Для письменности нашелся компромиссный вариант: применять в одних религиозных целях, все другие — табу! И люди, возможно, знающие письмо, пересылали друг другу известия в виде веревочек с узелками — ничего, и такое наловчились читать!
В джунглях Юкатана сегодня находят целехонькие брошенные города, удивляются: чего людям тут нежилось? Но города, надо думать, вообще состояли под особым подозрением, как рассадники заразы интеллектуализма, духовная цензура могла наложить табу даже на город, если жители что-то нарушили, — и накладывала его: это запрещенные города!
Процветали религиозные живопись и скульптура, существовала религиозная письменность, а из наук только одна астрономия была допущена в приличное общество, поскольку являлась религиозной наукой!
Старый Свет был умнее?
Доля вины, которая, вероятно, числилась и за искусством, была, разумеется, меньшей. Вдобавок искусство может пылко к честно, преданно и верно служить религиозному сознанию — это делали Фидий, Микельанджело, Бах и Андреи Рублев, который даже почитался за святого! Религия использует художника, что называется, без остатка. Он ей полезен — она его спасает.
Другое дело — наука. Она пригодна в храме в ограниченных пределах, с прикладными целями — скажем, для организации чудес. Выйдя за такой предел, она довольно скоро вступит в противоречие с религией. Ее ограничивают — но, ограниченная, она умирает.
Конечно, она даже в смерти остается все-таки живой: и в приборчике для производства липовых чудес заключается бессмертная информация, идея со своим бессмертным организмом и логическим скелетом, она сохраняет способность поведать об идеях-предках, дать потомство, очутившись в подходящей голове!
…Вокруг приборчика возводят крепостную стену.
Чем и как именно могла провиниться наука — нынче уже долго гадать не надо. Доброй всеобщей мамашей, как в XIX веке, она уже больше не выглядит. Ответ на вопрос не надо теперь искать в прошлом: он куда виднее в близком будущем! Минувшее же ценно лишь предостережением: мы повторяем то, что уже, наверное, было — значит, с нами это еще будет!
Если не поумнеем.
Атомная и водородная бомбы, другие возможные виды оружия — угроза нешуточная, но отвратимая. Пустить их в дело нынче уже могут только сумасшедшие. Теория вероятности пока высказывается в пользу оптимизма: сумасшедших во много раз меньше, чем здоровых.
Но если мы не изменим свою привычную тихую, с виду мирную аптиэкологическую деятельность, всеобщая гибель придет неминуемо.
Еще полтора-два десятка лет назад об этом не Желали слышать не только дежурные оптимисты- чиновники или газетчики, обыватели или ученые, — но и некоторые из крупнейших нынешних экологических вождей! Напоминаю без злорадства. Быль молодцу не укор. Конечно, если он взаправду молодец. Теперь и пишут много, и того пуще говорят, причем не на кухне, а и на митингах, как обезображена, как разграблена наша планета, что сталось с ее воздухом, с ее водой, с животным и растительным миром. Опасность вполне осознана? Не о чем больше тревожиться: выход будет найден?
Беру наудачу одну из множества журнальных ста-й. Известный ученый пишет; благодаря человеческой деятельности, интенсивно, за десятилетия происходит "восстановление древнего химического состава атмосферы", концентрация углекислого газа в ней неуклонно возрастает, из-за этого среднегодовая температура на Земле повысилась уже на полградуса, а повысится до трех, полярные льды будут таять, из-за чего уровень Мирового океана может подняться метров этак па шесть, доставив жителям побережья неприятности. "Хотя и обсуждаются возможности уменьшить поступление углекислого газа в атмосферу, такие идеи мало реальны". Однако в целом перспективочка даже мила: "Зима, в современном понимании этого слова, перестанет существовать… К концу первой четверти XXI века морские льды в Арктике и Антарктике исчезнут полностью. Плавать в полярных океанах станет значительно легче… Темпы продвижения на север теплолюбивых растений даже трудно сейчас себе представить. В районе Москвы или Ленинграда, например, можно будет разводить персики".
Услыхав это, один мой знакомый возмечтал:
— Хоть бы скорее!..
Такая мечта способна запросто осуществиться. Природа- не склад товаро-материальных ценностей, где сгодилась бы эта бухгалтерия: берем фактор, плюсуем-минусуем другие факторы, получаем персики под Ленинградом. Природа — в нашем случае планета, от недр до самых дальних оболочек, т. е. до звездных сфер — это единый организм, цельная живая система, требующая, стало быть, того самого системного подхода, о котором больше дудим, чем применяем на деле.
В результате человеческой деятельности уровень Мирового океана уже вырос, по разным подсчетам, на десять или на пятнадцать сантиметров. Пустяк? Но это — двести или триста миллиардов тонн воды, утяжеливших приливной бугор, который круглыми сутками катится по планете. Не похрустывает ли с непривычки океаническая кора- и не усиливается ли геотектоника, что ведет к выделению никем не учтенного добавочного разогрева суши, воды, атмосферы?
Этот жидкий Эверест первым делом изменил бытие самого океана. Например, течения Эль-Ниньо прежде либо не было вовсе, либо не было причины его замечать. Теперь это периодически возникающее теченьице утратило свой мелкотравчатый региональный масштаб, приобрело новый: принялось диктовать погоду, условия существования островам, архипелагам и материкам. "Крупный Эль-Ниньо в 1972 году почта ликвидировал промысел анчоуса в Перу. У берегов южной Калифорнии температура морской поверхности выше, чем когда-либо, а уровень моря необычно высок. Сообщалось о появлении в прибрежных водах таких видов планктона и рыб, которые там обычно не встречаются. С Эль-Ниньо связаны обильные дожди и наводнения. Восточная Австралия недавно была охвачена самой губительной засухой за всю историю метеозаписей. Воздействие Эль-Ниньо на рыбные запасы впервые почувствовали даже на крайнем юге, в Чили… Из-за потери урожая от засухи угроза голода нависла над миллионами индонезийцев", — писали газеты.
Вот они — ранние персики.
10- 15 см.
Возрастает приливной бугор — увеличивается мощь приливов — активнее разрушаются ледовые кромки Гренландии и Антарктиды; по-иному взаимодействуют море и река, что влияет на речные бассейны, затем на окрестности: рука Океана принимается крушить ледники в глубине континентов. Все это значит: воды в Мировом океане становится больше, чем предполагает наша бухгалтерия, еще больше выделится непредусмотренного тепла из-за усиления геотермальных процессов.
Вкус персиков, пока еще незрелых, начинаем ощущать в Сибири: климат изменяется от лета к лету, от зимы к зиме. Климатологи сочиняют мудреные отгадки климатическим загадкам, не беря в голову тех немудрящих десяти или пятнадцати сантиметров подъема уровня океана. Они-то, храбрецы, и шестиметрового подъема не пугаются, видя за ним только мерную рейку, не вслушиваясь в опасный хруст земной коры.
Двуокись углерода, которую мы бодро вырабатываем, отчасти поглощают леса и океанские воды. Но площади лесов ежедневно сокращаются, воды близки к пределу насыщения. С того момента — уже недалекого, когда океан перестанет быть нам помощником, накопление газа в атмосфере возрастет скачкообразно, климат утратит остатки стабильности, вырвутся на волю огни — подводные и подземные. Персики поспеют скорее, чем думают, но некому будет их съесть.
Учащение пульса планеты уже можно заметить простым глазом. Она больна — не перечесть симптомов, но не спешим на помощь, подменяем врачевание утешением, рассуждаем даже о приятностях погибельной болезни!
Движение "зеленых", д'артаньяновские выходки "Гринписа" показывают здравую озабоченность меньшинства, но не отменяют того коренного факта, что во вселенской битве между Космосом и Хаосом человечество — покуда — самоотверженно воюет на стороне Хаоса.
В возможную его победу наука через посредство индустрии вносит свой решающий вклад. Так удивительно ли будет, если в случае мировой катастрофы уцелевшие снова укажут пальцем на ученого, как на главного виновника всеобщей беды, если наука опять окажется под запретом на многие тысячелетия?
Подобные утверждения уже и сегодня начинают звучать: ведь кто придумал Бомбу, рентгеновский лазер, геофизическую войну и программу звездных войн? То-то!..
Оправдываться будет бесполезно. "И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и исповедует над ним все беззакония детей Израилевых и все преступления их и все грехи их, и возложит их на голову козла"…
На памяти человечества Сибирь всегда была местом суровым, куда не стремились — куда вытеснялись, берегом, на который волны истории выбрасывали потерпевших кораблекрушение. Таково, можно полагать, происхождение палеоазиатских народов — чукчей и юкагиров. Эвенки, вероятно, потомки чжурчженей, имевших когда-то империю, территориально покрупнее Римской. Воинство Чингисхана оставило от нее маловато следов. И хотя потомки чжурчженей — маньчжуры взяли после реванш: покорили Китай, основали последнюю династию богдыханов, эвенки в безмолвных лесах знать не знали об этом торжестве сородичей.
Чуть южней бурлил "котел народов", порой захлестывая наши стылые берега. Гунны — "приросшие к коням", "безобразные, похожие па скопцов" — что не помешало им накормить человечиной воронье на просторах Индии, Китая, Галлии, Италии… Тюрки — главней на протяжении веков соперники индоевропейцев. они обрушили тысячелетнее здание Восточной Римской империй — Византии, их потомки владеют Царь-градом-Константинополем, ныне Стамбулом, а также составляют коренное население мирной Якутии.
А потом пришли русские, оседлый земледельческий народ, началось строительство городов, промышленности, железных дорог и в паше время. — грандиозных заводов и гидроэлектростанций.
[1 все же сибирское наше отечество пока не вовсе оскудело зверьем, рыбой, лесом, просторами для пастбищ и полей, еще оставляет достаточный выбор между способами жизни. Все имеем- от невиданной индустрии до живых реликтов бытия предысторических и даже предчеловеческих времен, и все это можно еще наблюдать собственными глазами, не только в музейных витринах, думать, сравнивать, делать выводы.
Что увидим с утеса Сибирской платформы?
Кочевой быт — чум, юрта, яранга… Любопытно, что этот способ жизни, попросту немыслимый без постоянного передвижения, сам-то по себе, по формам своим, можно сказать, неподвижен. Редкие нововведения усваиваются с трудом. Строят для кочевника удобную избу, огораживают двор — он ставит во дворе ярангу или чум и живет, как привык. В бурятских деревнях нередки избы в виде юрты — весьма трудоемкое сооружение.
Кочевник помнит больше предков, чем любой из европейских королей. Он поет о Гссер-ханс, о Мапасе- для него персонажи не тысячелетней давности, а вчерашнего дня, и он может ожидать их возвращения завтра, как будто они не умерли, а только откочевали.
Наверное, как-то по-другому ощущает одиночество человек, с которым всегда его род и вся его история.
Обращенный в христианство, ислам или буддизм, кочевник сохраняет стойкую верность шаману, удивляя таким "дикарством" просвещеннейшего городского обывателя.
Здесь имеем крайне занимательный парадокс.
Энергия человеческих существ, понятно, не может не подчиняться всем тем законам, которые природа установила для энергии, в том числе для простейших ее проявлений. И если наиболее физически подвижные из разумных обитателей планеты оказываются наиболее малоподвижными в сфере норм повседневного существования, то оседлые, в особенности городские жители, возмещают свою физическую инертность — расходуют энергию, приводя в движение самое окружающую среду! Неизменность существования становится поэтому немыслимой, растет избыток изменчивости, в наше время уже угрожающий: движение в среде обращается против своего источника. А сам этот источник бешеного, теперь почти взрывчатого движения сидит в мягком кресле и, постанывая, запивает таблетки — лечится от болезней, вызванных его малоподвижностью — гиподинамией.
Изменяя мир вокруг себя, он ежедневно и неконтролируемо испытывает ответное воздействие высокодинамичной среды, которое, волей-неволей, его самого измеряет, причем вовсе не лучшим образом: он беспамятен- редкий горожанин знает отчество прадеда, он слабо верит даже собственным глазам…
Чем выше становится темп создаваемого им существования, тем хаотичнее, суетливее и в общем-то бессмысленнее становится сознание творца этого существования. И правильно: ведь каждый из нас есть тоже часть этой приведенной в хаотическое движение природной среды!
Среда, избыточно заряженная столь мощной энергией, как человеческая, переходит в иное качество, в иное агрегатное состояние, она, образно говоря, "закипает", и мы не знаем, куда девать "пар". Он бессмысленно улетучивается, либо он обжигает: энтропийные процессы тоже активны. Бывают активно вредны.
Природа породила "человека разумного", "человек разумный" породил человека городского, чуждого, пожалуй, даже враждебного природе.
И нечего искать каких-то козлов отпущения, чтобы возложить на них грехи. Проку от этого никакого, выхода это не откроет, спасения не принесет. Спастись можно только избавлением от греха.
Но каков этот грех? В чем же он заключается?
Если процессы, порожденные разумной деятельностью, становятся чем-то хаотичным, стихийным, бессмысленным и ведут к напрасному вырождению драгоценной исходной энергии, если разум оказывается автором той самой энтропии, ради борьбы с которой природа, собственно, и создавала разум — величайшую из всех ее сил, и если он становится помощником собственного смертельного беспощадного врага, то не ясно и, как следует это назвать?
Последствия предательства сказываются па нас неминуемо, поскольку предали-то мы самих себя.
Проповедовать, каяться и самобичеваться — это все, конечно, не вредно, однако и от греха не избавит, и последствий его не отменит.