— Ага. — Збрхл глянул на дыру в потолке. — Значит, мост защищать они из-за вала собирались? Ну, ничего не скажу, довольно профессионально. Головной дозор на свой берег пропустить, тылы, скопившиеся на мосту, с флангов обстреливать. Неглупо. Хоть, командуя крестьянами, я бы так рисковать не стал…
— План баталии выглядел немного иначе, — прервала его Петунка с мертвенной улыбкой. — Вначале предполагался поединок.
— Не понял?
— Цедрих надумал вызвать Гвадрика и прикончить его посредине пролета. В результате бельницкая армия, феодальная, а значит, лишенная высших идеалов, в панике разбежится. Потому что без хозяина, интересы которого предстояло защищать, ей не за что будет драться…
— Дерьмо и вонь! — выругался Збрхл. — Вот какой мякиной набили демократы беззащитные детские головы. Разумный, казалось бы, парень, потому как одной с тобой крови, а такое дурное мышление… Ты не могла ему объяснить, что…
— Я себя что-то плохо чувствовала. Ослабела немного… — Она заметно покраснела, и Дебрен подумал, что, возможно, не только болезнь тогда удержала ее от того, чтобы воззвать к разуму брата. В конце концов, она была старше, на несколько лет дольше впитывала демократическую пропаганду. — Слишком поздно на мост собралась. Не знала, что он намерен Гвадрика на бой вызвать. Мне он сказал, что попытается пристрелить князя из-за бруствера. Даже раздумывал, не будет ли слишком далеко, если из кудабейки.
— Любительщина, — вздохнул Збрхл, покачивая головой.
— Теперь-то я это понимаю. Но тогда план вовсе не показался мне глупым. Первоначальный, значит.
— Разрушение моста? — уточнила Ленда.
— Нет. Убийство Гвадрика, когда тот во главе армии галопом ворвется на мост.
— Князь, галопирующий во главе армии на мосту?! — Збрхл аж схватился за голову. — Сколько же вам в то время было лет?! По шесть?! Нет, что я говорю… Моя средняя в шесть из школы с грохотом вылетела!
— Это аргумент? — переспросил Дебрен.
— А как же! Ее выгнали за рисунок. Училка, чтобы памятную годовщину отметить, велела ребятишкам нарисовать громкую победу Претокара Великого под Черной Горой. Моей девчоночке кол влепила за то, что на ее картинке короля из-за спин гвардейцев не было видно, а сами гвардейцы едва-едва кончики копий из-за обоза и пехоты высовывали. Впрочем, и пехоты было почти не видно, потому что Дагмарочка всюду в основном пыль намалевала, всю коричневую краску истратила и половину желтой.
— Неудивительно, что кол заработала, — пожала плечами Ленда. — Я глазами воображения вижу это произведение. И не стану говорить, с чем оно у меня, учитывая колористику, ассоциируется, а то еще меня тут кто-нибудь в антиморвацкости обвинит и… хм-м-м… поливании дерьмом национальных святынь.
— Замолчи, коза дурная. Картина отличалась реализмом и знанием дела. На что Дагмушка вежливо обратила внимание училки. В тот день наши отряды именно в таком строю стояли, за что знатоки очень хвалят Претокара. Да и пыль, поднятая искусством наших магов, немало помогла в победе. Однако училка запретила ей, соплячке, дерзить и сказала, что она оскорбляет величество, помещая короля сзади, откуда он может видеть не битву, а в лучшем случае конские яблоки. На что Дагмушка храбро возразила, что короли и прочие владыки к виду дерьма привычны, поскольку ежедневно в нем копаются, так как искусство правления чистым не назовешь. И что по-настоящему оскорбить величество можно, изобразив Претокара кретином, мчащимся в атаку во главе войска.
— Вот паршивка, — покачала головой Ленда, улыбаясь себе под нос.
— В конце концов разругались они жутко, потому что Дагмушка хоть была девочкой тихой и скромной, но очень меня любит и терпеть не может, когда кто-нибудь при ней подрывает авторитет отцов. А училка подорвала, утверждая, что битвы выглядят совсем не так, как говорю я, о чем ей хорошо известно, ибо она изучала классическую живопись в самой дефольской Гаге. На это моя девчоночка, цитируя отца, сообщила, что с военной точки зрения классические картины не стоят тех досок, на которых их малюют. За что получила второй кол и вылетела за дверь.
— Тебе надо жениться, мишенька, — мягко и грустно улыбнулась Петунка. — Девочкам нужна женская рука хотя бы для того, чтобы они такими задиристыми не выросли.
Збрхл бросил на нее странный, вроде бы рассеянный взгляд.
— Ты так думаешь?
— Детям оба родителя необходимы. Как человеку две ноги, чтобы прямо по жизни идти. Если б у нас с Цедрихом отец был… я не говорю, что обязательно родной… но если б вообще мужчина в доме был, вероятно, тот бой на мосту по-иному б сложился. Но нас воспитала женщина темная в военных делах, как та учительша. Мы свято верили, что война выглядит так, как ее на картинах рисуют. Что вождь мчится в атаку первым, в серебристых латах, возможно, даже в короне вместо шлема, а армия бежит следом. И что самые консервативные князья готовы по древнему обычаю перед боем поднять перчатку вражеского вождя и выйти с ним один на один, чтобы не проливать попусту кровь своих солдат. Мы именно на этом весь свой план построили, — горько добавила она.
— Не занимайтесь самобичеванием, — буркнул Дебрен. — Поумнее тебя люди на ошибочной ворожбе обжигались. К тому же и сама идея была не совсем бессмысленной. Вспомни, когда это происходило. Первый год свободы, феодализм надо заново возводить, от основ, после семидесяти лет демократии. Владыки, даже из древних родов, весь опыт растеряли. И — не будем себя обманывать — демократизовались, как все остальное. Я помню, как это выглядело. Порой смешно. В Старогуцке король не то что в бой — даже в отхожее место в короне ходил, так как полагал, что именно так и следует. С придворным церемониалом большинство было знакомо по дедушкиным россказням или по восточным романам — более серьезной литературы цензура не пропускала. Многие годы рыцари шиковали, нося с рейтузами белые портянки, к тому же так, чтобы конец портянки обязательно из голенища выступал, а то и вообще болтался. Из-за отсутствия современных образчиков обращались к еще ранневековым, потому что, по правде-то говоря, Запад из ранневековья прямо в демократию сиганул. Поэтому не так уж глупо было ожидать от новоявленного князя, что он напялит на голову корону и помчится в бой впереди своего войска. Некоторым и сегодня кажется, что феодальные схватки ведутся именно так.
— Благодарю, Дебрен, — Столь длинное повествование вполне заслужило улыбку Петунки, хоть и грустную. — Заниматься самобичеванием я не стану, но тогда из-за глупой бабьей легкомысленности я потеряла брата. Если б чуточку раньше на мост успела… Но, дурная корова, я начала переодеваться. Ну как же, к народу идешь, к тому же такому многочисленному, нельзя выглядеть неряшливо. И опоздала. Когда я к укреплениям подбежала, Цедрих уже на мост вступал.
— Гвадрик поднял перчатку?
— Мы так думали. Бельницкий авангард стоял еще под Осыпанцем, герольд, которого Цедрих послал, живым вернулся и без перчатки… Если б я успела, я б остановила его, но он был один, поэтому взял кудабейку и пошел.
— С кудабейкой на князя? — поморщилась Ленда. — Как же он все это себе представлял? Что они стреляться станут? Так Гвадрик опозорился бы на века! Известно, как выглядят поединки: двое мужчин встречаются, вооружившись мечами, чарами, а то и просто без оружия. Но стрельба? Ну что можно таким манером доказать? Самое большее, что ты лучше стреляешь. В таком бою героя может убить любой сопляк. Или баба. Никогда не слышала о более дурацком способе решения споров. Даже знаменитый Бобин Чапа, когда хотел доказать, что в рейтузах у него то, что надо, хватался за дубинку или за меч, но не за лук.
— Пожалуй, да, — согласилась Петунка. — Но та засранка ворожейка так у нас в головах все поперепутала… Ну и вызов предполагал любое оружие. Дерется кто чем хочет. Не забывай, речь шла не о классическом поединке, а о вступлении к правильному международному бою. А в боях можно бить врага чем угодно.
— Ну, рассматривая с этой стороны… И что, Гвадрик вышел на бой?
— Нет, — тихо сказала хозяйка. — Герольд, простой кмет, тоже дело испоганил. Ихнего вождя вызвал от имени Цедриха, жутко заикаясь и путаясь, и из-за этого волнения не очень хорошо запомнил, что ему бельничане ответили. Понял сам, а вслед за ним и Цедрих, что Гвадрик вызов принимает, однако независимо от результата поединка наступление не прекратит. Ну и когда с той стороны рыцарь в латах направился к мосту, двинулся и мой брат.
Она замолчала и устремила взгляд в пустоту. В далекое прошлое, которое для Петунки никогда не могло стать слишком далеким.
— Это был не князь, — сказала Ленда.
Трактирщица вздрогнула, с трудом улыбнулась.
— Верно. Герольд вызвал вождя, не назвав, кажется, имени князя, ну так на мост помчался вождь. Офицер, командовавший ротой разведчиков. И, кстати, в легком панцире, прикрывавшем не все тело, как это бывает у разведчиков, но Цедрих в любом случае не справился бы. Он выстрелил, а тому хоть бы хны, только быстрее погалопировал. Столкнулись они на середине моста, но поскольку Цедрих был не на коне… — Петунка ненадолго замолчала. — Из-за этой чертовой ворожейки он даже не очень сопротивлялся. Не мог поверить, что… Ну и в фехтовании тоже не силен был, а тот, конный, профессионал из элитного подразделения… Мы и оглянуться не успели, как он Цедриха рукоятью оглушил, перекинул через луку седла и увез на северный берег.
— Живого? — Збрхл гневно нахмурил брови. — А вы на бруствере торчали и глазели, ничего не предпринимая?
— Это была сборная компания, медвежонок. Простые крестьяне. Да и не так должен был бой выглядеть. Когда мы неожиданно лишились вождя, то даже самые храбрые поглупели. Я сама… Ведь это же был мой брат, я его любила, жизнь бы за него отдала. А я стояла и глазами хлопала. Как только пришла в себя, выхватила у кого-то вилы, но тот разведчик уже коня разворачивал. Догнать его шансов не было. И тем более мне, только что прибежавшей через сугробы из трактира. Я так запыхалась, что посреди моста растянулась бельничанам на посмешище. И долго подняться не могла. — Она тяжело вздохнула. — У них были лучники, но никто стрелы не выпустил. И когда пехота двинулась, то тоже никто… Да и неудивительно. Баба, течет из нее все, что только можно: слезы, сопли, кровь… Лежала я там, плакала, сама не знаю, от стыда ли, от злости, а они попросту мимо пробегали, и никто ни алебардой, ни пикой не угостил. Только один вилы у меня вырвал и с моста сбросил.
— По нашу сторону гор, — тихо сказала Ленда, — женщин уважают.
— Мужики и бусинки не выстояли, — продолжала Петунка. — Когда Цедрих пал, началась паника, и, по правде-то, те, что дрались на бруствере, сопротивлялись только потому, что в этой неразберихе сбежать не могли. Тесно там было, перед мостом.
— При такой позиции, — болезненно простонал Збрхл, — хорошая рота могла бы целую армию задержать. Не навсегда, конечно, но на клепсидру-другую…
— Цедрих задержал. До следующего утра.
— Э? Как это — задержал? Ты же говорила…
— Мост вмешался? — спросил наугад Дебрен.
— Мост и не шевельнулся… ну, тем, чем шевелят заколдованные мосты. Но Румперку мы уберегли. Цедрих и я. Вдвоем. Ну, может, вместе с той засраной ворожейкой. — Она улыбнулась, на этот раз насмешливо. — Троица дурней, возможно, демократию в Морваке свергла. У нас ведь здесь по-прежнему демократы у власти были. Нападение Гвадрика сдержала одна из декабрьских метелей, о которых я уже говорила, а прежде всего — смерть Доморца. Впрочем, впоследствии самые умные комментаторы утверждали, что вообще-то Гвадрик и до пограничных холмов армию б не довел, если б его в большую политику не впутали. Потому что, по правде, вождь он был никакой, княжество очень маленькое, бедное, а он, кажется, с собой в поход трон прихватил, чтобы какой другой претендент не увел. А в Бельнице, вроде бы уже свободной и феодальной, по-прежнему совройский контингент стоял. И, представьте себе, вместо того, чтобы братских демократов из Правда поддержать или хотя бы город в отсутствие князя ограбить, совройцы пообещали Гвадрику княжество посторожить.
— В то время демократия в Совро тоже уже рушилась, — напомнил Дебрен.
— Но еще не рухнула. И, пожалуй, правы те, кто утверждает, будто демократический интернационал специально Гвадрика в Морвак впустил. Потому что Морвак создавал угрозу извне, а ничто так не сплачивает власть, как совместное вторжение. Правительство Правла могло призвать народ к лояльности и приверженности проверенным структурам, которые одни лишь в состоянии защитить родину. Агитировать, что распрекрасный феодализм вместо благосостояния и телеги каждому несет войну и уничтожение. Потому что если б Гвадриков план удался и Румперка пала, началась бы война. Причем, возможно, общеконтинентальная — в Румперке ведь тоже небольшой совройский гарнизончик стоял. На ход штурма и обороны он никак бы не повлиял, а вот на большую политику — да. Стоило только эти несколько дюжин кнехтов перебить, и Совройский Союз получил бы предлог для вторжения.
— Союз не напал на Восток за время своего семидесятилетнего существования, — скептически поморщился Дебрен. — Хотя порой почти уравнивался с ним по могуществу. Не думаю, чтобы из-за какого-то, простите за откровенность, третьеразрядного городишки он решился бы на войну. Причем уже перед своим распадом, когда собственные провинции одна за другой отказывали ему в повиновении.
— Пожалуй, да, — согласился Збрхл. — Но с другой стороны, именно поэтому-то и мог бы решиться. Сравнивая это с нашей ситуацией, у него, как и у грифона, сидел шлем в кишках, и терять ему было нечего. Я только не очень понимаю, чего ради мы на большую политику съехали.
— А того ради, что Цедрих, — объяснила Петунка, — Гвадрика на той стороне моста до утра продержал. В Румперку подоспели подкрепления, и Гвадрик, не рискуя начинать штурм, повернул обратно. Сразу после этого демократическое правительство в Правле ушло в отставку, и мы стали свободным королевством. Конечно, доказать это невозможно, но если б не те несколько клепсидр, впустую потерянных Гвадриком у моста, возможно, бельницкая армия изменила бы историю мира. — Она озабоченно улыбнулась. — Скорее всего, конечно, нет, но мне хочется в это верить. По крайней мере смерть Цедриха приобретает в таком свете какой-то смысл.
— Как знать, — серьезно проговорила Ленда. — Может, ты и права. Говорят, экономика и исторические процессы решают судьбы народов, но мне кажется, это немного похоже на корабль. На него действуют могучие силы: с одной стороны — волна, тысячи локтей парусов, с другой — до двухсот гребцов, с третьей — руль с дюжиной блоков, порой чары… И все эти гигантские силы уравновешиваются, позволяя выдерживать курс, а тут вдруг тощенький, малюсенький корабельный мальчишка случайно пережжет свечой рулевой линь, и галера, словно от пинка под зад, поплывет совсем в другую сторону.
— Почему именно галера? — заинтересовался Збрхл без сколько-нибудь видимых причин, но Ленда слегка покраснела и отвела глаза так, чтобы не встречаться взглядом с Дебреном.