— Хвалу доброй Кали воспоем попозже, — сказал Конан. Оставалось только поражаться быстроте, с которой варвар обрел прежнюю невозмутимость. — Нам пора уносить отсюда ноги. Медный монстр пришел в себя и крушит тут все.
— Это очень кстати, — заметил Фридугис. — Без его поддержки мы бы не справились.
— Не уверен, — пробормотал киммериец. — Людоеды довольно легко поддаются панике. Заметил?
Фридугис кивнул.
— Такое случается не только с людоедами, — добавил бритунец. — На свете полным-полно людей, которые храбры только перед слабыми, а при виде сильного противника ударяются в бегство.
— Это тебе сказители напели? — осведомился киммериец.
— Нет, дошел своим умом, — огрызнулся бритунец. — А, кроме того, имел возможность наблюдать.
Они бежали прямо в джунгли. Конан выглядел как человек, который точно знает, что делает, Фридугис не уставал удивляться ему. Ведь медный монстр никуда не делся — он будет идти за беглецами по пятам, пока не уничтожит их! И сбежать с этого плато у них не получится. Они в ловушке. Разгром селения людоедов только оттянул неизбежную развязку.
Как будто прочитав мысли своего спутника Конан повернулся к Фридугису и, широко ухмыляясь, проговорил:
— Каждый час, что мы проживем назло врагу, идет нам на пользу. Не торопись умирать. Всегда может оказаться, что есть какой-то выход. Обидно, если тебе не хватило нескольких мгновений, чтобы его найти.
Они шли через густые заросли, не разбирая дороги, всю ночь. Время от времени им начинало казаться, что идол больше не гонится за ними. Глухие тяжелые шаги стихли где-то вдалеке. Вопли людоедов, вонь костра — все это осталось далеко позади.
Конан, равно как и его спутник, отдавал себе отчет в том, что на плато им поневоле придется ходить кругами. Вряд ли преследователь оставит им время на то, чтобы спокойно сесть и сплести веревку.
Наконец они нашли подходящее место для отдыха, забились между корнями приземистой акации с множеством стволов, и заснули ненадолго. Фридугис хоть и старался не показывать виду, однако валился с ног от усталости. Пережитое совершенно выбило его из колеи. Бритунец даже попробовал пошутить над собой:
— Проклятье! — сказал он. — Гигантский паук как способ убедить пленника лежать тихо… Котел для варки людей живьем… До таких ужасов даже моя кормилица бы не додумалась, а уж вот кто была мастерица рассказывать страшные истории!
Конан фыркнул, но никак не прокомментировал сказанное приятелем. Он и сам устал. К тому же Фридугис получил рану в ногу. Не слишком глубокую и уж явно не опасную (если не случится заражения), но все же чувствительную. Так что у бритунца были все основания для того, чтобы упасть без сил и заснуть мертвым сном, едва его голова коснулась земли.
Как только солнце встало, Конан пробудился. В джунглях было очень тихо — если не считать обычного птичьего хора, да отдаленных криков каких-то животных. Ни барабанов, ни людских выкриков, ни грохотанья медного чудовища. Ничего, что, по мнению киммерийца, угрожало бы их жизни.
Как ни странно, это обстоятельство мало обрадовало Конана. Он привык не доверять хорошему. Особенно в тех случаях, когда неприятности не были устранены привычным для киммерийца способом: то есть не плавали в собственной крови. Вот если бы удалось превратить идола в гору расплавленного металла, а всем людоедам, до последнего младенца, выпустить кишки, — тогда другое дело…
Поэтому Конан решил не терять бдительности.
Но сначала следовало понять, в каком состоянии находится его спутник. Фридугис продолжал спать, и сон бритунца был неспокойным. Он метался по мягкому ложу — рыхлой земле между корнями акации, во сне продолжая отбиваться от людоедов и убегать от медного идола. Рана на его ноге, по счастью, не воспалилась. Более того, Конан с удивлением заметил, что она начала затягиваться.
От Фридугиса по-прежнему воняло мертвым пауком. Конан с его привычкой привыкать к обстоятельствам, изменить которые он пока не в силах, притерпелся и к этому запаху. Но стоило киммерийцу отойти в сторонку и глотнуть по-настоящему свежего ароматного запаха утренних джунглей, как паучья вонь стала казаться ему непереносимой.
Но… рана ведь затягивалась. Конан хлопнул себя по лбу. Яд паука не только парализовывал. Он еще и исцелял.
Он прошел десяток шагов, стараясь не выпускать спящего Фридугиса из виду, и обнаружил ручей, где с удовольствием умылся и утолил жажду. Затем вернулся к месту отдыха и беспощадно растолкал своего спутника.
— Избавься от вони и заодно выпей водички, — приказал Конан сонно моргающему Фридугису.
Тот наконец пришел в себя, охнул и захромал к ручью. Хромал он весьма бодро, так что Конан укрепился в своем изначальном впечатлении: рана благополучно заживала и через несколько дней вообще перестанет доставлять неприятности.
— Интересно, — сказал, возвращаясь, умытый Фридугис, — а где же Сканда? Мы расстались с ним, кажется, еще до того, как очутились среди людоедов.
Конан пожал плечами.
— Парень совсем дурачок, — ответил киммериец, — и не всегда отдает себе отчет в собственных поступках. Кто знает, где он прятался все это время? Я не берусь предсказывать его поступки.
— Мне почему-то кажется, — понизив голос, произнес Фридугис, — что он не просто дурачок.
— Да? — Конан равнодушно хмыкнул. — В любом случае, мы не имеем влияния на него. Да и заботиться о нем не обязаны. Он не считает нас своими спутниками в полной мере. Все равно как бездомный пес — прошел с нами час пути, а затем убежал по собственным делам.
— Я так не думаю, — многозначительно поведал Фридугис.
И тут, словно подслушав их разговор, Сканда появился. Точнее, до приятелей донесся его пронзительный птичий голос, кричавший:
— Конан! Фридугис! Конан! Фридугис!
— Легок на помине, — сморщился Конан. Но его недовольство сменилось острой тревогой, когда до его слуха донесся знакомый грохот: тум, тум, тум. Идол приближался. Вместе с идолом приближался и непрерывно кричащий Сканда:
— Конан! Фридугис! Конан! Фридугис!
— Подождем его, — сказал Фридугис.
Бритунец побледнел, однако старался держать себя в руках и выглядел он совершенно спокойным. Если не считать цвета лица, конечно. — Сдается мне, тут не все так, как представлялось вначале.
— Прекрасно, — вздохнул Конан. — Подождем. В крайнем случае, залезем на дерево.
— Отличный план, — улыбнулся Фридугис, по-прежнему сохраняя фальшивую бодрость. — Или закопаемся в землю.
— Этот план еще лучше, — сказал Конан. Идол между тем появился на прогалине, где росла акация. Сперва приятели увидели гигантскую медную ногу с большой вмятиной, полученной при падении со скалы. Затем появились руки, все шесть, одна за другой. И наконец, огромное туловище и голова с блестящими глазами и конусовидной прической, чуть погнутой и торчащей немного на сторону, предстали перед приятелями.
А на плечах у идола восседал, болтая ногами, Сканда и вопил во всю глотку:
— Конан! Фридугис!
— Что это значит? — гаркнул Конан, задрав голову к Сканде.
Чумазый пастушок весело ответил:
— Это наш друг — Гафа!
— Кто? — вырвалось у Фридугиса. — Как ты его назвал?
— Его имя, — пояснил Сканда. — Я знаю его имя. Он сам мне сказал. А что? Хорошее имя. Здешнее. Здесь так иногда зовут простолюдинов. Вроде меня. Бедный Сканда! Бедный Гафа! Ха-ха!
Он засмеялся и ловко спрыгнул с плеч идола. Идол подставлял ему руки, одну за другой, чтобы Сканда сходил по его ладоням, как по ступеням, а затем наклонился и спустил его на землю.
Сканда подошел к приятелям и покрасовался перед ними.
— Мы насилу вас нашли, — сообщил он. — Вы прятались. Сильно прятались! Ловко. Как люди джунглей. Странно…