Лично меня била невероятная нервная дрожь. Ещё бы, первое настоящее испытание! Ведь в составе армейцев практически сплошь звёзды и игроки сборной СССР. Даже в номинально самой слабой третьей тройке нападения в прошлом туре у них выходили на лёд Евгений Мишаков и Юрий Блинов.
— Что Иван, волнуешься? — Улыбнулся через силу капитан Лёша Мишин.
— Попугиваюсь немного, — признался я. — Как бы кого-нибудь не убить не разобравшись. Сидеть не хочется.
— Когда такие барышни сами в гости на ночь приезжают, никому сидеть не захочется, — грустно заметил Коля Свистухин. — Никакого сна от вас ночью не было.
— Выгружайся! — Скомандовал Игорь Чистовский, когда автобус медленно протиснулся к зданию «Лужниковского» дворца спорта.
Так с баулами и клюшками наперевес мы вошли во дворец со служебного входа и потопали по петляющим замысловатым коридорам. Неожиданно в небольшой рекреации я увидел Анатолия Владимировича Тарасова, который давал предматчевое интервью работнику радиостанции. Мужчина держал в руке выносной микрофон, подсоединённый к магнитофону, и задавал банальные вопросы:
— Как вы оцениваете своего сегодняшнего соперника?
— Команда «Торпедо» из Горького всегда соперник неуступчивый, — важно ответил Тарасов. — Боевитый, настоящие волжские бурлаки.
— А можно я добавлю? — Вмешался я, так как терпеть не мог, когда нас называли бурлаками.
— Интересно? — Улыбнулся радиожурналист.
— Как писал Максим Горький своему крестнику Зиновию, — начал я с умным видом. — «Едут с Волги бурлаки, суйте в жопу языки».
— Вы с ума сошли! — Отдёрнул микрофон журналист.
— Может быть, хватит называть нас бурлаками? — Уже серьезно сказал я. — Горький — это город мастеровых, кузнецов, инженеров, у нас работает элита отечественного автомобилестроения! А бурлак — это человек хоть и сильный, но небольшого ума. Я же не называю ЦСКА эскадроном пьяных «безбашенных» гусар.
— Что вы сказали молодой человек?! — Закипел с пол-оборота Тарасов.
— Хорошей игры, — кивнул я напоследок и поспешил в раздевалку.
— У нас в ЦСКА режим на первом месте! — Крикнул тренер армейцев радиожурналисту. — Так и запишите! Наглец!
Зато в раздевалке мне стало смешно и всё нервное напряжение куда-то улетучилось. И чёткая ясная мысль, что сегодня непременно победим, полностью завладела моим сознанием.
Но первый период мы начали плохо. Поддавила нас психологически армейская поддержка трибун, которая беспрерывно требовала шайбу, свистела и гнала своих любимцев в атаку. За первые пять минут мы не смогли организовать ни одного внятного контрдействия. Мои «пионеры» тоже сильно переволновались, открывались не туда, пасовали мимо. Да что говорить, даже наша первая пятёрка испугано жалась к своим воротам.
И лишь когда на шестой минуте тройка ЦСКА Михайлов — Петров — Котов, просто разметала в клочья наше оборонительное сочетание Свистухина, и Котов замкнул передачу Михайлова, накатила злость и многие что называется «проснулись».
— Вот так! — Радовался на своей скамейке запасных, громко покрикивая звонким голосом, Анатолий Тарасов. — Ещё забить! Атаковать! Темп! Темп!
— Борисыч, — я подозвал нашего начинающего тренера. — Лучших защитников Астафьева и Фёдорова давай передадим тройке Свистухина. Больно Михайлов с Петровым хороши. Лёша Мишин! А ты возьми себе Ушмакова и Мошкарова. Чуть что поддай им клюшкой по заднице, чтобы ворон не считали! Эй, пионерия, поехали на лёд!
— Так не ваша смена? — Растерялся Чистовский.
— Значит, Тарасову сюрприз будет! — Я перелетел через борт и покатил в центральный круг вбрасывания.
— На входе в зону атаки играем скрест, обязательно «замыкайте дальнюю штангу», — прикрыв рот рукой, сказал я Ковину и Скворцову.
— Доехать бы до этой зоны, — пробормотал Ковин.
— Ты мне ещё тут поплачь! — Я как бы ненароком показал кулак, и встал на точку.
Конечно, мои разговоры, что якобы мы сейчас удивим Тарасова, были элементарной бравадой. Чихал наставник ЦСКА на наши перестановки. Более того весь первый период в третьей тройке у него выходили совсем молодые и незнакомые мне ребята. Вот и сейчас напротив меня встал, какой-то Волчков.
Вбрасывание я выиграл легко, можно сказать играючи. Затем от Куликова получил обратный пас и пока меня не повязали по рукам и ногам в касание переправил шайбу направо на Ковина. Володя сделал обманный финт и выполнил рискованную передачу на левый борт. Скворцов завладел шайбой и ринулся параллельно синей линии ЦСКА. И тут полетел я, бортанув по ходу Волчкова, в открывающийся мне коридор по левому борту.
Пас от Скворцова, выезд на ударную позицию, замах, шлепок мимо ворот и мимо выкатившегося навстречу Третьяка. И шайба точнёхонько низом нашла крюк клюшки Вовки Ковина. В такой ситуации не промахнулся бы даже инвалид.
— Ох! — разочарованно вздохнули трибуны, ведь за воротами зажегся печальный для армейцев красный фонарь.
— Гол! — Заорала в наступившей тишине наша скамейка запасных.
— Блохин! Волченков! Мать вашу! — Перевесившись всем грузным телом через борт, крикнул Тарасов своим защитникам. — Куда, б…ь, смотрите, я вас спрашиваю?!
— Хороший тренер, звонкий, — улыбнулся я, подъехав к Игорю Чистовскому.
— Да, нам молодым до Анатолия Владимировича пока далеко, — заулыбался Игорь Борисович. — Кто следующий на лёд выходит? Ты же всё спутал.
— Если я спутал, я и распутаю, — пробормотал я. — Сейчас мы ещё раз отыграем, а дальше уже смотри по расписанию.
— Шайбу с подачи Ивана Тафгаева номер тридцать, забил Владимир Ковин номер двадцать второй, — без единой эмоции объявил диктор по стадиону, а на электронном табло высветилось: 1: 1.
На первый перерыв мы ушли, уже выигрывая 1: 2. Перед самым свистком Мишин, Федотов и Фролов здорово поймали в средней зоне несчастливое третье звено молодого москвича Волчкова, и затем в быстрой атаке классно разобрались с защитой. Мишин замахнулся, Третьяк выкатился, и уже пустые ворота поразил Федотов. Нужно было слышать, что выдал своим подопечным Анатолий Владимирович. Куда он их только не грозился послать, и на подводную лодку, а на границу с Монголией и даже на Чукотку охранять белых медведей.
В раздевалке же у нас царило полное благодушие. Ребята посмеивались, хвастаясь удачными моментами игры, при этом благополучно забывая про неудачные. Только один Виктор Коноваленко сидел мокрый, как только что из бани и молча смотрел в одну точку перед собой.
— Молодцы, — встал я, отпив половинку кружки горького чая. — Только сейчас Тарасов своих так эмоционально накрутит криками за Родину, за Сталина и за полёт Гагарина, что понесутся они как стадо разозлённых буйволов. В защиту не жаться! Ловить в средней зоне и сразу атака. И ещё. Я же сказал Третьяку не бросать прямыми бросками, даже если очень хочется. Свистухин, это тебя касается.
— Я только попробовать, — пробормотал он, тут же спрятавшись за спины партнёров по звену.
— Правильно, не надо давать ему почувствовать игру, — поддержал меня новый тренер вратарей Саша Котомкин. — Пусть Владик помучается, подёргается.
— И я почти уверен, — сказал Игорь Чистовский, — что во втором периоде Тарасов выпустит Мишакова и Блинова в третью тройку нападения. Лёша Мишин будьте внимательней, вам против них играть.
Всё о чём мы поговорили в перерыве, во втором периоде реализовалось наяву. ЦСКА из всех сил рвался к нашим воротам, а мы душили эти татки в средней зоне. Со стороны искушённых зрителей это выглядело омерзительно. Так как минут восемь на льду творилась неприятная глазу толкотня. Что Коноваленко, что Третьяк стояли без работы.
— Петров! В Чебаркуль отправлю! — Слышался звонкий голос Тарасова. — Тысяча людей на тебя, б…ь, смотрят, куда даешь? Харламов в Калинин захотел? Где твой дриблинг, мать твою?
Конечно, всё это было смешно, но и мы, изматываясь в этих бесконечных клещах и зацепах, тоже не могли нормально разыграть непослушную шайбу в атаке.
— Ничего, сейчас полегчает, — упал на скамейку запасных мокрый от пота Коля Свистухин.
— А если принять «пирамидона», то полегчает ещё раньше, — брякнул капитан команды Мишин, выходя на лёд со своими партнёрами.
— Да, Николай, не хочешь играть, не мучай клюшку, — добавил я, и вся команда дружно заржала.
— Ха-ха! — По театральному отреагировал на колкость Свистухин, и обиженно засопел.