Через минуту сквозь стеклянную дверь я снова увидел санитарку, а за ней Барабаша. Ковер на полу в коридоре заглушал их шаги. Барабаш подошел ко мне и молча пожал мне руку. Он был бледен и печален.
Жестом он пригласил меня к себе.
- Как Лида? - спросил я, когда мы очутились не то в кабинете, не то в лаборатории.
Рядом с письменным столом там стояли столики с разными приборами и многочисленными бутылочками.
- Ее положение безнадежно... с точки зрения современной медицины, тихо ответил Барабаш.
- То есть?.. - я старался сохранить спокойствие.
- То есть средства, которыми располагает медицина теперь, помочь ей не могут... Жить Лиде осталось два-три дня... два-три дня... - едва слышно повторил Барабаш.
Боясь, что и мой голос начнет дрожать, я немного помолчал.
- А... а эксперимент?
- Эксперимент дает какую-то неясную надежду... Я только что закончил опыты на кроликах и выяснил, что злокачественные опухоли можно лечить большими дозами открытых мною лекарств.
- Рак тоже?
- Да. В большинстве случаев последствия лечения были вполне удовлетворительны.
- Но было и иначе?
- Около двадцати процентов случаев окончились немедленной смертью. Полгода назад смертью заканчивались семьдесят процентов. Если бы мне еще год поработать! Один только год!.. Тогда я был бы совершенно уверен.
- Неужели нельзя подождать несколько месяцев?
Барабаш грустно посмотрел на меня.
- Если бы было можно, Олекса Мартынович! Три дня - это самое большее... Но конец может наступить и раньше.
Я понимал его. Но я должен был все взвесить.
- А что говорят другие врачи? - спросил я.
- Сегодня утром состоялся консилиум. Все без исключения врачи согласились с моим прогнозом. Итак, последнее слово за вами. Этого требует Станислав. Больную мы не спрашивали и спрашивать не будем. Она до сих пор не знает, что с ней. Так лучше. По крайней мере, мы можем подбадривать ее. А какое это имеет значение, вы, надеюсь, и сами понимаете.
Снова я с минуту молчал.
- Еще один вопрос... Это сложная операция?..
- Очень сложная. Вот почему мне не хотелось бы тратить ни минуты на лишние разговоры... Нужно сделать несколько уколов - ввести мои лекарства непосредственно в раковую опухоль. Уколы сразу же вызовут резкое повышение температуры и повлияют на работу сердца. Оно может даже остановиться. Мы заставим его работать с помощью построенного мной электроприбора. Кроме того, мы будем непрерывно делать больной искусственное дыхание, будем давать ей кислород...
- Когда вы думаете начать операцию?
- Чем скорее, тем лучше...
Я видел, что Барабаш не запугивает меня. Очевидно, состояние Лиды было таково, что он не мог не отважиться на операцию, хотя и не был уверен в счастливом исходе. Иначе поступить он не мог.
Но я еще не решался сказать последнее слово.
- Я хотел бы увидеть Лидию Дмитриевну до операции...
- Хорошо. Только ни единым намеком не давайте понять, в каком она тяжелом состоянии. Наоборот, вы должны всячески уверить ее, что скоро ей станет легче, что она будет здорова.
В голосе и взгляде Барабаша чувствовалась какая-то новая, покоряющая сила.
- Пойдем.
Барабаш повел меня в палату, где лежала Лида.
Больная занимала большую, светлую комнату. Возле постели стоял столик, за которым сидела дежурная сестра. Лида лежала с закрытыми глазами.
Когда я подошел к постели, она взглянула на меня. В ее взгляде были равнодушие и страдание. Но вот она узнала меня. По ее губам промелькнула едва заметная улыбка.
- Добрый день, Лидия Дмитриевна, - проговорил я, стараясь казаться бодрым и веселым, хотя волнение сдержать было трудно.
На выручку мне пришел Барабаш. Голос его звучал так мягко и спокойно, что я невольно взял себя в руки.
- Старый друг приехал, - сказал он, кивая на меня. - Привез привет от Станислава и от всех.
Лида протянула мне исхудалую руку и показала глазами, чтобы я сел возле нее.
- Как живет Стась? - тихо спросила она.
- Он сейчас в командировке. Как только приедет, сейчас же будет здесь, - ответил я.
- А к тому времени тебе непременно станет легче, - уверенно сказал Барабаш. - Сегодня должен прибыть новый препарат. Опыты показали, что он чудесно действует в случаях, подобных твоему.
Лида устало закрыла глаза. Сколько раз в день, очевидно, слышала она такие успокаивающие слова! Но лучше ей не становилось.
Барабаша позвали. Сурово посмотрев на меня, он вышел. Но теперь я и сам знал, как мне следует вести себя.
Дежурная сестра вышла вслед за доктором. Мы остались с Лидой вдвоем.
С минуту она лежала неподвижно, потом раскрыла глаза и, поднявшись на локтях, осмотрела комнату.
- Давно мы с вами не виделись, Лидия Дмитриевна, - сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
- И, верно, больше не увидимся, - тихо проговорила девушка.
Я невольно вздрогнул, но притворился, что ничего не понимаю.
- То есть?