе на пропитание. Луиза стала ткачихой. Шестнадцатичасовой ежедневный труд в полутемном, сыром помещении, почти сарае, громко именовавшемся прядильной фабрикой, изнурял ее день за днем, год за годом. Они жили в шумном, торопливом Париже, подобно тысячам других таких же тружеников.
В будние дни виделись только на рассвете или поздним вечером, а по воскресеньям и праздникам старались выбраться за город на какую-нибудь зеленую лужайку или в небольшую рощицу. Они скромно обедали в рабочем ресторанчике на скопленные за неделю мелкие деньги. Это было пределом счастья для бедной Луизы в ее трудной и однообразной фабричной жизни. Потом родились дети.
Двое мальчиков умерло, остались две девочки, уже в двенадцать-тринадцать лет разделившие участь матери и ставшие за прядильный станок на той же фабрике.
Работала вся семья, а денег едва хватало, чтобы оплатить комнатку и скудно питаться.
Анрн Торсель, всегда жизнерадостный и полный энергии, не унывал в самые горькие минуты. Часто заставая жену в слезах, он ласково утешал ее, говоря, что ждать уже недолго, что скоро придет для скромных тружеников счастливая пора и надо торопить ее приближение. Он это делал со всей энергией сознательного рабочего: не только вел политические беседы с товарищами по мастерской, но и участвовал в тайных кружках, ставивших своей целью свержение Июльской монархии. Судьба как бы берегла его: он чудом уцелел в дни Июньского восстания 1832 года. Когда Огюст Бланки организовал тайное "Общество семей", состоящее главным образом из рабочих, среди тысячи с лишним членов этого общества был и Анри Торсель. Полиция напала па след общества и разгромила его, но и тут Торсель сумел скрыться.
Он уехал на некоторое время в далекую нормандскую деревню.
Как драгоценное воспоминание об этом объединении рабочих, Анри хранил, тщательно спрятав под половицу, "Инструкцию" о приеме в члены "Общества семей".
Генрих Гейне вскоре привязался к Анри Торселю и подружился с ним. Однажды поздним вечером, когда Гейне сидел у Торселя и никого из семьи не было дома, Анри п-риподнял половицу в комнате и вынул спрятанную там "Инструкцию". Тонкие листки бумаги, завернутые в плотную тряпку, покоробились II пахли плесенью. Но текст легко можно было прочитать. Гейне с глубоким интересом вникал в смысл этой "Инструкции", содержавшей вопросы вступающему в члены общества. Принимаемого вводили в комнату из предосторожности с завязанными глазами.
Председатель торжественно задавал вопрос: "Что ты думаешь о нынешнем правительстве Луи-Филиппа?" "Инструкция" давала желательный 'ответ: "Думаю, что оно является предателем страны и народа". Далее следовали такие вопросы и ответы:
"В чьих интересах действует правительство? - В интересах небольшого количества привилегированных.
Кто теперь является аристократами? - Денежные мешки, банкиры, оптовые поставщики, монополисты, крупные земельные собственники, спекулянты на биржах, одним словом - эксплуататоры, которые жиреют за счет народа...
Чем заменены честь, честность, добродетель? - Деньгами...
Что такое народ? - Народ это совокупность граждан, которые трудятся.
Как обходится закон с народом? - Закон его считает рабом.
Каков удел бедняка при правительстве богачей? - Удел бедняка подобен судьбе рабов и негров, его жизнь соткана из нищеты, изнурения и страданий.
Какой принцип должен лежать в основе правильного общества? - Равенство.
Каковы должны быть права гражданина в хорошо налаженной стране? - Право на существование, бесплатное образование, право участвовать в правительстве... его обязанности - преданность обществу и братство со своими согражданами.
Нужно ли произвести социальную революцию? - Необходимо произвести социальную революцию.
Позднее, когда пробьет час, мы возьмемся за оружие, чтобы свергнуть правительство, которое является предателем отечества. Будешь ли ты с нами в тот день? Обдумай хорошенько, это опасное дело: наши враги могущественны; у них-армия, богатство, поддержка иностранных королей; они царствуют при помощи террора. Мы же, бедные пролетарии, располагаем лишь нашим мужеством и неоспоримым правом. Решил ли ты умереть с оружием в руках за дело человечества, когда будет дан сигнал к борьбе?"
Эти последние слова Гейне прочитал дрожащим от волнения голосом. Он увидел, как нервно подергивалось лицо Анри Торселя. Долго они в этот вечер разговаривали о грядущих судьбах Франции.
- Вместо одного разгромленного тайного общества вырастают десятки других, - говорил Торсель. - Таких, как я, много, очень много, и мы добьемся своего.
- Да, - сказал Гейне, - рано или поздно вся эта буржуазная комедия во Франции с ее королевской властью и парламентскими "героями" будет освистана. Вы, дорогой Анри, со своими товарищами поставите на исторической сцене эпилог, который будет называться: коммунистический строй!
Поэтическая восторженность Гейне очень нравилась Торселю, он и сам был горячим романтиком революции.
В один из светлых весенних дней Торсель повел поэта в мастерскую по обработке металла. Длинное одноэтажное здание выделялось своим унылым видом даже среди малопривлекательных домов рабочего предместья. Высокие окна, застекленные маленькими квадратиками, были до того закончены, что внутри стояли какие-то странные сумерки. На грязном кирпичном полу валялись разные обломки и куски железа, слесарные инструменты, металлические опилки. Был обеденный перерыв, очень короткий, так что рабочие не могли отлучиться из мастерской.
Торсель познакомил Гейне с товарищами по работе. Они торопливо проглатывали принесенную из до.ма еду и запивали кипятком.