Вообще-то мама у меня соображает быстро, но не настолько. Она ничего не говорит, и папа Артура тоже. Секунду назад он думал, что проснулся, но сейчас уже не так в этом уверен.
— Ладно, неважно, — говорит капитан, учтиво прервав неловкое молчание. — У меня в одной книге есть картинка, можно смотреть на нее. Не говоря уже о Разумоффе. Правда-правда, это не имеет ни малейшего значения. К тому же надо заняться провиантом.
Ну вот, наконец-то мне представилась возможность высказаться:
— Я погружу вам продукты. Мне так хочется заглянуть в настоящий звездолет!
Вызываясь добровольцем, всегда приводите вескую причину.
— Боюсь, у нас не прибрано, — говорит капитан. — В долгом полете слишком много времени для уборки.
— Вы не оговорились? Может быть, вы хотите сказать, что времени слишком мало? — спрашивает мама.
— Может быть, — отвечает капитан. Улыбка у него приятная, но печальная.
Я говорю, что спокойно отношусь к беспорядку.
— А если я все загружу, вы сможете еще немного подождать динозавра.
Капитан тоскливо глядит в окно, а мне кажется, что я поступил нечестно, но ведь так или иначе мне надо пробраться на борт. К тому же кто им поможет загрузиться, если не я? Лейтенант Джонс, который постанывает на диване, потому что во сне его преследуют бешеные кролики? Разумофф, который записывает на манжете что-то вычитанное в разделе «Простые, но действенные модификации электрических чайников и измельчителей для мусора»? Сомневаюсь. Да и капитан тоже ничего делать не будет. Он благодарит меня и говорит, куда сложить припасы.
На пороге меня осеняет, что это момент прощания.
— Пока, мама. Пока, Артур.
Мама удивленно улыбается, обернувшись от окна. Артур что-то бурчит из кресла за клавиатурой.
— До свидания.
Папа Артура негромко всхрапывает.
Не понимаю, почему мне так грустно их покидать. Они ведь скорее всего даже не заметят, что меня нет.
Чтобы погрузить провиант в звездолет, нужно сделать семь ходок. Кладовая у них прямо за дверью, но мне ничто не мешает произвести гораздо более глубокую разведку. Мне сразу же бросилось в глаза, что капитан выразился очень мягко: на корабле не то что не прибрано, — возможно, это самое неприбранное место в Галактике.
Ну вы же сами знаете, как получается с вашей комнатой. Время от времени туда заходит мама или папа и говорит: «Послушай, у тебя тут настоящий свинарник, убери все до обеда, или мы не разрешим тебе сегодня кататься на велосипеде. Сколько раз тебе говорить, что в постели НЕЛЬЗЯ есть апельсины?! Погляди на этот стакан — ты смотришь? Вот что происходит со старым лимонадом! Не нравится, да? А это? Как сюда попал этот носок? Нет, он НЕ отстирается, выброси его в мусор, неудивительно, что тебе вечно не хватает носков». И так далее — несколько часов подряд. Это очень утомительно, особенно если вы только что разобрали модельку на детали и не знаете, как собрать ее обратно, но в конечном итоге родители правы. Когда вы подберете все с пола, вынесете мусорную корзинку, поменяете постельное белье и отмоете подоконник — в том числе и от той черной пылищи, которая налетает из щелей в раме и не имеет к вам вообще никакого отношения, — тогда, согласитесь, ваша комната станет лучше и уютнее, по крайней мере часа на два.
А вот о чем вы, вероятно, не задумывались, — так это о том, что НА ЗВЕЗДОЛЕТЕ ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ. Родителей астронавты с собой не берут. Некому заставить их сделать уборку. А полет длится целые годы, а может быть, и десятилетия. Только представьте себе, что получается в результате.
Ванная, например, у них в катастрофическом состоянии. Честное слово, ну неужели просить завинчивать тюбик с зубной пастой — это слишком? Я ведь сам собираюсь чистить зубы этой пастой, потому что своей у меня нет, и мне, знаете ли, ни к чему засохший кусочек, твердый, как бетон! И полотенца тоже — разбросаны повсюду, поди найди себе сухое. Никакой заботы об окружающих!
И камбуз (это то, что обычные люди называют кухней) ничуть не лучше. Повсюду пустые пакеты от продуктов, бумажные стаканчики, пластиковые тарелки. Если у тебя есть измельчитель для мусора, почему бы им не пользоваться? Ведь это так просто: кидаешь мусор в воронку, нажимаешь кнопку, и через тридцать секунд получаешь кучу аккуратных брикетиков — и строй из них на здоровье домики и все, что хочешь. За то время, пока звездолет летел на Омикрон, можно было построить крепость или там замок. А вместо этого у них ничего, кроме грязной кухни. Такая расточительность меня расстраивает.
Да уж, найти убежище, не слишком отталкивающее и без старых оберток от жвачки, определенно будет нелегко. Камбуз и ванная не подходят, потому что там негде спрятаться, и рубка тоже (кстати, бумажки там валяются где угодно, только не в мусорной корзине). На этой палубе больше ничего нет, надо подняться выше.
Здесь расположены каюты для команды, и тут стоит попытать счастья. Поселиться в капитанской каюте было бы довольно приятно, потому что под нижней койкой у него лежит кипа комиксов и большая книга под названием «Создания, владевшие Землей». Койки снабжены занавесками, но все равно мне кажется, что это было бы слишком рискованно. А вдруг я случайно устроюсь на койке, где спит капитан? Как мне тогда остаться незамеченным? Даже и не знаю. Остальные две каюты — просто гадость. Готов спорить, что белье там не меняли лет двадцать. Без противогаза мне не выжить. Теперь на верхнюю палубу. Но там все помещения заперты, кроме одной комнатушки размером с кладовку для швабр. В такой мне не продержаться и неделю.
После шестой ходки я уже готов сдаться. Тут я замечаю лестницу, которая ведет от входа вниз и упирается в дверь с табличкой «ПАССАЖИРСКИЕ КАЮТЫ». Внутри очень неплохо. Площадью каюты примерно по два квадратных метра, койки пыльные и жесткие, сантехника вообще времен палеолита — зато по пыли сразу ясно, что команда сюда не заходит никогда. Вот где можно спрятаться!
Я запихиваю рюкзак под койку в одной из кают и бегу обратно к выходу. Еще одна ходка с провиантом — и можно устраиваться безбилетником более или менее со всеми удобствами и предвкушать пару недель без Роло. Что может быть прекрасней?
Подобные мысли всегда появляются накануне катастроф. Такова человеческая природа.
Даже странно, какая тишина стоит в пустом звездолете. Нет, конечно, я понимаю, что он не пустой, потому что здесь я, но когда тихонько-тихонько лежишь, свернувшись калачиком, под пыльной койкой в месте, которое отмечено табличкой «ПАССАЖИРСКИЕ КАЮТЫ», куда уже лет пятьдесят не ступала нога человека, кажется, что звездолет пустой. Именно в таких местах и водятся привидения.
Я вспоминаю, что у меня не хватило времени осмотреть остальные каюты. А что, если в одной из кают на койке распростерся скелет? Это скелет пассажира, о котором все забыли. А что, если мало-помалу скелет начинает шевелиться? А что, если он садится на койке и склоняет голову к плечу, прислушиваясь? Я лежу тихо-тихо, задержав дыхание, но не могу же я сдерживать его вечно. В конце концов придется вдохнуть, и тогда скелет меня услышит. И что же будет?
Тогда он поднимется на ноги. Он протянет руку к двери каюты. Он выйдет в коридор, оставляя в пыли на ковровой дорожке птичьи следы. Я не услышу, как он приближается, но он все равно придет. Он распахнет дверь моей каюты. Он увидит, что из-под койки торчат мои коленки, потому что, как я ни стараюсь подтянуть их подальше, под койкой они не помещаются. Он изобразит на своем черепе жуткий оскал, хуже, чем у майора Разумоффа, челюсть у него шевельнется, он соберется произнести что-то ужасное, он скажет…
— Все по местам, отправление через десять минут.
Какое облегчение! Я ожидал чего-то вроде: «Трепещи, Генри Гоббс, твой час пробил». Я так рад, что только через несколько секунд соображаю, что кто-то ведь произнес эти слова. Капитан? Наверное. Только как же я его услышал?
— А что будет с нами, если при взлете взорвется ракетный ускоритель?
Этого дрожащего голоса я еще не слышал, а звучит он так, словно доносится прямо с койки у меня над головой, что совершенно невозможно. Но вопрос хороший. Я об этом как-то не задумывался. Так что же будет, если взорвется ракетный ускоритель?
— Нас разнесет на мелкие кусочки, — охотно отвечает капитан. Ощущение такое, словно он сидит у меня на подушке. — Мы исчезнем, испаримся, пропадем, словно бы, так сказать, никогда и не рождались, мы превратимся в миллион миллиардов крошечных клочков. Даже подумать странно, согласитесь, Джонс!
ТУМ.
— Джонс! Проводите его в каюту, майор, у него снова приступ. Я активирую симулятор гравитации и начну обратный отсчет.
Я слышу удаляющийся топот и еще тяжелое бумканье, словно кто-то тащит тело. Глухой удар, а потом шелест, словно кто-то роется в книге. «Ха!» — говорит кто-то, и доносится скользящий шорох, прерываемый шагами, которые становятся все слабее. И тишина.
Я выбираюсь из-под койки и поднимаю голову: обошлось, я здесь один. То, что я слышу, раздается, судя по всему, из раструба в потолке. Или это, или стенки тут как бумага. Зато мне больше не одиноко. Хорошо знать, что рядом люди.
— Помогите, — доносится из раструба дрожащий голос. — Я застрял. Помогите.
Это опять лейтенант Джонс — как всегда, делает из мухи слона. Наверное, у него узелок на шнурке затянулся и он хочет, чтобы ему помогли его развязать. По-моему, нельзя брать в звездолетчики человека, который не умеет управляться с собственными шнурками.
Что это? ТОП-ТОП-ТОП — кто-то бежит. Тревожный крик:
— Майор, да помогите же! — Это капитан. — Джонс упал в измельчитель для мусора — ну как же его угораздило?! Нет, слава Богу, он цел. У нас же предохранитель перегорел, помните?
Майор произносит те же слова, которые говорил, когда сел на дротик в диване.
— Майор, сейчас не время читать! Я и так знаю, что он может задохнуться, потому-то и хочу поскорее помочь ему выбраться. Ну вот, так-то лучше. Ничего не говорите, лейтенант, я все понимаю. Это могло случиться с любым из нас. Пойдите прилягте на денек-другой, вам станет легче. Идите-идите. Если кому-то интересно, мы взлетели одну минуту двадцать одну секунду назад. Так что, Джонс, ракетный ускоритель все-таки не взорвался. Вы ведь на самом деле и не думали, что он взорвется, правда?
Слышится дрожащий смешок, ТОП — ТОП-ТОП — шаги удаляются. Я отряхиваю койку, я и сам готов прилечь, переживаний мне хватит на неделю. Но меня ждет еще одно.
ШМЯК-ШМЯК-ШМЯЕ. Из койки поднимается облако бурой пыли, полное веществ, вредных для человеческого носа. Я начинаю сопеть, пыхтеть и прятать лицо в рукав, но в конце концов сдаюсь: приходится чихнуть.
ААА-П-ЧХИ!
По комнате гуляет эхо. Хорошо еще, что я не забыл закрыть все двери на пассажирскую палубу, а то бы меня точно услышали.