- Прекрасно, - ответил он.
- А маленький Крис?
- О, с ним тоже все хорошо. В следующем месяце он станет взрослее на целый год.
Он открыл другую дверь и вошел туда, где перед кухонной плитой стояла Лаура, и поцеловал ее в шею. - Осторожней! - воскликнула она в притворном раздражении. - Я из-за тебя едва не пролила подливку.
Он открыл еще одну дверь, это вновь было заведение Эрни. Он быстро закрыл ее. И затем открыл другую... Там он обнаружил себя в баре, полном громко выкрикивавших людей. Вокруг него носились и падали длинные ленты серпантина, ленты и разноцветные шары. Он взорвал один шар, ткнув в него сигаретой, и поднял стакан. - С Новым Годом! - закричал он. - С Новым Годом! - За столиком в углу сидела Лаура, лицо ее выражало страдание. Он подошел к ней, схватил за руку, пытаясь поставить на ноги. - Все хорошо, разве ты не видишь? - сказал он. - Это канун Нового Года. И если мужчина не может себе позволить отправиться на встречу Нового Года, тогда куда же еще он может позволить себе пойти?
- Но, дорогой, ты сказал...
- Я сказал, что я бросил... и я действительно брошу... начиная с завтрашнего дня. - Он закружился в каком-то странном маленьком хороводе, который каким-то образом вновь вынес его к ней. - С Новым Годом, малышка... с Новым Годом!
- С Новым Годом, дорогой, - сказала она и поцеловала его в щеку. И тогда он увидел, что она плакала.
Он выбежал из комнаты в непроглядную ночь.
С Новым Годом, сказала равнина.
С Новым Годом, мигнули звезды.
Пусть все старое будет забыто и никогда не вспомнится...
А гигант все упорно шел вперед, и теперь сверкающая вершина заслоняла уже половину неба. В отчаянии, Крис распахнул еще одну дверь.
Теперь он сидел в кабинете. За столом напротив него - седой мужчина в белом халате. - Взгляните на это вот таким образом, - говорил седой. - Вы только что выздоровели после длительного приступа болезни, к которой вы чрезвычайно склонны, и поскольку вы слишком склонны к ней, то должны постоянно избегать любых и всяких контактов с вирусом, который ее вызывает. У вас очень низкий алкогольный порог, Крис, и, следовательно, вы даже в большей степени находитесь во власти "первой рюмки", чем обычный средний алкоголик. Более того, ваша изменчивая личность, ваше "алкогольное второе я"... практически диаметрально противоположно вашей истинной сущности, и, следовательно, несовместимо с реальностью. И оно на практике реагирует так, как ваше настоящее "я" реагировать и не мечтало, и, с этой точки зрения, способно на поведенческие особенности столь противоположные вашему обычному поведению особенностям, что это может разрушить всю вашу жизнь. Поэтому, я прошу вас, Крис, не давать ему воли. А теперь, до свиданья, и удачи вам. Я рад, что наше учреждение смогло оказать вам столь заметную помощь.
Он знал время, поджидавшее его за следующей дверью, и это было время, которое ему не хотелось освежать в своей памяти. Но дверь открылась сама по себе, и против своей воли он переступил темный порог тех самых лет...
В пятницу вечером он и Лаура переносили сделанные покупки из машины в дом. Стояло лето, и звезды спокойно поблескивали в мягком бархатистом небе. Он устал, как и следовало ожидать к концу недели, но он еще и взвинчен... нестерпимо взвинчен после трех месяцев трезвости. А вечера по пятницам были хуже всего; ранее он всегда проводил их в заведении у Эрни, и пока одна половина его разума напоминала, как мучительно будет он жалеть об этом на следующий день, другая настаивала на продлении эйфории, которую эти вечера ему доставляли... несмотря на то, что знала, как знала это и другая часть, что эйфория эта была не более чем просто глубокое и грубое животное расслабление.
Пакет с картошкой, который он нес, лопнул, и картошка рассыпалась по всему дворику.
- Вот черт! - проговорил он и, присев на корточки, начал собирать ее. Одна из картофелин выскользнула из его пальцев и упрямо покатилась со двора, и затем вдоль дорожки, а он в ярости бросился за ней, раздраженный и полный решимости не дать ей укатиться совсем. Она задела по пути одно из колес трехколесного велосипеда маленького Криса и закатилась под крыльцо черного входа. Когда он полез за ней, то его пальцы нащупали холодную изогнутую гладкую поверхность, и он внезапно вспомнил про бутылку виски, которую спрятал прошлой весной, вернувшись домой после субботней попойки... спрятал и забыл.
Он медленно вытащил ее. Свет звезд отразился от ее поверхности, и она мягко сверкнула в темноте. Он, не сводя с нее глаз, опустился на колени и почувствовал, как по ним ползет холодная сырость земли. Что страшного, если сделать всего лишь один глоток? вопрошало не покидавшее его внутреннее напряжение. Один глоток, украдкой выпитый в темноте, и все?
Нет, ответил он. Никогда. Да, пронзительно вопило внутреннее напряжение. Только один. Чуть-чуть. Глоток. Поторопись! Если это не судьба, пакет вряд ли бы разорвался. А затем его пальцы, сами собой, свернули пробку, и он поднес бутылку к губам...
Когда он вернулся во дворик, Лаура стояла в дверях, ее высокий тонкий силуэт мягко вырисовывался в свете, падавшем из гостиной. Он присел, и снова начал собирать картофелины, а она, увидев, что произошло, спустилась, посмеиваясь, и стала помогать ему. После этого она вышла на улицу и отправилась к своей сестре, чтобы забрать маленького Криса. К тому времени, когда она вернулась назад, бутылка была наполовину пуста, а внутреннее напряжение исчезло.
Он дождался, пока она повела маленького Криса наверх, чтобы уложить в постель, и тогда сел в машину и поехал к центру города. Направляясь к Эрни.
- Привет, Крис, - с удивлением сказал Эрни. - Что тебе налить?
- Порцию неразбавленного виски и пиво, - ответил он. И тут заметил в конце бара девушку. Это была высокая блондинка с глазами, похожими на голубое горное озеро. Она невозмутимо и с явным расчетом посмотрела в его сторону в ответ на его взгляд. Выпитый перед этим виски придал ему хвастливой смелости; а новый "ерш" еще больше усилил ее. Он прошел вдоль бара в самый конец его и уселся на стул рядом с ней. - Выпьешь со мной? - спросил он.
- Конечно, - сказала она, - почему бы нет?
Он заказал еще и себе, будто паря на крыльях. После целых месяцев, сдобренных лишь имбирным пивом, вся накопившаяся энергия тут же нашла выход, едва рухнули все его ограничения, и его "второе я" алкоголика вышло на подмостки сцены. Завтра он будет ненавидеть то, что он являет сегодняшним вечером, но пока же просто влюблен в то, что являл. Вечером он был богом, покорявшим вершины и скачущим по холмам. Он проводил блондинку до ее квартиры и остался на ночь, а домой вернулся лишь на рассвете, источая запах дешевых духов. Когда на следующее утро он увидел лицо Лауры, ему захотелось убить себя, и, наверное, он сделал бы это, если бы под крыльцом у черного входа не оставалось полбутылки. Но бутылка спасла его, и он снова сорвался.
Это был самый настоящий запой. Чтобы поддерживать его, он продал автомобиль, а через несколько недель он и блондинка оказались в дешевых меблированных комнатах в Каламазу. Она оставалась рядом с ним достаточно долго, помогая пропивать последние деньги, а затем исчезла. А он так и не вернулся к Лауре. Прежде, когда он отправлялся на Улицу Дураков, это было пьянство в одиночку, после которого он еще был в состоянии предстать перед ней. Но сейчас он не мог посмотреть ей в лицо, не мог видеть ее нежную улыбку, ее ласковые глаза. Одно дело причинять ей боль; и совсем другое дело - убивать ее.
Нет, он не вернулся назад; он принял Улицу Дураков как свою судьбу и отправился в путешествие по ней на долгие годы, и годы эти не были приятными. А значит, таким образом, прошлое не было предпочтительнее настоящего.
Сверкающая вершина вздымалась ужасно высоко на фоне испещренного звездами неба. Теперь он мог смело идти к ней, что бы она ни значила; но оставалась еще одна дверь, которую следовало открыть, еще один, последний горький глоток, остававшийся в чаше. Он с мрачной решимостью шагнул назад через бездонную пропасть времени к маленькому бару на Школьной улице и прикончил стакан вина, который заказал там шесть лет назад. Затем подошел к окну и замер, глядя на улицу.
Он стоял так некоторое время, наблюдая, как дети идут из школы домой, и вскоре на глаза ему попался мальчик с глазами Лауры. Тогда горло его сжалось, и улица начала медленно расплываться перед глазами; но он продолжал смотреть, и вскоре мальчик прошел мимо окна, беззаботно болтая со своими приятелями и размахивая портфелем; миновал окно и исчез из вида. В какой-то момент он был почти готов выбежать наружу и закричать: Крис, помнишь ли ты меня?... а затем, по милости божьей, он обратил взор на свои сбитые башмаки, а рассудок дополнил картину потрепанным пиджаком и кисловатым винным запахом его дыханья, и он вновь вернулся в полумрак зала.
А на равнине он вновь закричал:
- Ну почему ты так поздно пришла за мной, госпожа Смерть? Почему ты не пришла шесть лет назад? Ведь именно тогда я умер на самом деле!
Гигант остановился у основания сверкающей горы и пристально вглядывался вверх, на белоснежные склоны. Самый облик его выражал сострадание, и когда он повернулся, сострадание все еще оставалось в его глазах. - Я не смерть, - сказал он.
- А тогда кто же ты? - спросил Крис. - И куда мы идем?
- Мы не идем никуда. От этого места ты должен проследовать один. Я не могу подняться на вершину; она для меня запретна.
- Но почему я должен взбираться на вершину?
- Ты не должен, но ты хочешь. Ты хочешь подняться на нее, потому что она - смерть. Равнина, которую ты только что пересек и на которой все еще стоишь, являет собой переход от жизни к смерти. Ты неоднократно возвращался к моментам своего прошлого, потому что настоящее, если исключить формальный смысл, для тебя более не существует. Если ты не поднимешься на нее, то будешь постоянно возвращаться к этим моментам.
- И что же я найду на вершине?
- Не знаю. Но одно я знаю определенно: что бы ты ни нашел там, это будет куда более милосердным, чем то, что ты нашел, или найдешь, на равнине.
- Кто ты?
Гигант оглядел равнину. Его плечи обвисли, будто на них опустилась величайшая тяжесть.
- Не существует слова, чтобы выразить, кто я есть, - произнес он через минуту. - Зови меня странником, если угодно; странником, осужденным вечно бродить по этой равнине; странником, периодически вынужденным возвращаться к жизни и отыскивать кого-нибудь, находящегося на грани смерти, и умирать вместе с ним, в ближайшей попутной гостинице, разделить с ним его прошлое и добавить его страдания к своим собственным. Странник, знающий множество языков и обладающий множеством знаний, собранных за многие века; странник, который, по самой природе своих владений, может двигаться, по желанию, сквозь прошлое... Ты очень хорошо знаешь меня.
Крис пристально всматривался в тонко очерченное лицо. Заглядывал в измученные от боли глаза.
- Нет, - сказал он, - я не знаю тебя.
- Но ты очень хорошо знаешь меня, - повторил гигант. - Правда, лишь по описанию и по рисункам, но ни историк не может точно описать человека, основываясь лишь на одних слухах, ни художник не может точно изобразить лицо, которого никогда не видел. Кто я такой, не должно иметь большого значения для тебя. То, что должно быть для тебя важно, это есть ли здесь путь для твоего возвращения к жизни или нет.
И тут в сознании Криса забилась надежда.
- И он есть? Он существует?
- Да, - сказал огромный человек, - есть. Но очень немногие из людей прошли его удачно. Сущность равнины - это всего лишь прошлое, и в этом заключена ее слабость. Прямо сейчас ты имеешь возможность возвращаться в любой момент твоей жизни; но пока ты, делая это, не изменишь свое прошлое, день твоей смерти будет оставаться неизменным.
- Я не понимаю, - сказал Крис.