— А если даже и так? Что это меняет?
— Наверное, ничего, — согласился он. — То есть в отношении проклятия, мы о нем говорим. Ну и чем все закончилось?
— Морвацкая свита убралась из трактира. У Ледошки случились спазмы, потом она, полуголая, собралась было бежать за королевичем, потом, когда ее вернули, так взбесилась, что схватила топор и на целую зиму нарубила дров, чтобы хоть как-то злость разрядить. И снова — в рев. Дескать, мерзавец, попользовал ее и бросил, а еще и осрамил, потому что перед тем, как в мойню идти, она девушкой была что надо. Бельничане особенно-то девку не слушали, так как, во-первых, у них головы разламывались с похмелья, а во-вторых, потому что те, которые скорее в себя пришли, бросились седлать лошадей, чтобы с сообщением мчаться в столицу или с предупреждением к фортам, в основном к самым стратегически важным, у Душного Здроя. Потому что справедливо полагали, что Претокар, отмывая позор, в тот же день прихватит один-два гарнизона и сметет с лица земли какой-нибудь бельницкий опорный пункт. За своевременно пришедшее предостережение информатору мог достаться солидный куш, а фортов и объектов для нападения хватало, так что «Невинка» мгновенно опустела. Но два рыцаря, хуже других переносивших выпивку, и одна пожилая придворная дама подчинились натиску княжны и согласились идти в мойню, изучать следы и выяснять истину.
— То есть рассматривать дыру, проделанную королевичем? — уточнил Збрхл. — И жердь, которой дверь подперли?
— Сам ты жердь, медвежонок. Следы невинности своей госпожи, а не ее мужского духа. Эти-то у них уже были: княжна весь двор усеяла поленьями. А Ледошка, хоть красная была и потела так, что с нее капало, с топором в руках отгоняла бедняг от пахты и соленых огурцов. Что, кстати сказать, было ошибкой. Ибо мало того что вся троица была необъективной, бельницкой, а также весьма несвежей после попойки, так еще и показания были вроде бы вынужденными. Взбешенная девка с топором бывает покрепче кварты водки: многое можно увидеть из того, что в реальном мире не существует. Поэтому никто особенно не возмутился, когда одна из трех свидетелей показала, что середина верхней доски в мойне испачкана девичьей кровью, немного уже размытой паром.
— Одна из трех? — Ленда не скрывала разочарования.
Петунка было усмехнулась, но глянула на магуна, и торжествующий блеск в ее глазах тут же угас.
— Ну, по правде-то, придворная дама, хоть и числилась на должности старшей инструкторши художественной вышивки, слепой была, как крот, и только благодаря протекции получила такое место. А из рыцарей тот, что был малость потрезвее, споткнулся и хряпнулся носом в самое ключевое место, залив его собственной кровью и бокалом вина. Так что от следов, даже если б они действительно были, ничего не осталось.
Ленда нахмурила брови.
— Погоди… Ты говоришь, середина верхней доски? — Дебрен, рассеянно поигрывающий чернильницей, замер. — А это не там ли, где Эктоплазма появилась, Дебрен?
Чародей молчал. Он мог только делать вид, что его окаменевшее лицо — это лицо погруженного в глубокое раздумье спеца.
— Что еще за эктоплазма? — поморщился Збрхл.
— Астральная субстанция, выделяемая медиумом во время сеанса. В данном случае — мною. Правда, Дебрен? Не иначе, между пальцами просочилась или как… Я в магии не разбираюсь, но, пожалуй, не случайно, что именно в этом месте… А, Дебрен?
К счастью, они были не одни.
— Не случайно, — выручила магуна Петунка. — Центр человека окажется рядом с центром доски, если он ляжет. Я часто моюсь в таком положении и по собственному опыту знаю, что все вполне прозаично. Доска выгибается, как это свойственно доскам. Посередине особенно. А жидкие субстанции, и астральные, и обычные, как правило, стремятся стекать вниз. Поэтому твоя эктоплазма оказалась там, где двумя веками раньше располагался зад Ледошки.
— Вернемся к теме, — буркнул Дебрен.
— Ну да… Итак, снова началась война, правда, ограниченная, потому что у обеих сторон осложнились проблемы наследования. У нас Гаррол начал распространять слухи, что, мол, правда, его брат нарвался на паршивку, но уже после тайного венчания с ней, так что, во-первых, он рогат, как олень, а во-вторых, не исполнил отцовского условия и лучше пусть приобретет себе пасту для полировки рогов, а не для чистки короны. По другую сторону холмов, в Бельнице, сторонники Яровида поцапались с партией Дормы Лисицы и пытались бездарную мать отправить в монастырь. В результате вспыхнула небольшая гражданская война, о которой сегодня никто не помнит и…
— Мы, Збрхлы, помним, — несколько патетическим тоном прервал ее ротмистр. — Потому что в ней погиб наш знаменитый предок Збрхл Кургузый, служа регентше Дорме. А конкретно — командуя полуколонной таранов в составе трех таранов, сорока мужиков, двадцати лошадей и телег. В ходе уличных боев за пригород Бельницы эта полуколонна помогла силам регентши, но в конце концов яровидцы взяли верх, и мой предок прикрывал отходящие войска. Саму Дорму, кажется, от стрел прикрыл, хотя уже был дважды ранен — в лоб и в зад. Прежде чем кто-нибудь скажет что-нибудь глупое, — он многозначительно глянул на Ленду, — поясняю, что вторую рану предок мой заработал отнюдь не во время бегства. Совсем наоборот: подавая хороший пример и увлекая за собой чересчур трусливую бельницкую пехоту. Какой-то лучник-портач послал стрелу слишком низко. Однако у Яровида были лучники получше, и вскоре Збрхл Кургузый героически погиб, прикрывая собственной грудью регентшу.
— Аминь, — завершила Петунка. — Так бывает с теми, кто с бельничанами связывается, даже если и за достойную плату. Что же касается проклятия, то через несколько месяцев королевич вернулся во главе армии, каменщиков и мага — одного, зато весьма могущественного. По имени Мешторгазий.
— Мешторгазий? — вздрогнул Дебрен. — Смойеедец?
— Ты о нем слышал?
— Так это ж классик! Один из первых чародеев, получивший звание магуна! Он… — Дебрен осекся, нахмурился, обвел взглядом комнату, словно видел ее впервые. — Это… его работа?
— Его. — Петунка тоже нахмурилась. — Говоришь, классик? И магун? Ну так, вероятно, на этом мы и закончим? — Все, кроме Дебрена, удивленно посмотрели на нее. — Думаю, ты не захочешь ставить палки в колеса коллеге по цеху и вдобавок классику? Хе, глупый вопрос. Потому как — чего бы ради? Чтобы вернуть блеск третьеразрядному трактиру? Надо быть идиотом, чтобы поставить в один ряд мэтра Мешторгазия и какой-то захудалый кабак. Правда?
— Прав… — Йежин проявил сообразительность и не договорил.
— Мешторгазий, — заявил слегка задетый Дебрен, — получил задание и выполнил его. Наша профессия ничем не отличается от других: либо берешься выполнять задание, либо подыхаешь с голоду. Конечно, цеховой кодекс накладывает на магуна множество ограничений и запрещает мэтру состязаться чарами с другим. Но, во-первых, Мешторгазий давно погиб смертью мага, проводя неудачный эксперимент, а во-вторых, здесь ставка — человеческая жизнь. Если заклинание, наложенное одним магуном, угрожает людям, то другой магун не только может, но и должен противодействовать злу. Ежели, конечно, речь идет не о политике, религии либо военном деле. Эти проблемы регулируются особыми предписаниями, а по правде говоря, это принцип ДП.
— То есть? — заинтересовалась Ленда.
— Держись подальше. Но здесь, пожалуй, не тот случай.
— Я бы не сказала. Претокар был королевичем, Ледошка — племянницей владыки, дочерью регентши и родоначальницей правящей в настоящее время династии. Правда, прошло два столетия, но в политике два столетия порой не так уж много.
— Для магии — много. Отвечаю на твое замечание, Петунка: я по-прежнему намерен тебе помогать. Только боюсь, проблема усложнилась. Мешторгазий стал классиком не по знакомству. Его сочетание белой и черной магии до сих пор шокирует знатоков. Но продолжай. Претокар с армией, каменщиками и чародеем заехал в трактир. И что потом?
— В трактир-то он заехал с небольшой свитой и группой Мешторгазия. Каменщики направились туда, где сейчас стоит мост, а армия — к Грабогорке, так что на месте остался только обоз с бочками, придворные королевича и карета. А в карете — русалка.
— Русалка? Та?..
— Жена как бы. Она любила Претокара, поэтому они снова сошлись. Только она сильно хворала. Кажется, он разбил ей сердце своей неверностью.
— Зачем он ее привез? — заинтересовалась Ленда. — Хотел причинить зло очередной женщине в том же самом месте? Это вошло у него в привычку?
— Перестань ехидничать, дорогая. Привез, потому что всюду с собой возил. Одни говорят, что она его околдовала, а другие — что забеременела. Истины нам не узнать, но факт остается фактом: до конца жизни он держал ее при себе. Ее жизни — вскоре после посещения трактира она умерла из-за разбитого по вине Ледошки сердца.
— Ледошки? Но ведь Ледошка ее в глаза…
— Милые дамы, — вступил Дебрен. — Мы сидим здесь не для того, чтобы обсуждать исторические или, что еще хуже, моральные проблемы. Давайте придерживаться конкретных тем. Ощутимых. Чар, магии и заклинаний.
— Верно, — согласилась Петунка. — Из конкретных-то я еще не сказала, что перед королевичем сюда заявилась бельницкая разведка. Пешая. Дюжина мужиков из разведывательной, то есть почти специальной роты. Короче говоря, одни рубаки. Позволили застать себя врасплох подъехавшим морвакам, однако в панику не бросились, а вот в курятник — да. Предварительно прихватив люльку с дочкой Петунелы. Вроде бы никто никому ничем не угрожал, но что подумала мать, полагаю, очевидно.
Брошенный в сторону Ленды вызывающий взгляд остался без ответа. Девушка поглаживала головку попугая, избегая встречаться глазами с трактирщицей. Выглядела она пришибленной. До такой степени, что Дебрен нарушил собственный принцип.
— Где стояла люлька? — спросил он по-деловому.
— Люлька-то? Ну… под деревом, как всякая люлька. А какое это имеет значение?
— Не исключено, что она оказалась на линии обстрела. Правда, разведротовцы мечами работают отлично, но главное их оружие — луки. В этом они особенно сильны. А если в доме забаррикадировались бельничане, то уж без плотного обстрела обойтись невозможно. Насколько я знаю жизнь, атакующие тоже не стояли бы столбом, а наверняка из-за заслонов били. Да и люлька недурной заслон дает. Так что, не защищая вслепую чести разведчиков, я не стал бы так же вслепую их обвинять. Вполне возможно, что кто-то из них пожалел ребенка.
Ему самому сделалось жарко. От изумленного взгляда Ленды. Взгляд был… был какой-то такой…
— А ведь не исключено, — неожиданно поддержал его Збрхл. — В разведке служат самые лучшие, трезво мыслящие воины, знающие, что если возможно, то лучше всегда перед боем гражданских выгнать, а особенно баб и детвору. Потому что они только порядок нарушают и становятся причиной большего расхода боеприпасов.
— Плевать я хотела на то, что думали эти бельницкие разбойники, — зло проговорила Петунка. — Важно, что Петунела перепугалась насмерть. И слова не сказала, когда сразу после этого во двор въехала карета королевича. Стоит бледная, в полуобморочном состоянии, колени дрожат, а тут из кареты выскакивает Претокар и шасть на нее с криком. «Десять оскорблений, — выкрикивает, — я получил здесь, двуличная баба! Даже вельможа всего за одно лишается головы, а ты, простолюдинка, повинна в десяти! Еще благодари, что я этим вот мечом тебя со всем твоим родом не изрублю!» И тут же — прыг на карету. Мечом указывает, так его понесло. За всем этим русалка наблюдала из кареты. А бельничане — из курятника. Ну а когда клинок сверкнул, кто-то из них не сдержался и выстрелил. Не иначе как подумал, что Претокар приказывает на штурм идти.
— Возможно, — покивал Збрхл. — Бельничане — народ мягкий, даже те, что в спецотрядах служат. Нервы у них запросто сдают. Когда мой дед, будучи на службе у Аммы Половчанки, боролся с демократией, то его именно из-за такой несдержанности бельницкие феодалисты в лоб подстрелили. Причем, холера, из арбалета. Они в засаде стояли, у дороги, демокрухов поджидали. Но демокрухи, как всегда, с утра митинговать принялись — вместо того чтобы в поход двинуться, ну и у этих засадников нервы не выдержали. Тогда дед подбежал к изгибу тракта, чтобы проверить, не идут ли уж наконец демухи. А когда возвращался, то его кретины, свои, значит, феодалисты, взяли и обстреляли. Хорошо, что шлем у него был крепкий, и болт его только оглушил. Но все равно несчастье случилось, потому что он на несколько бусинок сознание потерял, а когда очнулся и встал, тут стрела ему в зад и угодила. Демократская. Потому что наконец-то голодранцы появились.
— Амма Половчанка? Мать Гвадрика Частокола, властелина из Бельницы? Та, что рекорд династии побила, родив сына на одиннадцатом году жизни? Поздравляю, Збрхл! Прекрасно твои предки себе начальство подбирали!
— А что? Есть с чем поздравлять! Потому как Кургузый погиб, поддерживая гражданскую войну, то есть, по существу, служа морвацким интересам. А дедуля еще почетнее пал, потому как бился против той синей заразы, которая пыталась нарушить естественный порядок. То бишь — демократии. Не имеет значения, что он именно Амму мечом поддерживал. Главное — за какое дело боролся. А дело было самое святое из святых, возможно, даже важнее разгрома теммозан. Надо было отложить в сторону давние свары, когда призрак демократии через Виплан надвигался.
— Так дедушка погиб? — сочувственно спросила Ленда.
— Ага. Погиб. И как знать, не напрасно ли. Ту засаду феодалисты устроили, чтобы оборонять добродетель своей малолетней госпожи, то есть Аммы, которую в то время все называли Амулей, а то и Амкой, потому как она была девчонкой совсем. В Бельнице демократия еще не очень окрепла, феодалов не обезглавили, как там, в Совро, а сидели они интернированные по маленьким замкам и только и глядели, не идет ли палач. Когда Амме исполнилось десять лет, то и ее занесли в список опасных врагов демократии, и разошелся слух, что демушники собираются выкинуть с девочкой какой-то паскудный номер. Не то чтобы жизни лишить, скорее наоборот.