84541.fb2
- Макаренко? Был.
Она прошлась по комнате и зажгла настольную лампу.
- Электричество режет мне глаза. Погасите, пожалуйста, верхний свет.
Я поспешил выполнить ее просьбу. Лида села в кресло и достала из сумочки конверт.
- Я прошу вас передать это письмо инженеру Макаренко. Я хотела послать письмо почтой, но не уверена, что оно до него дойдет.
Я был удивлен. Зачем ей передавать письмо? Ведь она могла поговорить с Макаренко, тем более что он живет в этой же гостинице и уже, вероятно, дома.
- Вас удивляет моя просьба? Я уезжаю на два месяца в Ессентуки. Мой поезд отходит на рассвете... А я уже десять дней не могу увидеться с Ярославом.
- Почему? - вырвалось у меня.
- Инженер Макаренко занят, - с иронией сказала Лида. - Десять дней назад он исчез, чтобы работать над своим проектом. Я думала, что сегодня он вернется к себе в гостиницу, но, оказывается, он снова звонил сюда, что еще несколько дней его не будет.
Для меня это было новостью. Правда, я знал, что Макаренко много работает, но о его исчезновении ничего не слышал.
- Это манера инженера Макаренко, - с горечью сказала Лида. - Свою работу он ставит превыше всего.
- Да, он много работает. Энергичный и настойчивый человек.
- Возможно... Когда он появится, пожалуйста, передайте ему письмо. Вы ведь соседи... И... я надеюсь, вы никому не расскажете об этом маленьком поручении.
- Обещаю, - торжественно сказал я.
Она отдала мне письмо.
Некоторое время мы молчали. Потом Лида встала и протянула мне на прощание руку. Я не знаю, что меня толкнуло на это, но у меня вырвалось:
- Лидия Дмитриевна, я перед вами виноват.
- В чем? - удивленно посмотрела она на меня.
Я помолчал, досадуя на свою несдержанность.
- У меня ваша сумочка... которую вы потеряли у моря...
Лида вспыхнула.
- Уверяю вас, никто об этом не знает. Я хотел ее вернуть, но не знал, чья она... Потом догадался... Мне очень совестно...
- Вы прочитали письмо, которое там было?
Я склонил голову. Последовало долгое молчание.
- Верните мне его, пожалуйста.
Пришлось вытащить из шкафа большой чемодан и достать из него сумочку, которую до сих пор я так старательно оберегал от чужого глаза.
Лида открыла сумочку, перебрала ее содержимое и вынула письмо.
Читала она его долго и внимательно. Сидя против нее, я видел, как менялось выражение ее лица. Наверное, это письмо было для нее очень ценным. Да иначе и быть не могло.
Я любовался Снежной Королевой, как называл ее Ярослав Макаренко. Правда, болезнь уже отразилась на ней, а может быть, и взаимоотношения с Макаренко сыграли роль. Я вспомнил слова Барабаша, что при диабете больному очень вредны острые душевные переживания, так как они ускоряют развитие болезни.
Лида дочитала письмо, сложила его и положила в сумочку, с которой пришла сюда.
- Вы не в претензии, что я забираю вашу находку?
- Лидия Дмитриевна!
- Я очень вам благодарна. В сумке, кажется, не было ни одного предмета, который указывал бы, кому она принадлежит. Итак, я не могу сердиться на вас за то, что вы прочитали письмо... Как вы ее нашли?
- Вы припоминаете вечер у моря накануне вашего отъезда с курорта домой?.. Я ждал вас тогда с этой сумочкой до полуночи, не читая письма.
- Откуда вы знали, что на следующий день я должна уехать?
- Я слышал ваш разговор с...
- ...с Юрой... Это вы сидели на скамейке, когда мы пришли на набережную?
- Я.
Девушка легонько вздохнула.
- Лидия Дмитриевна, что вас так волнует? Я вижу, в последнее время вы очень нервничаете. Неужели из-за нездоровья?
Болезненно улыбаясь, она посмотрела на меня:
- Вы дипломат, Олекса Мартынович. Я вспоминаю, как вы сравнивали меня с белой розой. К сожалению, я не знала тогда, что вы читали это письмо.
- Уверяю вас, я сказал это только потому, что чувствовал правильность сравнения, сделанного когда-то Ярославом Васильевичем.
- Я ни в чем вас не виню. Я вспомнила просто так. Вы хотите о чем-нибудь спросить меня?.. Но вы и так знаете больше, чем кто-либо другой.
- Позвольте мне быть с вами совсем откровенным. После того как я догадался, кто автор этого письма и кому оно адресовано, я узнал и много другого... Но совсем не все.
- Вы хотите знать все?
- Нет, простите. Хотя моя профессия и требует, чтобы я ко всему проявлял интерес, но в данном случае это было бы нечто большее, чем даже неделикатность. Просто я не понимаю, почему вы нервничаете, когда вам это вредно. И сержусь на вас за это.
- Иначе говоря, вы обвиняете меня?
- Если друг может обвинять.