Благоговение перед Учителем Клава все-таки сочетала с практичностью. Поторопилась она, решила завести ребенка от Виталика, сохранить его род – а то могла бы родить сына от Сына Божия! Как мужчина Он её не волновал, но тут важен факт, а не волнение!
А на следующем этапе своих практических рассуждений Клава сообразила, что дети рождаются не только после девяти месяцев, но и после семи! И выживают. Уж Сын-то Божий обеспечит такое маленькое чудо своему собственному Сыну – ведь Внуку Божественному как-никак!
Клава узнала теперь, чего она хочет: родить вопреки всем срокам Небесного Внука, пристать таким образом к Небесной Семье. И медлить нельзя было – ни дня не медлить, ведь коварные сроки поджимали! Нельзя было медлить – значит надо было срочно найти возможность привести к себе Светлого Отрока.
Олене мысли родить Божественного Внука в голову не приходили. Она была всем довольна и так: Учитель сказал, что душа её Гаврюши наслаждается на Небесах.
Там же в Храме она встретила землячку. Анфиса Калязина была из строгой староверской семьи, и Олена удивилась, увидев её здесь в греховном городе, новом Вавилоне. Анфиса сказала, что такие нетленные тела, как то, что выставлено здесь в Храме, не раз откапывали на Севере, потому она и пришла. А дальше её путь на Алтай: Север заполнили бичи и разбойники, и святой Край Божий перешел теперь на Алтай, многие праведники с Двины и Сухоны потянулись туда. В Горний Эдем, как прозвали свое новое пристанище. И она следом.
Олене нравилось здесь, около гроба мученицы, но не нравилось в вонючем дымном городе. И правда – Вавилон. Она позавидовала Анфисе, уезжавшей на чистый Алтай. Олена сразу поняла сердцем: да, Горний Эдем открылся именно там!
Левон, ничего не зная о предстоящем переезде, стал ходить дежурить в ДК Пищевиков, охранять гроб мученицы. И вовремя! К нему снова заявился Стас, передал, что Колян собирает команду. Левон, торжествуя, попросил передать, что он теперь состоит в охране ХБС, и что ему строго запрещено участвовать в любых посторонних акциях.
Колян услышал – и не стал наезжать на Левона: Колян слышал про этот Храм у Пищевиков, знал, что контора серьезная. Да и вообще, у него золотое правило: с политикой и религией не связываться! Себе дороже. Тронешь политиков или святых – большая вонь поднимается. Достаточно для прокорма простой торговли.
Пустынцев стал очень нервным и редко ночевал в своей любимой квартире, в которую вложил столько души и денег. Хотя Дионисий и успокаивал, киллеры чудились ему повсюду. Он уже прослышал, что с его грузом пришло вложение непосредственно из Колумбии: прослышал стороной, а верный Зина ему ничего не сказал. Значит, Зина уже считает его, Пустынцева, лишним. А лишних людей в современной России пристреливают, чем современная Россия и отличается от эпохи классической литературы, когда о лишних людях писали длинные романы.
Все волновались вокруг, и только Дионисий оставался безмятежен: чудеса совершались по мановению Его рук, Его любили и Ему кланялись – чего ж ещё?
В поисках Пустынцева в ДК зашла Галочка. Дионисий как раз собирался домой. Увидев ее, предложил снисходительно:
– Садись, подвезу.
От приглашений в красивые машины Галочка не отказывается. Они прошли мимо дежурившего Левона, и оба даже не посмотрели. И Левон понял, что нельзя подойти ни к Дионисию, ни даже к Галочке, пока та идёт с Учителем. Левон узнал свое место – и смирился.
– Это же серёжин «Ауди», – удивленно сказала Галочка, когда перед нею распахнулась дверца.
– Теперь мой, – небрежно заметил Дионисий.
И Галочка подумала, что Денис оказался не тем лопухом, за которого она его раньше держала. Ангелок-ангелок, а в люди выбился! То есть Учитель Дионисий, а не одноклассник Денис – почувствовала принципиальную разницу.
Мысль о Вышнем Н/Н всё больше нервировала Господствующее Божество. Допустить существование силы, неподвластной Ему, необоримой Его силами, было почти что смерти подобно.
Да-да, Господствующее Божество вечно и бессмертно потому, что Оно – единственное и высшее во всей Вселенной. Снова и снова Оно думало о том, что если выше затаилось Н/Н, то Н/Н, возможно, властно и над Его, Господствующего Божества, существованием?!
Оно вспомнило тех странных планетян, которые кончали с собой в страхе перед смертью. Психологический парадокс, который Оно прежде понять не могло: умереть из страха перед смертью. Нет-нет, Оно никогда до такого не дойдет, да и не в Его силах прекратить собственное вечное существование: Оно вездесуще и нет у Него жизненного центра, на который можно воздействовать: самоубиваться Ему – все равно что пырять океан ножиком. Но только теперь, ощутив веяние возможной смерти, Оно наконец поняло, что это такое – страх смерти, который постоянно давит многих впечатлительных планетян. Если продолжить сравнение: океан не может уязвить сам себя, но Оно может взорвать всю планету, по которой разлит океан…
Теперь Оно поняло и планетян, но есть великая разница: планетяне обычно закалены многими ежедневными невзгодами, Господствующее же Божество никогда не знало ни единой невзгоды, и неведомое прежде чувство личной опасности потрясло Его – Оно почувствовало Себя так же, как изнеженный маменькин сынок, внезапно попавший в жестокую казарму.
У малых планетян страх сопровождается смешными физиологическими подробностями. Господствующее Божество не обременено физиологией, а потому переживало страх чисто духовно – но оттого не менее остро. Ведь вот сейчас, в любой момент неведомое Н/Н может принять решение – и погаснет сознание Господствующего, как Оно Самоё Себя считало до сих пор, Божества! Такое прекрасное, такое всеобъемлющее сознание, вместившее в Себя всю память о событиях во Вселенной – и погаснет разом?! Не имело смысла спрашивать: за что?! Оно Само принимало решения, неприятные каким-то отдельным планетянам и целым планетным мирам – и никогда не слушало докучный писк: «за что?!» Но ведь возможно, что Вселенных существует столько же, сколько галактик во Вселенной здешней, и то Вышнее Н/Н, которое распоряжается всеми мириадами невидимых отсюда Вселенных, попустит взорваться Вселенной здешней, как Само Господствующее Божество спокойно созерцает взрыв сверхновой звезды. И не имеет значения, наступит ли роковой миг сию секунду или спустя миллион-другой единиц времени – на фоне вечности нет разницы между мигом – и миллионом мигов.
Отсрочка будет означать только, что весь грядущий остаток времени будет отравлен ожиданием рокового мига.
Ужасное состояние. Прежде и помыслить Оно не могло, что постигнет Его такое смятение. Действительно, понятно, почему некоторые планетяне кончают с собой от страха: погибать, так сразу!
И чем дольше занималось Оно Собой, тем мельче по масштабу становились картинки из жизни всевозможных планетян.
Дионисий съездил и одобрил найденный Онисимовым добротный кирпичный дом в Шувалово. Внизу зала и несколько комнат, а вверху квартира для Него лично, и ряд комнат для приезжих послушников.
Храм заплатил за дом, недостающее приплатил Пустынцев.
Гроб мученицы Зои с торжеством перевезли в Шувалово.
Толпа провожала около ДК и другая толпа встречала в Шувалово.
Клава поселилась в отдельной комнатке. И ввела к себе Светлого Отрока – освятить стены. Учитель задержался, размягченный лаковым приемом. А выходя – милостиво благословил.
Вот и Клава завела себе собственный СПИД. А Наталья давно уже с таким СПИДом, рядом с которым туберкулез от забытого Валька – просто маленький сувенир.
Онисимов тоже стукнулся в келью – к Нине. Но та встретила ночного пришельца каблуком по лысине.
Даже мимолетная мысль о возможности или невозможности прекратить Свое вечное Божественное существование – это уж слишком! До чего же Оно дошло, однако. И всё – от чрезмерного пристрастия наблюдать за играми мелких планетян. Само бы Оно никогда не додумалось до такого, даже из-за тревоги по поводу возможного существования Н/Н. Получается, что малые планетяне едва не перестроили Господствующее Божество по образам и подобиям своим. Надо же дожить до такого позора!
Конечно же, мысли о самоубийстве – это не всерьез, это Оно кокетничает Само с Собой, ибо бесконечное существование – самое главное и почти единственное благо, сопряженное со статусом Господствующего Божества, поскольку всемогущество Его обставлено самыми разнообразными ограничениями, что и подтверждается с обидным постоянством.
Но если и не превращаться в подобие малых планетян, все равно остается основной мучительный вопрос: существует ли Вышнее и действительно всемогущее Н/Н, и если да, то когда Н/Н захочет погасить эту Вселенную вместе с Божеством, в отдельно взятой местной Вселенной Господствующим?!
Такой вопрос, непрерывно ноющий в Божественном Сознании, лишал Божество полноты переживания каждого мига: страх перед будущим и сожаления о возможности утерять память прошлого уничтожали радость настоящего. А ведь главное Его наслаждение и есть – полнота настоящего, независимость от надежд и воспоминаний! Малые планетяне играют в свои игры ради Его услаждения – а Оно теряет к услаждениям вкус.
Квартира на Моховой осталась за ХБС как городская резиденция. Дионисий к ней привык и часто ночевал здесь. А сесть утром в рессорный белый «Ауди» и прокатиться в Шувалово – только приятно. Ну или в своих покоях в Шувалово тоже ночевал, особенно когда его разогревали страсти и хотелось наведаться в келью к Наталье.
К Клаве Он больше не заходил: у Натальи Ему теплее и интереснее – натягивать на грудь отрастающие власы.
Мавре в Шувалово понравилось. Она сама выбрала себе для постоянного жительства подвал – сухой и теплый как комната, но имеющий то преимущество, что из отдушины она сразу попадала в прилегающий сад – на волю. Сама уходила когда хотела, сама возвращалась, и не нужно было ждать, чтобы кто-нибудь открыл ей дверь. Впрочем, Мавра уже нагуляла себе пузо и шлялась не очень много – просто прогуливалась по воздуху для моциона. Дионисий часто к ней спускался, гладил пузо и гадал, скоро ли она родит.
– Не пропустить бы. Котят утопим сразу, – обеспокоился и Онисимов.
– Я лучше тебя утоплю! – Дионисий всерьез замахнулся, но не ударил, а только шлепнул наглого слугу по лысине. – Богоданных котят Я буду вручать самым преданным братьям и сестрам как благословение.
Мавра терлась о ногу своего Божественного покровителя и нагло сверкала на Онисимова зелеными бесстыжими глазами. А Онисимов только поклонился униженно, и не посмел даже злобу затаить: он знал, что если тайно расправиться с обнаглевшей кошкой, Учитель не то что изобьет – напустит Своего головореза Левона, который и убить способен. Онисимов разбогател как и мечтал, но зато и заимел над собой настоящего деспота – а ведь думал когда-то, что сможет вертеть мальчишкой как куклой.
А Левон ездил на дежурства с пересадкой: метро-трамвай.
Службу в охране Храма он ценил, потому что до сих пор боялся, что его достанет Колян.
Онисимов, как твердый атеист, первым задумался, что новая вера пока ещё какая-то лоскутная. Некоторые прихожане крестятся и просят Учителя освятить прикосновением их кресты, другие носят рядом кресты и фирменные переплетенные сердечки ХБС. И нет единого обряда, если не крещения, то принятия к ХБС. Онисимов почтительно высказал всё это Учителю, и Дионисий милостиво согласился.
– Ты подумай, Оркестр, ты в таких делах секешь, и Серёжа пусть подумает. Может, ещё Свету позвать с телевидения: она понимает в public relations, – сформулировал Он неожиданно. – Разработайте проекты, а я потом ваши глупости почитаю и подумаю.
Света вспомнилась, и захотелось её тоже – увлечь в келью. Для сравнения. Вот Клаву сравнил – и вернулся к Наталье. И Свету тоже – сравнить бы для начала, а там и видно станет.
А в это время мысль «грохнуть Пустыря» приобрела четкие очертания в голове друга Зиновия – верного Зины. Мешал нерегулярный образ жизни Пустынцева. Разведка донесла, что дома он ночует без всякой закономерности, привычных ресторанов у него нет. Самое регулярное место у него – дом в Шувалово, где угнездилась новая секта, которую содержит Пустынцев.
Секта тоже возмущала Зиновия: ясно, что акционерные деньги Пустырь тратит на этих шарлатанов!
– Там его и грохнуть вместе со всем гнездом, – посоветовали приглашенные консультанты.