— Ему не до меня, у него дочка да две внучки-школьницы. Дочка-то у него давно развелась, да и кем бы он меня взял? У него и так штат маленький.
Ланге сделал заказ на обычный ужин. Салат. Мясо с гарниром и соки. Спиртного решили не заказывать. Но потом, немного поев, заказали двести грамм водки. Поев и выпив приступили к беседе.
— Скажите, а почему вы продаете такие редкие экземпляры книг? — не выдержал Ланге, — вам ведь пенсию платят.
— Вы иностранец? — насмешливо спросил, вернее утвердительно кивнул, пенсионер.
— Да, я вообще-то русский… Но долгое время жил за рубежом, в Германии, — ответил Ланге.
— Тогда понятно, — грустно усмехнулся пенсионер, — я из послевоенного поколения, войны не застал, но все прелести восстановления промышленности прочувствовал на себе. Работал с семнадцати лет. Окончил вечерний факультет ВУЗа, а потом работал на заводе выпускающим малотоннажные гражданские самолеты. Все узнал, хорошо что не на своей шкуре, и облигации вместо зарплаты, и срок за бракованную продукцию неважно по чьей вине. Я тогда уже стал инженером, а значит — отвечал за все. А потом умер Сталин, и постепенно стало легче. Уже не боялись, что за бракованную продукцию, расстреляют или за «вредительство» осудят, ведь ошибки у всех случаются, у станочников тем более если их из-за парты к станкам поставили, а главное — не боялись НКВД. Стухли они как-то после расстрела Берии. Прекрасное было время. Зарплата хорошая, отпуск по путевке в Крым, детей водил в походы, а потом перестройка. Мой старший сразу решил свой бизнес делать, его расстреляли в подъезде собственного дома. Сами знаете как оно тогда бывало. Младшенькая моя вышла замуж за «черного», не по любви, а по расчету, но вроде довольна, не знаю, кто там он по национальности, но у него помимо нее еще жены еще есть. И больше мы не общались, так как я был против этого брака. А дальше остался один я. У младшенькой своя семья, в другом городе, а у меня своя.
— Вы не упоминали о своей супруги? — задал вопрос Ланге.
— Так она умерла еще десять лет назад, — удивился Александр Леонидович, — а впрочем я вам не сказал об этом.
— Объясните мне один вопрос. Почему ваше государство не заботиться о ваших ветеранах войны, и пенсионерах.
— Насчет ветеранов, это ты зря, их сейчас так мало осталось, поэтому им пенсии и от Министерства обороны и от Лужкова прибавили. А посчитай сколько их осталось. Им сейчас самым молодым за восемьдесят. А в России старики особо не заживаются! А вот остальным пенсионерам, не ветеранам, особенно которые живут на селе — либо ничего не прибавили. Хотя нет, конечно прибавили. Но и цены взвинтили. А потому пенсионеры в селах, как остались жить со своих огородов, так и продолжают.
— Понятно. Но еще скажу тебе, Леонидович, нельзя так относиться к своим ветеранам, тем более, когда возможности для этого есть. Пусть ваши олигархи заботятся о ваших пенсионерах, это их дань, тем кому они должны за свое положение в обществе, — Ланге, умолк.
— Вот ты это олигархам и скажи, — с вызовом бросил пенсионер, — а если мы на Красную Площадь выйдем, так они ОМОН-ом нас быстро раскидают.
— Понятно, кивнул Ланге, и потом крикнул «Счет», мигом возник молодой официант, и протянул Ланге счет, естественно необоснованно обсчитанный, и решивший взять со случайного клиента «по-большому», в наглую, аж в два раза. А дальше последовало то, что с ужасом вспоминали оставшиеся работники ресторана.
— Александр Леонидович, пригласите пожалуйста вашего знакомого! — потребовал Ланге.
Вскоре к ним вышел представительный человек, в деловом костюме. Возраста как раз Александра Леонидовича.
Выслушав претензии Ланге, и просьбы Александра Леонидовича решить все «миром», он высказал свой вердикт:
— Извините, счет вам принесут новый, а дальше я сам разберусь.
Провожая подвыпившего Александра Леонидовича, рассказывающего как он работал на заводе, Ланге проводил его до квартиры. Убедился, что тот зашел и лег на диван, пожелал хорошего настроения на утро. Закрыл дверь и пошел обратно.
— Понимаете Вильгельм. Я всякого насмотрелся после Первой Мировой войны. Безработица, нищета, голодные рабочие. Но вот такого, чтобы богатая страна держала в нищете тех кто ее сделал богатой, я этого не понимаю и не приемлю. Они ведь всю жизнь на нее потратили, честно, отдавая все силы трудились, а получили что? Нет сталинский социализм в СССР должен пасть. Потому что с него все это началось.
Берлин. Государственный банк Третьего Рейха, отдел защиты банкнот.
Август 1939 г.
Освальд Ренимгер и Фридрих Гецкер являлись не только специалистами по выявлению фальшивых денег, но и по печатанию фальшивок стран воюющих, или могущих воевать с Германией. Велась ведь не только обычная война, но и экономическая. Технология печати фальшивых долларов и фунтов, причем в массовом количестве, и не отличимые от настоящих — тоже входило в их задачу. В госбанке Германии трудились и обычные служащие, которые выявляли фальшивки, но другое дело старые профессионалы, эти фальшивки пытающиеся изготовить. В фальшивомонетчество — целая наука, в ней очень много приемов, это прежде всего затертость и мелкость купюр. Чтоб не отследили по номерам. Им всегда верят больше — значит они прошли не через одни руки и никто ничего подозрительного не заметил. А новые свежеотпечатанные купюры сразу вызывают подозрение. Собственно задача перед этими двумя специалистами была поставлена простая подделать фунты и доллары, и наводнить ими мировую экономику. Но в Англии и в Америке тоже не дураки сидят в государственных и больших частных банках. И они очень четко отслеживали поступление крупных сумм наличными на счета своих банков. И в тоже время подобные отделы, по «другую сторону баррикад», печатали поддельные рейхсмарки. А инфляция бумажных денег для государства очень неприятна. Да и доверие иностранных партнеров к деньгам страны — много значит. Но сейчас перед специалистами госбанка Рейха встала другая задача — сделать банкноты Рейха неподдельными, причем с легким опознаванием фальшивок. Для этого к ним и приехал Шелленберг. Он нисколько не беспокоился насчет секретности, все подписки эти двое уже дали, а один кстати, долгое время был фальшивомонетчиком. Вернее сказать, он печатал конечно не монеты, а купюры. И превзошел в этом всех других. Именно поэтому его оставили в живых, и дали государственную работу. Причем без всякого судебного преследования. Для Фридриха Гецкера это было большой удачей. Обычно талантливых фальшивомонетчиков тихо расстреливали, причем во всех странах. Потому что эти люди — опасность для экономики страны.
— Здравствуйте господа! — поприветствовал их Шелленберг едва перешагнув порог маленькой комнатки, забитой разным оборудованием, от микроскопов, до банок с краской, и рулонов разнообразной бумаги.
— Здравствуйте господин штурм…, - начал отвечать Освальд, но Шелленберг, остановил его.
— Без чинов господа! Как у вас продвигаются дела?
— Не так как бы хотелось, фунты подделать непросто, доллары легче, но их неохотно принимают. Понимаете, одно дело — купюра, над которой трудятся десяток человек, и которую не смогут выявить даже в госбанке САСШ. А другое дело, поставить печать на поток.
— Понимаю вас, но у меня сегодня для вас другая задача, все остальное второстепенно, вы должны изучить предоставленные вам купюры, и поняв технологии их изготовления — защитить от подделок банкноты Рейха. Вот вам образцы, — он выложил пакет с деньгами, которые привез Ланге, там были и рубли, и доллары, и евро, — на год выпуска внимания не обращайте. Это пробная партия, так что подучилась ошибка в датах.
— Хорошо, посмотрим, — ответил Освальд, — оставляйте ваши бумажки, — он был намного старше Шелленберга, участвовал в Первой Мировой войне и поэтому мог позволить себе разговаривать с ним в подобном тоне.
— Это еще не все, — не придал такой непочтительности к званию Шелленберг, — вот вам еще некоторые материалы.
На стол сначала легла тонкая стопка распечаток, все что удалось нарыть о технологиях подделок денег в Интернете, еще он вытащил из портфеля и положил на стол прибор для проверки денег на подлинность, обычный на наших кассах.
— Как пользоваться этим прибором — прочитаете в инструкции. Когда мне ждать отчета о вашей работе? — осведомился Шелленберг.
— Приезжайте завтра, думаю, к тому времени мы все выясним, — ответил Освальд.
Когда Шелленберг на следующий день приехал к экспертам, его встретили два не выспавшихся и злых специалиста, а так же, как бы сейчас сказали, фанатов своего дела. Поэтому, первый вопрос задал не он, а задали ему.
— Откуда, черт побери, у вас это? — Освальд показал на купюры.
— К сожалению, — сохраняя спокойствие ответил Шелленберг, — я не могу вам этого сказать.
— Очень жаль, потому что мы вам, господин Шелленберг, — последние два слова он выделил, — можем сказать одно. Сейчас, — Освальд сделал ударение на слове сейчас, — такое никто не может напечатать, причем речь идет не о массовом тираже, а о единичном лабораторном экземпляре. Лента, пропущенная сквозь бумагу, микрошрифт, ультрафиолетовая краска, и многое другое. А вот если ориентироваться по датам, то вполне можно предположить, что там, в 1997 году такие деньги печатают. Значит машину времени все-таки изобрели?
— И если бы ее изобрели, то нашлись бы сотни людей, которые хотели бы изменить будущее, — резко ответил Шелленберг, — а между тем будущее и люди которые там живут, в этом случае исчезнут. А поэтому никакой машины времени не существует. А что касается купюр, то я вам не могу сказать откуда они, стройте сами предположения, но у вас официальное задание, с помощью подобных технологий защитить банкноты Рейха. И еще подготовить такую защиту для банкнот другого государства.
— Какого? — удивился Фридрих.
— Вам потом скажут и дадут эскизы, — ответил Шелленберг и ушел.
— Что ты по этому поводу думаешь Освальд? — спросил Фридрих.
— Пока не знаю, а ты займись тем, чтобы на технологической линии, смогли сделать хоть что-то, из того, что нам принес Шелленберг.
Оба были специалистами своего дела, поэтому через полгода германские марки нельзя было подделать.
Берлин. Отель «Берлин», номер люкс.
Август 1939 г.
Встал я довольно поздно, устал за вчера и физически и морально. Умылся, побрился. Интересное водоснабжение, когда из одного крана идет горячая вода, а из другого холодная. Хотя и в наше время в Германии такое часто встречается. В это время правда считается последним шиком. По крайней мере нет газовых колонок. Опа! А это что? На вешалке около двери, висела офицерская, судя по качеству хорошо проглаженного материала форма. Немецкая естественно. А размерчик-то мой. Точно мой. Это кто же мне так ненавязчиво рекомендует «влиться в стройные ряды». И к бабке не ходи. Мюллер расстарался, кто же еще. Что интересно, не черная, значит — простая армейская, а не СС. А вот в знаках различия я ничего не понимаю. Кем интересно они меня здесь сделали? Впрочем этот номер со мной не пройдет. Я не питаю к форме и армии ни малейшего трепета или других теплых чувств. Ну не люблю я все эти мундиры, знаки различия. Мне и на гражданке хорошо. Поэтому одеваюсь в свое. В дверь вежливо постучали. Я не стал обольщаться, наверняка за мной наблюдали, поселив меня в этот номер Мюллер наверняка понаставил не только микрофонов, но и скрытых видеокамер. «Мое Гестапо меня бережет, сначала поймает, потом стережет», — мысленно про себя процитирован немного измененные стихи Маяковского.
— Заходите, — разрешил Виктор. В комнату вошел подтянутый молодой человек немного младше меня, с кожаной папкой в руках, и представился:
— Ганс Мильтнер, я ваш переводчик.
Я его внимательно осмотрел. Одет в гражданское, но именно одет. Я не чувствую военную выправку, но просто не верю, что ко мне могут прислать обыкновенного гражданского переводчика — не верю и все тут. Спокойный взгляд, кобура с пистолетом ниоткуда не выпирает, но что он вооружен, у меня тоже сомнений не вызывало.
— Очень приятно, — ответил я, — какие у вас инструкции в отношении меня? — люблю все выяснять сразу.