— Булочками двигаем, булочками! — Хрипел я. — Что с тобой, Николай? — Спросил я тяжело дышавшего Колю Свистухина, который только что заменился.
— Устал что-то, — признался мне центрфорвард.
— Подожди, сейчас у главного спрошу, — я похлопал хоккеиста по плечу. — Тихоныч! — Гаркнул я главному тренеру. — Тут Свистухину расслабляющий эротический массаж нужен! У нас лимит по девочкам ещё остался?
— Чего, б…ь, ему нужно?! — Офанорел Прилепский.
— Девочки ему нужны, — подсказал кто-то с другого края скамейки запасных, и вся команда грохнула от смеха.
— Харе ржать! Смена! — Охладил я криком шутников. — Орлов, Соколовский, Женя Шигонцев очень нужно сделать вбрасывание в зоне атаки, — я тревожно посмотрел на табло, которое отобразило, что осталось всего две минуты до конца игры. — Выручайте мужики!
Время в спорте, сколько бы сам не играл, под конец встречи всегда бежит по-разному. Когда выигрываешь сам, то слишком медленно, а когда проигрываешь — слишком быстро. Вот и сейчас для меня секунды неслись со скоростью света. Вроде новая тройка нападения только что отвоевала шайбу, как уже тридцать секунд улетели в вечность навсегда. Вроде, только что ребята вошли в зону атаки и заставили вратаря «Химика» зафиксировать в ловушке непослушную шайбу, а уже до конца игры всего осталась одна минута.
— Коноваленко! Витя! — Я сунул два пальца в рот и свистнул что есть силы. — Давай сюда на скамейку.
— Зачем это? — Спросил вратарь, подъехав к бортику.
— Пульку в преферанс не с кем расписать, — махнул рукой я. — Сдайте Сергеичу козырей побольше. Мишин, Федотов, Фролов на лёд, защитники Астафьев, Федоров тоже пошли и… Свистухин Коля. Не посрами отец родной! — Я за шиворот буквально оторвал парня от скамейки. — Защита по воротам не щёлкаем, а делаем кистевой бросок, чтобы шайбу можно было подправить и затолкать.
— Ты чего развоевался? — Очнулся главный тренер, когда уже все шесть полевых игроков выкатились на вбрасывание. — Игра турнирного значения не имеет.
— Турнирного — нет, а принципиального — имеет, — хриплым голосом ответил я. — Ты, когда собираешься отрабатывать вариант игры с шестым полевым игроком?
— Не твоё дело, — отмахнулся Прилепский и посмотрел на лёд.
Саша Федотов удачно поборолся на вбрасывании и шайбой завладел наш защитник Юра Фёдоров. Пас на Астафьева, тот сделал ложный замах и дал дальше по левому борту на Мишина. Алексей хотел было вернуть обратно, но пас на синюю линии уже был перекрыт, поэтому он запустил шайбу по закруглению за воротами, где за неё пришлось повоевать Фролову. Ещё немного и воскресенцы перехватили бы чёрный заколдованный диск и шмальнули по нашим пустым воротам. Но в борьбу влез Коля Свистухин, который играл второго центрального нападающего и откинул шайбу опять защитнику Фёдорову.
— Да бросай ты, мать твой! — Не выдержал, стоящий у борта тренер Прилепский. — Время же идёт!
— Ложный замах и перевод налево! — Заорал почти тут же я, так как на нашего защитника уже выдвинулся нападающий «Химика».
И слава советскому спорту, Фёдоров сыграл по-умному. Замахнулся, дождался, когда соперник кинется под шайбу, показал, что отдаст налево другому защитнику Астафьеву, но вместо этого выкатился ещё на более удачную позицию и бросил по воротам. Однако вратарь воскресенцев отбил шайбу блином. А дальше я наблюдал всё как в замедленной киносъёмке. Чёрный капризный диск подскочил вверх, на него тут же бросились защитники «Химика» и наши нападающие, а он в этой толкотне опустился ровнёхонько чуть пониже спины Коли Свистухина и уже после отрикошетил в сетку ворот.
— Го-о-ол! — Заорали наши игроки.
— Товарищ судья, гол забит рукой! — Кинулись к судье хоккеисты «Химика».
— От жопы залетело, какая, б…ь, рука?! — Заблажил от бортика Прилепский. — Спроси кого угодно!
Судья секунд десять чесал затылок, и отталкивал от себя возмущённых несправедливостью слепой судьбы воскресенцев. Затем махнул рукой и показал на центр площадки. А это значит, спорить дальше было бесполезно, 3: 3. В последние пять секунд, которые остались до конца встречи зрители стоя устроили овацию обеим командам.
— Молодцы! Молодцы! — Скандировали трибуны.
Лично я, стёр рукавом, взмокшей на груди и подмышками, рубашки выступивший на лбу пот. «Вот и всё, пора прощаться с горьковским «Торпедо», — подумал я. — Неплохая команда, заводная. Кстати, заодно и «Крыльям советов» помог остаться на втором месте».
* * *
Уже впотьмах весёлые и уставшие почти всей командой мы возвращались в гостиницу. Парни много шутили про счастливую задницу Свистухина, а Николай, тоже посмеиваясь, всех шутников слал куда подальше. Тут от «Алмаза» до «Ленинграда» идти-то всего ничего, метров двести. Поэтому я, уже внутренне расслабившись, позабыл про оборотней в погонах и про уркаганов с ножичками, как вдруг из темноты выскочил мелкий шкет.
— Дядя, — дёрнул он меня за рукав. — Подойдите, пожалуйста, вас там зовут.
Я посмотрел, куда указал мне мальчик. Там, в тусклом свете уличного фонаря около ворот стадиона «Металлург» стояло четверо парней разной комплекции. Ни лиц, ни тем более намерений, с которыми они приглашали меня на беседу, разобрать было нельзя.
— С тобой пойти? — Спросил Леша Мишин.
— Пойдём, только чуть что не влезай, и ничего не говори, — кивнул я головой.
— И я с вами, — сунулся было Свистухин, но его я остановил:
— Ты Николай уже сегодня подвиг один совершил, не искушай судьбу дважды.
«В принципе, четверых бы я и один уработал, — мелькнуло в голове, когда мы с капитаном команды подходили к непонятным ребяткам. — Но эти, наверное, пришли не воевать, а поговорить. А разговор — это самое мудрое, что придумало человечество, чтобы разрешать казалось бы неразрешимые конфликты. Ведь только дураки сразу лезут в драку, которая в любой момент может закончиться плохо для всех сторон конфликта».
— Ты, что ль Тафгай? — Спросил меня невысокий, но коренастый парень, затушив на моих глазах сигаретку о свою ладонь и выбросив её куда-то на землю.
— Если быть точнее, то Гарольд Вильсон, но можно и Иван Иванович, — я украдкой бросил взгляд на руки этих типчиков. А то я-то от ножичка увернусь, а Мишин может и не успеть. И слава советской милиции, никаких колющих и режущих предметов я не обнаружил.
— Гарольд Вильсон, — криво усмехнулся коренастый. — За то, что ты поломал моих ребят, стоило, конечно, тебя порешить. Но Сват сам первым вытащил пику, поэтому конфликт считаю исчерпанным. На будущее лишь хочу предупредить не борзей. И не таким рога обламывали.
«Умно, — ухмыльнулся я про себя. — Этот неизвестный мне авторитет решил, проиграв в драке, сделать вид, что так бы победил, просто сам сегодня не захотел».
— Рога, значит, обломаете? А копыта? — Улыбнулся я. — Спокойно, — я заметил какое-то нездоровое движение среди спутников коренастого. — Когда это будущее наступит, тогда и будем решать, кому что делать. А теперь, бывайте граждане мазурики.
Я развернулся и, не дожидаясь дальнейших «тёрок», потащил Леху Мишина быстрее к команде и дальше в гостиницу. Устал я, однако, от Череповца. И мне сейчас очень сильно захотелось домой, в гости к девчонкам в общагу или в медпункт к Ольге Борисовне, в общем, туда, где легко и спокойно на душе.
Глава 5
«Лётчик высоко летает, и земли ничем не задевает», — примерно так поскрипывал фюзеляж отечественного самолёта АН-24-Б. В Череповец летели на биплане, АН-24, системы «кукурузник», а обратно в Горький благодарное за игру на турнире начальство расщедрилось на моноплан. Крейсерская скорость — 460 км в час. Дальность полёта до 2800 км. И самое главное — это наличие достижения цивилизации, то есть туалета в хвостовой части салона. А то хорошо, что на турнир добирались с дозаправкой в Ярославле, иначе мужики после пары литров слабоалкогольного пива не долетели бы в целости.
— Видишь, Иван, с каким трепетом относится дирекция завода к команде, — бухтел мне в ухо начальник «Торпедо» Михал Дмитрич, постукивая ладонью по обивке самолёта. — А ты в «Крылья» собрался, а зря. У нас в Горьком летом красота! Рыбалка, Ока, Волга и…
— И шашлык, — добавил я. — Успокойся уже Дмитрич, ты мне полчаса спать не даешь. Я своих решений не меняю. Если только чудо какое-нибудь произойдет?
— Какое? — Ухватился за соломинку, как тонущий в болоте обещаний начальник команды.
— Ну, допустим, если Волга потечёт вспять или небо упадёт на землю, — пробормотал я, стараясь заснуть. Так как сегодня в гостинице промурыжили до пяти утра, три раза откладывая время вылета.
— Я ж с тобой по-серьёзному говорю, а ты всё юмором шутишь, — в шестой раз обиделся Дмитрич и замолчал на целую минуту.
— Если по-серьёзному, — я приоткрыл один глаз, — то если прилетит вдруг Хоттабыч на ковре-самолёте и бесплатно покажет кино, то сто процентов остаюсь в «Торпедо»! И точка! — Я отвернулся от начальника команды и попытался хоть как-то на откидном кресле поудобней пристроить свою мощную тушу.
И уже стал почти засыпать, и видеть сквозь пелену бело-голубого марева двух сестричек близняшек, которые покрывали моё тело жаркими поцелуями, как меня разом вернул в явь приятный женский голос.
— Товарищ Тафгаев не хотите ли пройти в кабину самолёта? — На меня смотрела голубоглазая блондинка с причёской под каре, стюардесса не то Галя, не то Валя. — Вас приглашает капитан рейса.
Я оглянулся на соседнее кресло, где обиженно сопел Михал Дмитрич, пожал плечами и согласился. В салоне же почти все уже спали, даже самые отъявленны картёжники Орлов, Котомкин, Свистухин и Шигонцев. Аппетитная фигура бортпроводницы, которая шла впереди и соблазнительно покачивала попкой в синей по колено юбке, тут же пробудила в голове несносный мне голос.