— Да, — продолжал Юкуону, — твой неразумный и порочный проступок тебе прощается. А теперь остается только освободить моего незаменимого Фиркса. С этой целью я должен поместить тебя в чан. Ты будешь погружен в соответствующую жидкость на период примерно в двадцать шесть часов, чтобы выманить Фиркса наружу.
Кугель скривился.
«Как можно разумно разговаривать с волшебником, который не только склонен к паясничеству и вспышкам гнева, но в придачу, кажется, сошел с ума», — подумал он.
— Гораздо мудрее позволить Фирксу поездить во мне еще в течение некоторого времени, — вслух сказал Кугель.
Юкуону, похоже, благосклонно отнесся к этому предложению и выразил свое удовольствие с помощью замысловатой джиги, которую исполнил с ловкостью, замечательной для человека с такими короткими ногами и несколько тучным телом. Он завершил представление гигантским прыжком и приземлился на шею и плечи, суча руками и ногами в воздухе, словно перевернутый жук. Кугель зачарованно наблюдал за ним, спрашивая себя, жив еще Юкуону или уже мертв.
Но волшебник, слегка помаргивая, легко возвратился в стоячее положение.
— Я должен усовершенствовать точность нажатий и уколов, — задумчиво сказал он. — Иначе происходят столкновения. Здесь среда совсем другого порядка, чем у «ССЗПНТЦ».
Он снова громогласно всхрапнул, откинув назад голову, и Кугель, заглянув в его открытый рот, увидел не язык, а белый коготь. До него сразу дошла причина странного поведения Юкуону. Какимто образом существо, подобное Фирксу, проникло в тело волшебника и овладело его мозгом. Кугель заинтересованно потер подбородок. Удивительная ситуация! Он принялся усердно и сосредоточенно думать. Самое важное сейчас — узнать, сохранило ли существо волшебное искусство Юкуону.
— Твоя мудрость потрясает меня! Я исполнен восхищения! Добавил ли ты чтонибудь к своей коллекции чародейных редкостей? — учтиво изрек Кугель.
— Нет. У меня всего полно, — заявило существо, говорящее голосом Юкуону. — Но теперь я чувствую потребность в отдыхе. Па, которые я только что исполнил, меня утомили.
— Проще простого, — сказал Кугель. — Наиболее эффективное средство для достижения сей цели — сжать с максимальной силой выступ волевого управления.
— Правда? — спросило существо. — Я попробую. Подождика! Это выступ противоположностей, а здесь завиток подсознательной конфигурации… «СЗЗМ». Многое меня озадачивает. На Эчернаре все намного яснее.
Оно пристально посмотрело на Кугеля, чтобы проверить, заметил ли он оговорку. Но Кугель напустил на себя равнодушноскучающий вид, и существо снова принялось перебирать различные элементы мозга Юкуону.
— Ах да, вот! Выступ волевого управления… Теперь сильное нажатие!
Лицо Юкуону напряглось, мышцы обмякли, и тучное тело свалилось на пол. Кугель метнулся вперед и связал волшебника по рукам и ногам, залепив его большой рот пластырем. Теперь Кугель исполнял свой собственный радостный танец с различными коленцами. Все прекрасно! Юкуону, дом и огромная коллекция волшебных приспособлений к его услугам! Кугель задумчиво посмотрел на беспомощное тело на полу и начал было вытаскивать его наружу, где удалось бы со всеми удобствами отрубить большую желтую голову, но воспоминания о многочисленных оскорблениях, неудобствах и унижениях, которые ему пришлось пережить по вине Юкуону, заставили Кугеля приостановиться. Неужели Юкуону должен умереть так быстро, не испытывая угрызений совести? Ни за что!
Кугель выволок неподвижное тело в зал и сел рядом на лавку, размышляя.
Вскоре тело шевельнулось, открыло глаза, попыталось встать и, обнаружив, что это невозможно, повернулось, чтобы осмотреть Кугеля сначала с удивлением, потом со злобой. Донеслось повелительное бормотание, на которое Кугель ответил уклончивым жестом.
Через некоторое время он поднялся на ноги, осмотрел веревки и пластырь, как следует проверил их надежность, а потом отправился осматривать дом, действуя с большой осторожностью и постоянно проверяя, нет ли где ловушки, приманки или западни, которую Юкуону, будучи человеком со странностями, мог устроить, желая перехитрить или обмануть незваных гостей. Кугель был особенно бдительным при осмотре рабочей комнаты Юкуону и сначала потыкал везде длинным прутом, но если волшебник и расставил силки или наживки, в глаза это не бросалось.
Проглядев полки в рабочей комнате, Кугель нашел серу, настойку и разные травы и приготовил тягучий желтый эликсир. Потом затащил дряблое тело в комнату, накачал его снадобьем, выкрикивая приказы и увещевания. Наконец лицо Юкуону приняло совсем желтый оттенок от проглоченной серы, жидкость стала сочиться у него из ушей и существо с Эчернара, цепляясь когтями, выбралось из тела. Кугель поймал его в большую каменную ступку, растолок в порошок железным пестиком, растворил серной кислотой, добавил ароматических солей и вылил полученную слизь в раковину.
Юкуону вскоре пришел в себя и уставился на Кугеля свирепым, неприятно пристальным взглядом. Кугель пустил в ход пары дурмана. Смеющийся маг закатил глаза и вернулся в состояние апатии. Кугель присел отдохнуть. Оставалась еще одна проблема: как обезвредить Юкуону на то время, пока Кугель намерен изложить ему свои претензии. В конце концов, просмотрев пару учебников, он запечатал рот волшебника с помощью мазка клеящей смеси, сковал силу несложным заклинанием, а потом заточил его в высокую стеклянную трубу, которую подвесил на цепи в вестибюле.
Когда Юкуону снова пришел в себя, Кугель отступил назад с любезной ухмылкой.
— Наконецто, Юкуону, дела начинают принимать правильный оборот. Ты не припоминаешь оскорбления, которым меня подверг? Какими грубыми они были! Я поклялся, что ты пожалеешь об этом! Сейчас пришла пора исполнить клятву. Я ясно говорю?
Выражение, исказившее лицо Юкуону, говорило само за себя.
Кугель уселся, держа в руке кубок с лучшим желтым вином волшебника.
— Я собираюсь продолжить это дело следующим образом: я подсчитаю общую сумму тех тягот, которые испытал, включая такие несоизмеримые величины, как простуда, холодные сквозняки, оскорбления, приступы страха, неуверенность, мрачное отчаяние, ужас, отвращение и другие невыразимые страдания, не меньшим из которых были услуги небезызвестного тебе Фиркса. Из этой суммы я вычту свою первоначальную неучтивость, и, возможно, в результате останется внушительный список долгов, требующих возмещения. К счастью, ты — Юкуону, Смеющийся маг. И, вне всякого сомнения, получишь извращенное беспристрастное удовольствие от этой ситуации.
Кугель обратил вопрошающий взгляд на Юкуону, но ответный взор выражал все, что угодно, только не веселье.
— И последний вопрос, — сказал Кугель. — Установил ли ты какиенибудь ловушки или приманки, с помощью которых я буду уничтожен или парализован? Одно моргание будет означать «нет», два — «да».
Юкуону только презрительно уставился на него из своей трубы.
Кугель вздохнул.
— Я вижу, придется держаться настороже.
Забрав с собой вино в большой зал, Кугель начал осваиваться с коллекцией волшебных инструментов, предметов, талисманов и прочих редкостей. Теперь это стало его собственностью. Взгляд Юкуону следовал за ним повсюду с тревожной надеждой, которая отнюдь не действовала успокаивающе.
Дни шли, а ловушка Юкуону, если таковая существовала, не срабатывала, и Кугель наконец пришел к выводу, что ее не было вообще. За это время он проштудировал тома и фолианты Юкуону, однако результаты оказались разочаровывающими. Некоторые из томов были написаны на древних языках, неразборчивым почерком или с применением таинственной терминологии, другие описывали феномены, недоступные пониманию Кугеля, третьи излучали такое ощущение опасности, что он немедленно их закрывал.
Один или два справочника оказались доступными пониманию. Их Кугель изучил с большим тщанием, заталкивая сопротивляющиеся слова одно за другим себе в мозг, где они катались и давили на виски, заставляя пухнуть голову. Вскоре Кугель оказался в состоянии управлять несколькими самыми простыми и примитивными заклинаниями; некоторые из них — а именно зловещий зуд Лагвайлера — он испробовал на Юкуону. Но, в общем и целом, Кугель был разочарован, признав себя лишенным врожденных способностей. Квалифицированные маги могли запомнить сразу три или даже четыре наиболее могущественных заклятия. Для Кугеля даже заучивание одногоединственного заклинания стало задачей необычайной сложности. Однажды, пробуя применить пространственное перемещение к атласной подушке, он поменял местами некоторые части заклинания и сам был отброшен назад, в вестибюль. Раздраженный ухмылкой Юкуону, Кугель вынес трубу с волшебником во двор, приделал к ней пару консолей и повесил на них лампы, которые освещали площадку перед домом в течение ночи.
Прошел месяц. Кугель уже чувствовал себя полноправным владельцем дома волшебника. Крестьяне из ближайшей деревни приносили ему продукты, а Кугель в ответ предоставлял им те мелкие услуги, на которые был способен. Както раз отец девушки, убиравшей спальню Кугеля, уронил ценную пряжку в глубокий водоем и стал умолять Кугеля вы тащить ее. Тот с готовностью согласился и опустил в водоем трубу, в которой сидел Юкуону. Волшебник через некоторое время обнаружил местоположение пряжки, и ее потом вытащили крюком. Этот эпизод заставил Кугеля задуматься над тем, как еще можно было использовать Юкуону.
А тут как раз на Азеномейской ярмарке было устроено «Состязание уродов». Кугель записал Юкуону участником, и, хотя волшебник и не получил первой награды, его гримасы оказались незабываемыми и вызвали оживленное обсуждение. На ярмарке Кугель встретил Фианостера, продавца талисманов и волшебных приспособлений, который когдато послал его в дом Юкуону. Фианостер с шутливым удивлением перевел взгляд с Кугеля на тележку, где лежала труба с плененным волшебником.
— Кугель! Кугель Хитроумный! — воскликнул Фианостер. — Значит, слухи говорят правду. Ты теперь — хозяин дома Юкуону и его коллекции инструментов и редкостей! Кугель сначала сделал вид, что не узнает Фианостера, а потом заговорил как нельзя более холодным голосом.
— Абсолютная правда, — сказал он. — Юкуону предпочел принимать не такое активное участие в делах этого мира, как раньше. Тем не менее дом кишит западнями и ловушками. Несколько изголодавшихся животных бродят в саду по ночам, и я установил крайне суровое заклятие, чтобы охранять каждый из входов.
Фианостер, казалось, не замечал холодности Кугеля.
— Поскольку ты теперь обладаешь обширной коллекцией редкостей, не продашь ли некоторые из второстепенных экземпляров? — Торговец вожделенно потирал пухлые ручки.
— Нет никакого желания торговать магическим добром, — отрезал Кугель. — В сундуках Юкуону столько золота, что его хватит как раз до той поры, когда солнце угаснет окончательно.
И оба, по многолетней привычке, взглянули вверх, чтобы проверить цвет умирающего светила.
— В таком случае я желаю тебе доброго дня. И тебе тоже, — вежливо прекратил беседу Фианостер.
Эти последние слова были обращены к Юкуону, ответившему только угрюмым взглядом.
Вернувшись в дом, Кугель занес Юкуону в вестибюль. Потом, поднявшись на крышу, оперся о парапет и уставился на уходящие вдаль холмы, поднимающиеся, словно волны на море. Над ним поднимались спиральные башни зеленого стекла. Ниже косо уходили к земле крутые гребни и фронтоны, которые Юкуону считал эстетически правильными. Только лицевая поверхность старой центральной башни предлагала легкий доступ в дом. Среди скошенных внешних контрфорсов Кугель пристроил пластинки мыльного камня с таким расчетом, чтобы любой, кто захочет взобраться на парапет, наступил на них и соскользнул вниз, навстречу своей погибели. Если бы Юкуону принял подобные меры предосторожности вместо того, чтобы устраивать головоломный хрустальный лабиринт, он не смотрел бы сейчас на белый свет из высокой стеклянной трубы. Хотя необходимо усовершенствовать и другие средства защиты, используя ресурсы, которые можно извлечь с полок Юкуону.
Вернувшись в большой зал, Кугель проглотил обед, поданный Джинс и Скивви, двумя хорошенькими служанками, и немедленно принялся за свои исследования. Сегодня они касались заклятия безнадежного заточения и средства дальней отправки, с помощью которого Юкуону перенес его в северные пустоши. Оба заклинания обладали немалой силой, оба требовали смелости и абсолютно точного контроля. Кугель сначала опасался, что никогда не сможет проявить данные качества. Тем не менее он упорствовал и наконец почувствовал, что осилил сию премудрость. А два дня спустя появился незваный гость, Фианостер.
— День добрый, — неприветливо сказал Кугель. — Я не очень хорошо себя чувствую и не намерен принимать тебя.
Фианостер вежливо поклонился.
— Известие о твоей мучительной болезни достигло моих ушей, и я поспешил сюда с успокаивающим средством. Позволь зайти внутрь, — с этими словами он попытался пролезть мимо Кугеля, — и я отмерю тебе точную дозу.
— Я страдаю от душевной болезни, — многозначительно сказал Кугель, — которая проявляется взрывами страшной ярости. Умоляю тебя удалиться, дабы я в момент неконтролируемого спазма не рассек тебя мечом на три части или, что еще хуже, не обратился к волшебству.