Иванна Рут
ГИДРОЦЕФАЛ И ПОЛУНИЯ
Это был, наверное, самый старый и безобразный гидроцефал, которого Бек увидел среди городских полусфер на планете Сибура. Обладатель дряблого водянистого пузыря, вздымающегося вместо головы над корявым туловищем, потряс Бека неимоверной дряхлостью и медлительностью, которой он отличался на фоне своих собратьев. Пузырь с жидкостью внутри наполовину иссяк и усох, что свидетельствовало, по-видимому, об истощенности, он уже не раздувался, как у молодых, в правильную круглую форму, синея и поблескивая при свете голубоватых солнц, а вяло дыбился наполовину съехавшим мятым мешком, приобретя тусклый смертельно-серый оттенок.
Тихо зависнув над Сибуром, Бек вот уже третий месяц работал, ведя с высоты наблюдение за жизнью планеты.
Мощная, как сто телескопов, зорокамера беспрестанно снимала фильм за фильмом. Впервые за много лет странствий в метагалактиках оператору было что снять на этой маленькой удивительной планете.
Жизнь на Сибуре буквально кипела, как в котле, тысячью видов тварей, полуорганизмов, чудовищ и неразгаданных любопытных мыслящих существ и гуманоидов.
Бек уже снял прекрасный яркий фильм о червячных деревьях, кишащих на закате по берегам красных морей, сделал великолепные съемки летающих горбунов-головастиков, беспомощных, голых, с синими изнеженными телами и огромными изумрудными глазами под сморщенными вислыми веками.
С великим, бессонным трудом ему удалось заснять водяных зеленых змеепауков, охотящихся за колючими жабокрылами.
Мастерски и красиво запечатлел он на пленку дивные гигантские шары, названные звездчатыми за сияющую тысячеглазость, раскиданную по всему круглому мокрому телу. Спокойно перекатываясь по планете, различая и впитывая каждым зрачком миллионы микроорганизмов, шары разрастались до таких бесподобных размеров, что становились похожими порой на круглые, светящиеся по ночам электрическими огнями горы, навевающие тоску по Земле.
Достигнув предельных размеров, шары взрывались и рассыпались на тысячи нежных слепых шариков, на которые тут же нападали мохнатые, на длинных, острых, как шипы, ногах, насекомые, впивающиеся в нежное волокно жертвы. Уцелевшие звездчатые шары, подрастая и прозрев, отпугивали паразитов излучающими ток зрачками и катились, катились дальше по просторам планеты жить!
Были здесь и розовые, похожие на сосиски, живые, безглазые огурцы, копошащиеся в громадной парящей массе фиолетовой органики Сибура, вечно ползущей, кочующей, как гигантские угри, жирея и утихомириваясь после дождя, вздымаясь безумно от зноя под самое небо во всю длину, словно желая поглотить собой светила и все живое, встающее на своем пути.
В такие минуты все на Сибуре затихало, прячась в воду или в песок и вслушиваясь в унылое пение или плач живой и страшной ткани планеты.
Именно в эти часы Бек заметил, что только одни гидроцефалы и полунии не прячутся и не беспокоятся, ведя свой обычный образ жизни.
Значит, эти существа разумны, отважны и горды, как настоящие гуманоиды, сделал вывод Бек и приступил вплотную к изучению жизни гидроцефалов и полуний.
"Надо всегда начинать с частностей, - говорил Беку его учитель и наставник на Земле. - Частность - кончик ниточки, ухватившись за которую, ты распутаешь весь клубок интересующего тебя вопроса от начала до конца".
Поймав зорокамерой безобразного старика-гидроцефала, Бек последовал за ним, стараясь не отвлекаться пока на другие причуды Сибура, и был вознагражден за терпение.
Неспешно втыкая свои острые, как копья, ноги в вязкую почву планеты, гидроцефал приковылял в конце концов к неоглядному скопищу полусфер, которые, по всей видимости, являли собой жилой квартал города гуманоидов.
Полусфера старика-гидроцефала стояла почти на окраине, и он быстро, по-хозяйски, скрылся в ней, дав Беку время рассмотреть наружность постройки, совершенно гладкой, без окон, с высоко вздымающимся в небо шпилем, а может быть, антенной в центре купола полусферы. Спешно вставив в зорокамеру рентгенолинзы с фокусом проникновения внутрь объекта, Бек увидел гидроцефала в тускло освещенном помещении полусферы, а вернее, в лоне домашнего уюта. Свет либо исходил от пористых стен полусфер, либо его источал какой-нибудь незатейливый, ничем не выдающий себя предмет. Так и не найдя источник освещения, Бек увидел раздевающегося гидроцефала.
Сняв с себя какую-то прозрачную пленку, хотя, может быть, это была вовсе не одежда, гидроцефал отбросил ее в угол, дернул круглый предмет, свисающий с потолка, и тотчас очутился в воздухе на широком и пухлом, типа пуфа, предмете, напоминающем чем-то и гамак-качалку, и облако, и бог весть еще что, вместе взятое. Свернувшись поудобнее калачиком, гидроцефал раскачался и так, медленно плавая в воздухе, пролежал, а может быть, проспал ровно столько, сколько потребовалось Беку на то, чтобы разглядеть скромную обстановку в доме гуманоида.
Здесь было довольно просторно для одного существа; гидроцефал, по всей видимости, временно жил один в любви к чистоте и порядку. Непритязательная обстановка дома говорила также о приверженности гуманоида к округлым, обтекаемым формам предметов, предназначение которых, увы, оставалось туманным.
Укрепившись в мысли, что гидроцефалы - высокоорганизованные представители разума, Бек еще раз дал себе зарок осторожности и спокойной замаскированности своего пребывания над Сибуром. Он напомнил помощнику о смене общей подцветки светолета в связи с меняющимся освещением в атмосфере и продолжил работу.
Поплавав в своем "гамаке", гидроцефал спрыгнул на пол и, подойдя к прозрачному, чем-то похожему на аквариум предмету, стал стричь своими двупалыми пластинчатыми конечностями причудливую розовую растительность, напоминающую не то цветы, не то водоросли.
Только теперь Бек различил, что лицо гидроцефала помещалось в тесном промежутке, на стыке между водянистым дряблым пузырем и коревым туловищем. Две белые маленькие точечки оказались глазами, а острый, напоминающий кривую саблю клюв - ртом.
Раскрыв клюв, гидроцефал попробовал на вкус цветок, однако есть не стал, возвратив его назад на липкий стебель.
Помедлив с минуту, гидроцефал, не выпуская из рук букета, вышел из полусферы и направился назад к морю, туда, где Бек увидел его впервые. Теперь Бек заметил там на берегу в отдалении одинокую маленькую полусферу, куда спешил гидроцефал.
В отличие от городской эта полусфера была распахнута почти со всех сторон, как шатер, и в ее тени отдыхала длиннотелая млечная полуния, самое красивое, пожалуй, существо на планете, с глазами стрекозы и шелковыми очертаниями богомола.
Она была примерно двухметровой длины, в крылатом подобии тканей и, не в пример гидроцефалу, нежна, гармонична и грациозна.
- Посмотри, посмотри, что-то такое земное и знакомое, знакомое, - с умилением прошептал Бек напарнику. - Что-то вроде любовного свидания, а?
Похоже, дряхлый гидроцефал робко преподносил свои цветы сибурской фее. Операторы замерли, приникнув к зорокамере и стараясь понять и осмыслить происходящее.
- Придурок, может быть, полуния - воплощенное божество у гидроцефалов, - грубо нарушил тишину напарник и вдруг захохотал. - Гляди, она пожирает его цветы, как корова, и... у нее мордочка, как у змейки, с мелкими острыми зубками. Ничего себе, любовь!
- А что, разве нельзя принести своей возлюбленной даме какие-нибудь лакомства? Почему мы решили, что это именно цветы? - задумчиво произнес Бек.
- Любовь между таким дряхлым корявым уродом и такой зефирной фифочкой? Нет, дорогой, это что хочешь, только не любовь, слишком уж они разные, - со смехом отрезал напарник и увеличил резкость в зорокамере.
- Смотри, смотри, он гладит ее, - вскричал Бек. - Он очень нежен с ней. А что ты скажешь об этом богомольном жесте! А это?! Возможно, она и он - одна особь породы гуманоидов, просто у них так разнятся полы. Она красива, он безобразен, вглядись, в них есть какое-то неуловимое сходство.
- Это, брат, уже ностальгия по Земле, - потрепав Бека по спине, возразил напарник. - Тебе, старик, просто захотелось привезти на Землю романтический красивый фильм.
- А почему бы и нет?
- Я же говорю - ностальгия! И потом, почему именно красива она, уродлив он, может, все наоборот?
Затаив дыхание, Бек снова прильнул к зорокамере, не торопясь с ответом.
Гидроцефал гладил и словно ласкал полунию, неотрывно рассматривая ее своими белыми водянистыми глазками. Его крошечное личико с приоткрытым клювом, кажется, выражало умильность и трепет.
Спустя несколько минут он взял подобие круглого сосуда и, спустившись к морю, принес воды для полунии, как бы собираясь омыть ее. Однако идиллии помешали несколько молодых гидроцефалов, появившихся у моря на горизонте. Завидя их, старик засуетился и, дернув какую-то штуку, опустил стенки полусферы со всех сторон.
Оставив полунию одну, гидроцефал вышел навстречу непрошенным гостям, сделал какой-то непонятный знак конечностью и, пообщавшись с ними на своем неслышном для светолетчиков наречии, отправился вслед за группой в город серебристых полусфер и шпилей.
Бек поручил озабоченного гидроцефала помощнику, а сам продолжал наблюдение за полунией в ее снова распахнувшейся, как шатер, одинокой полусфере.
Побыв немного в одиночестве, млечная красавица поднялась наконец в свой полный рост и, вдруг взмахнув своими складками одежды, которые оказались крыльями, неожиданно полетела куда-то вдаль от моря, в дикий темный, кишащий чудовищами и жизнью мир Сибура.
- Нет, это, по всей вероятности, какое-то божественное создание, которому гидроцефалы поклоняются, как в храме. Возможно, даже старик это жрец, служитель культа, - предположил напарник. - Иначе зачем ему было прятать полунию от сородичей?
Долетев до червячных деревьев, полуния потерялась из вида, однако, посовещавшись с товарищем, Бек решил не искушать судьбу и оставить светолет висеть мертвой незримой точкой на месте, пользуясь доступным прежним радиусом обозримости. Чем черт не шутит, возможно, цивилизация гидроцефалов и полуний, ничем не выдавая себя внешне, таит такое, что землянам и не снилось. Во всяком случае, меры предосторожности не повредят никогда, да и работать как-то спокойнее, не выдавая себя, из туманных слоев атмосферы.
Утром следующего дня, сильно запозднившись в своем сонном оцепенении совы, нащупанный снова зорокамерой гидроцефал нарвал такой же букет, как и в прошлый раз, и отправился к полунии.
Вернувшись с прогулки, полуния отдыхала в своей привычной вальяжной позе. Однако на этот раз она была не одна. Под крышей приподнятой со всех сторон полусферы сидел горбун-головастик, прозванный Беком синюхом за синий цвет матового тела.
Отдав букет, гидроцефал снова стал обхаживать полунию, нежно оглаживая ее со всех сторон,, и было снова не ясно - божество она или возлюбленная корявого карлика с водянистым пузырем вместо головы. "Жрец или поклонник?" - гадал Бек, снимая свой непонятный, небывалый фильм для землян.
Наконец, взяв на руки беспомощно барахтающегося синюха, гидроцефал покинул полунию.
Придя домой, гидроцефал размозжил голову синюха своим острым клювом и стал медленно сосать его. Постепенно пузырь гидроцефала расправился и наполнился почти до основания прозрачной, как вода, жидкостью. Жидкость просачивалась через пузырь и обтекала всего гидроцефала сверху донизу, но он все сосал и сосал синюха, пока от того не осталась вялая, как тряпка, оболочка.