После прочтения дневника мамы Гарри не мог ни о чем думать, кроме как о том, что Лили была убита беременной.
– Гарри, нам нужно поговорить, - его плеча коснулся профессор Дамблдор.
– Да, сэр, - Гарри встал со скамейки, на которой уединился за одной из башен Хогвартса.
– Ты очень грустишь, что произошло?
– Вы читали дневник моей мамы? – голос Гарри сорвался на шепот.
– Нет, ведь Лили отдала мне его для обряда, а не для того, чтобы я его без разрешения читал. К тому же на её тетрадь наложены чары сердца. Если тебе удалось прочитать, что было на страницах, значит, твоя мама этого хотела.
– Мне невыносимо от того, что я узнал!
Дамблдор печально вздохнул.
– Вы знали о том, что мама погибла беременной? – Гарри посмотрел в лицо директора.
– Догадывался, - ещё раз вздохнул Дамблдор. – Лили и Джеймс пришли ко мне для совершения обряда. Отец держал тебя на руках, Лили была напугана, вся дрожала, бедняжка. Тогда мне показалось… Тебе не доводилось видеть беременную женщину, когда ты приобрел чувствительность?
Гарри вспомнил Пэнси, исходящее от её живота тепло. Когда он встретил её в Общем зале сегодня перед завтраком, вместо этого тепла ощущался холод.
– Да, я видел, поэтому и спрашиваю вас, вы почувствовали, что мама…
– Да, Гарри, но я не был уверен. К тому же Джеймс этого не знал. Как и Лили, он был весь издерган и едва ли не на пределе из-за переживаний. Поэтому я не стал уточнять.
– Мама хотела ему сказать это после обряда, - Гарри заморгал, пытаясь удержать выступившие слезы.
– Гарри, - Дамблдор по-отечески сжал его плечо, - если тебя это немного утешит… Убийство беременной женщины – одно из самых тяжких преступлений. Волшебник, совершивший это злодеяние, проклят и обречен на провал. Возможно, ещё и потому в ту ночь Волдеморт едва не убил сам себя.
– Едва, - с мукой в голосе произнес Гарри.
– Он слишком могущественный. И все же, несмотря на его силу, я верю, что тебе, мой мальчик, удастся его уничтожить, - ответил Дамблдор.
– Я не знаю, как это сделать, - Гарри сжал кулаки.
– Ты ещё очень молод, Гарри, ты даже не достиг совершеннолетия. К 17 годам ты получишь ещё знания, по мере взросления поймешь, как это сделать.
– Где сейчас Волдеморт? – вдруг спросил Гарри. – Почему ничего не слышно ни о нем, ни о пожирателях смерти?
– Меня и самого это удивляет, - произнес Дамблдор, - он словно ушел в подполье. Уверен, что ничего хорошего это временное молчание не сулит. Это очень настораживает.
Гарри думал о содержании дневника матери почти все время. Его поразили запутанные отношения отца и его школьных друзей. Порочная страсть Петтигрю вызывала глубокое отвращение, а любовь Люпина стала полной неожиданностью. Гарри ощутил острое желание поговорить с ним и уже хотел было отправиться к Дамблдору, но Люпин появился, опередив инициативу Гарри.
Его лицо возникло в камине комнаты сэра Кэдогана, когда Гарри сидел возле огня, держа в руках синюю тетрадь с единорогом. Гермионы не было, она, почувствовав желание Гарри побыть одному, учила уроки в гостиной.
– Гарри, можно? – осторожно спросил Ремус.
– Да, да, - живо отозвался он.
Люпин исчез, но только на минуту. Вскоре огонь полыхнул зеленым, и Ремус шагнул на ковер.
– Профессор Дамблдор сказал, что ты снова хотел меня видеть. И даже разрешил появиться в твоей комнате.
Люпин осмотрелся.
– У тебя здесь уютно.
– Я… правда хотел вас видеть, - ответил Гарри.
Люпин внимательно посмотрел на него.
– Ты чем-то очень расстроен.
– Да… Профессор Дамблдор вернул мне вещь моей мамы… её дневник.
Люпин побледнел, но вслух сказал:
– Я часто видел, как она делала записи волшебным скоростным пером. В школе и потом…тоже.
– Вы любили её? – прямо спросил Гарри.
– Да, - тихо ответил Ремус, - она, наверное, догадалась и написала об этом, - он кивнул на дневник. – Гарри, не подумай ничего плохого… Я не хотел её разлучать с Джеймсом, они были прекрасной парой. Это все моё проклятое одиночество! Я испытывал к Лили … наверное, это была мечта о семье. Она так заботилась о твоем отце! Была так красива, особенно когда ждала тебя.
Гарри без труда видел мелькающие образы – мысли Люпина. Его мама, положив руку на живот, садится в кресло; спит, а рука Ремуса осторожно касается её теплой руки, он целует её в мягкую тыльную сторону ладони и Лили улыбается, ещё бледная и слабая после родов, дает подержать ему маленького Гарри.
– Она была единственной женщиной, которая, узнав, что я оборотень, не испугалась и не отвернулась от меня, - продолжил говорить Люпин, - более того, она пыталась узнать, как можно от этого вылечиться… Её невозможно было не любить, Гарри!
Люпин осекся, увидев его лицо.
– Она была беременна, когда… погибла, - прошептал он, вытирая мокрые щеки.
Ремус побледнел ещё сильнее, судорожно глотнул и крепко сжал руку Гарри.
– Я не знал этого, - хрипло произнес он после молчания.
– Мне кажется, вы многого не знали, - с трудом произнес Гарри. – Отец и Сириус не были слишком откровенны с вами, да?
– Я всегда знал, что Сириус был ближе Джеймсу, чем я. Из-за моей влюбленности в твою маму мне было неловко перед твоим отцом. Он догадался? Конечно, да, я просто не мог от неё оторвать взгляд, плохо скрывал свои чувства.
– Нет, - покачал головой Гарри, - ему сказал Сириус. Вы говорили с ним об этом?
– Да, - ответил Люпин. – Сириус всегда был очень умным и наблюдательным. Но я клялся ему, что не имею никаких видов на Лили. Да и глупо было это. Она очень любила Джеймса. А я… оборотень, вечно измученный своей болезнью. Сириус наверняка начал подозревать, что я связался с упивающимися… Я понимаю его, что ещё оставалось думать?! Мы полагали, что убить хотят только Джеймса, путь к Лили был бы свободен, тем более она всегда меня жалела и относилась ко мне с большой симпатией. Все сходилось!
– Но почему никто не догадался, что это Петтигрю! – воскликнул Гарри.
– Если бы ты его тогда видел, Гарри, - горько усмехнулся Люпин, - он так пресмыкался перед Джеймсом и Лили…
– Когда мы с вами говорили… последний раз, вы сказали неправду или действительно думали, что Сириус забыл о… страсти Петтигрю?
– Гарри… я не знал, стоило ли тебе говорить об этом…
– Стоило! Я просил вас сказать правду!
– Извини, - вздохнул Ремус. – На некоторое время нам показалось, что у Петтигрю все прошло. Он даже девушку себе завел. Но однажды… Мне неприятно говорить об этом, Гарри, но… я узнал, что Петтигрю встречался с магглами-геями.
Гарри вздрогнул.
– Тот парень, которого я увидел… он был очень похож на Джеймса…
Гарри с трудом дышал, ясно видя перед собой то, что вспоминал Люпин – испуганное пухлое лицо молодого Петтигрю, рядом с которым, едва прикрытый одеялом лежал темноволосый парень со сладко-нежными чертами лица. Едва ли ему было больше 19.
– Я был шокирован, - произнес Люпин. – Одно дело восхищенные взгляды в Хогвартсе, а другое дело… постель. Мы поругались. Я кричал на него, что это оскорбление Джеймса, это ненормально… А он напомнил мне, что я оборотень и тоже в некотором роде ненормальный, - Люпин вздохнул. – По-своему он был прав. Джеймс ничего не знал об этом. Парни-магглы, которых выбирал Петтигрю, были геи, то есть ничем непривычным для себя не занимались. А он получал удовольствие, не ущемляя ничьих интересов. Петтигрю кричал мне, что любит Джеймса и ничего не может с этим поделать. Поскольку Джеймс с Лили, то он, Петтигрю, тоже хочет быть счастливым, пусть даже так. Что я мог ему сказать? Где он был не прав? В конце концов, я мечтал о Лили и был счастлив, просто видеть её, слышать, разговаривать с ней и держать на руках тебя, её сына. Единственное, о чем я напомнил Петтигрю, что он разрушает свою энергетику и очень вредит себе, имея связь с мужчинами. Естественно, он ответил мне, что плевать хотел на всю эту чушь.
– Если он испытывал такое к отцу, - медленно выговорил Гарри, - то почему предал его? Подлая похотливая тварь!
– Я не знаю… Вернее, считаю по-прежнему, что Волдеморт что-то пообещал ему, если он предаст свою любовь, пусть даже такую неправильную и порочную. Возможно, это была власть при новом правительстве или деньги, или… что-то ещё… я не знаю. Гарри. Но зато знаю точно, за что он подставил Сириуса Блека.