У Ворот Матиаша играет военный оркестр. На флагштоке Града поднимается штандарт нового хозяина: две молнии на черном поле — эмблема СС.
Во внешнем дворе Града переминаются с ноги на ногу официальные лица.
— Почему же именно полицейский генерал? — перешептываются господа из «правительства» протектората. Они надели в честь торжественной встречи твердые воротнички и парадные костюмы.
— Каков бы ни был этот Нейрат, но во всяком случае в нем чувствовалось благородное происхождение, — заметил доктор Крейчи.
— Аристократ, — вспомнил крупный помещик Ян Фоусек, официально признанный глава коллаборационистов[2] из «Национального единения», которому Нейрат разрешил сохранить дворянский титул.
— Дипломат старой школы, — сокрушались коллеги-министры, уже привыкшие ладить с Нейратом и готовые даже забыть кровь чешских студентов, обагрившую в ноябре 1939 г. его белые перчатки.
— Почему же именно Гейдрих? — размышляли не без нервозности представители рейха со свастикой на рукавах. Они вышли вперед, как и подобает их положению на чешской земле. Они поскрипывают сапогами, теребят пряжки портупей. — Почему же все-таки Гитлер послал сюда именно Гейдриха?
— Хайль! Зиг хайль! — скандируют пражские соплеменники Гейдриха. выстроившись длинными шпалерами вдоль въезда в Град. Они не дождутся от нового протектора ничего, кроме военных орденов и крестов. Да еще, может, иногда им посчастливится увидеть, как он хмурит свой и без того нахмуренный лоб, хотя и трудно с уверенностью сказать, где кончается его лоб и где начинается нос. Тот, кого приветствуют восторженными криками, не гонится за овациями толпы, его стиль — «Ночь и мрак». Без церемоний, без музыки, без парадов. Поэтому и церемония представления будет краткой. Время Гейдриха словно нацеленный пистолет, тут не должно быть никаких задержек. Статс-секретарь К. Г. Франк едва успевает называть новому шефу должности, чины, имена подчиненных. Гейдрих знает о них все еще до того, как те успевают подобострастно пожать ему пальцы. Знать о каждом человеке больше, чем он может предполагать, — это метод, от которого шеф службы безопасности не откажется и в роли протектора Чехии и Моравии.
— Генерал-лейтенант Шпейх!
— Очень приятно, генерал. («Так это пехотное ничтожество замещает уполномоченного вермахта Фридерици?! Генерал Фридерици, разумеется, сюда не вернется, об этом уже позаботились. Он совал нос в дела СС, которые его не касались. Ты поймешь это или отправишься вслед за ним, заместитель!»)
— Полковник фон Бризен, комендант.
— Благодарю, полковник. («У меня ты из командира пражского гарнизона в генералы не вылезешь. Даю голову на отсечение. И вообще, господа из вермахта, вам не мешает подышать фронтовым воздухом!»)
— Генерал полиции Риге!
— Ну как дела, старый вояка? («Риге, Риге, такой опытный полицейский офицер, но в политическом отношении ты повел себя здесь как младенец!»)
— Оберштурмбанфюрер Беме!
— Хайль Гитлер, дорогой Беме! («Придется нам с тобой побеседовать, шеф моей пражской «Зихерхайтсдинст» и начальник полиции безопасности. Как ты думаешь, зачем я послал тебя сюда? Только для того, чтобы ты аризировал еврейские виллы? Я всех вас созову, дорогие господа, всех, кто тут стоит. Придется напомнить вам, что фюрер устроил протекторат не для того, чтобы вы могли тут отлынивать от фронта».)
В конце первой шеренги Гейдрих неожиданно остановился и решительно направился к парадному входу в Град. Тех, кто стоял во второй шеренге, он не удостоил даже взглядом. Чешское правительство? А что им, собственно, здесь надо? Кому это пришло в голову ставить их на одну доску с немцами из рейха? Нет, с этими пережитками дипломатических церемоний, которые терпел Нейрат, пора кончать. Чешские министры могут появляться только тогда, когда я их позову. Я им покажу, как греть руки и у камелька в Берлине и у камина на Даунинг-стрит. Я отобью у этих господ охоту сидеть сразу на двух стульях!
«Согласно распоряжению исполняющего обязанности имперского протектора обергруппенфюрера СС Гейдриха председатель совета министров автономного правительства протектората инженер Элиаш арестован по обвинению в государственной измене и предан народному суду Германской империи. Исполняющий обязанности имперского протектора одновременно отстранил арестованного от занимаемой им должности».
Но и это официальное сообщение, переданное протекторатным радио после обеда, не было в этот день последним.
Время Гейдриха — время взведенных курков.
— Обергруппенфюрер, ваш приказ выполнен! — рапортует один из адъютантов, прихваченных шефом с собой.
Гейдрих берет две фонограммы, присланные ему несколько минут назад из Праги и Брно. Гейдриху кажется, что он у себя дома. И так было повсюду: и в Амстердаме, и в Осло, и на Вильгельмштрассе в Берлине, и вот теперь, в этом кабинете, в южном крыле Пражского Града.
— Вилли!
— Да, господин обергруппенфюрер! — вскакивает и становится навытяжку адъютант-шифровальщик, молодой эсэсовский лейтенант.
Новый протектор прохаживается по великолепному паркету зала. Он диктует спешное сообщение.
— Секретно. Господину управляющему имперской канцелярией Борману. Главная ставка фюрера.
Минута размышлений, скорее по привычке. Ведь то, что должно быть передано по прямому проводу из Праги в зашифрованном виде далеко на северо-восток Европы, не только продумано, но уже выполнено.
«Дорогой партайгеноссе Борман! Сообщаю вам в дополнение к моим предшествующим трем донесениям, что сегодня, 28 сентября 1941 г., в 22 часа имперское радио в Чехии огласит следующие смертные приговоры, которые завтра будут вывешены на улицах:
1. По обвинению в государственной измене пражский военно-полевой суд приговорил генерала армии Йозефа Билы и дивизионного генерала Гуго Войту к смертной казни. Их имущество конфисковано.
2. По обвинению в саботаже военно-полевой суд в Брно приговорил Алоиза Трнечку из Роусинова и Алоиза Поспишила из Дрновиц к смертной казни.
3. За недозволенное хранение оружия пражский военно-полевой суд приговорил Ладислава Кумзака и Вацлава Франце из Праги к смертной казни.
Приговоры приведены в исполнение (через расстрел). Прошу вас сообщить об этом фюреру. Гейдрих».
Первое, второе, третье...
Телетайп выстукивает арифметические выкладки Гейдриха. Они только начинаются. Каждый день будут добавляться новые и новые имена. Перед многими из них в списках будет пометка «коммунисты». Отто Сынек, Франтишек Кржижек, Ян Крейчи, Вацлав Кржен, Вратислав Шантрох, Франтишек Тауссиг, Власта Гакен, Карел Эльсниц, Леопольд Каниок, Ян Янковскы, Йозеф Покорны, Курт Конрад...
Три года назад, 28 сентября 1938 г., телетайп выстукивал депешу-молнию с приказом из Праги в Вышков, где находилось главное командование отмобилизованной чехословацкой армии:
«Господину министру стало известно, что солдатам, особенно на линии укреплений, раздаются коммунистические листовки, призывающие войска не отступать ни в коем случае, потому что их поддерживает народ. Господин министр предлагает всем командирам принять меры и не допускать распространения в армии подобных листовок».
Тогда составляли эту депешу, читали и руководствовались ею многие из тех, чьи имена, уже без званий и чинов, теперь, спустя три года, стоят в кровавых списках рядом с именами коммунистов, тщетно предупреждавших их в свое время.
Арифметические выкладки генерала СС Гейдриха продолжаются, он так торопится, будто ему не хватает времени, чтобы выполнить свою задачу.
Но разве его задача только в том, чтобы дирижировать казнями?
Ведь многие казни — не просто карательная акция, они направлены, они метят куда дальше — против многих политических деятелей внутри страны и за ее пределами, против определенной политической концепции. Пусть же поймут, наконец, представители коллаборационистской чешской буржуазии, что нацистский Берлин не намерен впредь делить с ними экономическую и политическую власть в этой стране. Он будет хозяйничать здесь сам, по своему усмотрению и только в своих интересах. Да и эмигрантской части чешской буржуазии в Лондоне пора уже понять, что ее попытки сохранить свое влияние в стране безнадежны, — им теперь будет положен конец.
Таков смысл ареста Элиаша и других буржуазных деятелей Сопротивления, о связи которых с Бенешем, впрочем весьма слабо законспирированной, давно уже было известно нацистской контрразведке. По этому поводу Гейдрих сам скажет через несколько дней:
«Если бы мы хотели задержать всех, кто знал о связях с Лондоном, нам пришлось бы арестовать значительно больше людей. Но я выбрал только тех, кто занимал ключевые позиции, а всех остальных, кто знал что-либо, оставил в покое и делал вид, будто нам ничего не известно. Я не считал целесообразным полностью опустошать эту территорию, иначе кто бы здесь работал».
Итак, коллаборационисты во главе с президентом и правительством нам все же потребуются, но им не место у нашего стола, разве что на самом его краешке, или, еще лучше, пусть прислуживают у стола безропотно и покорно.
Нет, конечно, задача Гейдриха не только в том, чтобы дирижировать казнями. С этим отлично справился бы и Франк. Что же еще таит в себе назначение в Прагу верного преторианца Гитлера?
На этот вопрос даст ответ он сам. Очень скоро и весьма характерным способом.
Место действия — монументальный дворец с колоннадой, который построил в конце XVII века в пражских Градчанах аристократ Чернин, поклонник итальянского искусства еще с той поры, когда он подвизался в качестве императорского посла в Венеции.
В годы оккупации этот дворец стал мрачной резиденцией статс-секретаря и шефа полиции Чехии и Моравии группенфюрера СС, Франка.
Утро 2 октября 1941 г. Зал заседаний Чернинского дворца пестрит черно-коричнево-зелеными фашистскими мундирами. Без десяти девять предложено занять места.
На лестнице стоит мажордом. Он скрестил на груди руки, на костлявом лице резко вырисовываются стиснутые челюсти. Бывший книготорговец из Карловых Вар. Бывший депутат чехословацкого Национального собрания от судето-немецкой партии Генлейна. Один из бывших главарей судетской вооруженной организации «Фрайкорпс». Если бы с помощью рентгена можно было установить, о чем мечтает Франк, то стало бы ясно: высокий пост имперского протектора, считает он, должен принадлежать ему и только ему, Франку.