-- Это сон, Митяй, да? -- сказал он.
-- Сон, -- сказал я. -- Это не сон, пап. Если бы это был сон.
13
-- Ей сорок лет, -- сказал я папе.
-- Кому? Пилли?! Этой... этой девушке -- сорок?
-- Да, они живут до двухсот, -- сказал я. -- Как боги.
Тут-то она и позвонила, причем сигнал шел сразу на три аппарата: на основной, домашний, и два маленьких коммуникатора, которые оставил нам Орик.
-- Говорит уль Дмитрий, -- важно сказал я.
-- Это Пилли. Митя! Удобно мне подняться к вам?
-- Пулей! -- сказал я. -- В темпе.
-- Что?
-- Как можно быстрее. Мы ждем вас.
Через минуту она была с нами. В другом уже платье, не цветастом в обтяжку, а более скромном, однотонном, с рукавами, как крылья у геллов. Боже, какая у нее была улыбка! Это еще нужно было себя уговаривать, что она -- физик.
-- Я поняла, почему должна подняться мигом, -- сказала она. -- Вы, конечно, голодны?
Папа пошел на провокацию:
-- Как бедные моро, Пилли.
-- Да, как бедные моро.
-- А почему они голодны?
-- Все зависит от того, хороша ли охота. А она несколько ограничена правительством. Простите. Ужин! -- Она исчезла и быстро вернулась. -- Не умирайте!
-- Ваши рукава, как крылья у геллов, -- сказал я.
Она внимательно посмотрела на меня, изучающе:
-- Вы были в городе? В подземном Тарнфиле? А?
-- Да нет, -- сказал папа. -- Просто мы сели в нашу машину и покатались над Тарнфилом. Ну и покалякали с геллами.
-- Я вам не верю, -- ехидно, но очень мило произнесла Пилли.
-- И правильно делаете, -- сказал папа.
-- Вот уж не думала, что земляне такие врунишки, -- сказала Пилли. -Как вам геллы? Или гелл? Или гелла?
-- Как? -- сказал папа. -- Это просто в голове не укладывается -- вот как. На Земле этого нет. Мы с такой же завистью смотрим на птиц на Земле, как вы, бескрылые политоры, -- на геллов. Теперь-то я понимаю, почему вы отказались от колесного транспорта, а все летаете, хоть и в метре от земли: глядите, мол, геллы, мы тоже не лыком шиты. Летаем!
-- Не ехидничайте, -- сказала Пилли.
-- Здесь, знаете ли, не до ехидства, -- сказал папа, глядя на Пилли, и она сразу же очень серьезно поглядела на него.
-- Да, вы правы, -- сказала она. -- Но их судьба вроде в надежных руках, и те, кому хотелось бы до этих рук дотянуться...
-- И ударить по ним... -- сказал папа, -- и освободить...
-- Вряд ли сумеют дотянуться, -- продолжила Пилли грустно, поняв, что каким-то образом мы уже успели узнать о наличии поля для геллов.
-- Вероятно, и планирование, как политорское увлечение, -- тоже вид неполноценности, желание не отстать от геллов.
-- Возможно, -- сказала Пилли. -- Хотя это приятно само по себе. У меня высший разряд -- я знаю, что говорю.
-- Геллы умны, -- сказал папа. -- Я уверен, не стань они геллами-изгоями, а политорами-геллами, они бы благородно "не ощущали" своего превосходства.
-- Ну да. А политоры еще больше страдали бы комплексами.
-- Похоже, -- сказал папа.
-- К вашему сведению, -- снова мило ехидничая, сказала Пилли, -- очень многие политоры с радостью смирились бы с этой разницей и даже...
-- Понимаю, -- сказал папа. -- Но на них есть Горгонерр.
-- Не мучайте меня, -- сказала Пилли, устало опуская ресницы. -- Это тяжелая тема. У полноценного разума отняли больше половины эмоций.
-- Вам нравятся моро? -- спросил папа.
-- Нравятся. И очень. Очень.
-- Кстати, земляне и моро ближе друг другу: наш предок -- обезьяна, а вы, Пилли, -- птица, хоть и не гелла.
-- Ах, вы об этом, -- Пилли улыбнулась. -- Да какое это имеет значение, если я -- птица и вы -- некая обезьяна легко общаемся с помощью этой вот штучки. Да и обезьян мы не видели, только слово слышали.
-- Но моро кажутся вам чем-то бесконечно от вас далеким, ведь речь идет о развитии, а не о происхождении.
-- Кое-кому плевать на развитие. Я одна из тех, кто может общаться с моро, не боясь их. Даже немного на их языке.
-- А как относятся к этому ваши родители? -- спросил папа.
-- Они погибли в космокатастрофе.
-- Простите, -- сказал папа.