Он потряс Айльфа за плечо:
— Пора вставать.
Юноша сел, хлопая глазами.
— Что-то случилось, сударь?
— Нет-нет, — успокоил его Леон, — просто нам нужно поторапливаться, если мы хотим хоть сколько-нибудь пройти до темноты.
Айльф осмотрелся, ноздри его напряженно вздрогнули — точь-в-точь дикий зверек. Потом заметил:
— Ворлан до сих пор горит.
— Да, — сказал Леон, — верно.
— И, сдается мне, не только Ворлан.
Леон проследил за его взглядом: еще дальше к югу в синем небе тоже высился мутный, сизый, почти невидимый столбик дыма.
— Пожалуй, — пробормотал Леон, — нам действительно стоит поторопиться.
— Пусть она еще немного поспит, пока я соберу вещи, сударь, — сказал Айльф.
— А ты как думаешь, что там происходит?
— Должно быть, конец света и впрямь вот-вот наступит, — флегматично констатировал парень.
Леон автоматически поднял голову, выискивая в небе сверхновую — он как-то совсем позабыл о ней. Нашел он ее с трудом — пылающая оболочка, стремительно распространяясь все дальше, теряла плотность, а заодно — и былую яркость.
— А может, — задумчиво продолжал юноша, — вовсе и не мурсианцы эти злосчастные; это его светлость маркграф чем-то не угодил Двоим. Потому как, если, к примеру, пострадали только угодья лорда Ансарда — одно дело. А уж если такие беды обрушились повсеместно…
«Еще немного, и я приму эти доводы, — подумал Леон. — Действительно, как все просто — либо Создатели ополчились на маркграфа и это, что называется, неприятности местного масштаба, либо всеобщий апокалипсис. В конце концов, выкладки Айльфа по-своему логичны — не менее логичны, чем все наши отсылки к стохастике и теории вероятностей».
— Буди Сорейль, — сказал он, — поехали.
Вечер надвигался неспешно, но неуклонно: небо потемнело, и Айльф уже несколько раз озабоченно оглядывался в поисках предполагаемого места для ночлега, но его все время что-то не устраивало — он досадливо качал головой и погонял своего мула дальше. Леон следовал за ним. Он уже начинал тревожиться — какой бы хрупкой ни была Сорейль, лошадь все равно устала, перенося двойную ношу.
— Что тебя беспокоит? — спросил он юношу.
— Не стоило бы ночевать под открытым небом, сударь. Мало ли кто на нас наткнется.
— Ты боишься людей или зверей?
— Людей.
— На пути туда нас никто не потревожил, — заметил Леон и тут же сам удивился собственной глупости.
Айльф, похоже, удивился не меньше.
— Так мы же с его светлостью ехали, — мягко, как недоумку, пояснил он, — кто же нападет на вооруженных всадников? Таких дураков нет. Потом, опять же, конец света… Кое-кто может подумать, что неплохо бы повеселиться напоследок — терять-то нечего…
— Ну и как нам быть?
— Может, — бодро сказал Айльф, — наткнемся на какое-нибудь жилье.
— В лесу?
— Почему бы и нет? Люди везде живут. На землянку дровосеков можно наткнуться или на хижину угольщиков… Да и лесник наверняка где-то поблизости — угодья-то его светлости… А мы с вами теперь тоже — его светлости люди. Так что он нас приютит, накормит, а может, и лошадь продаст.
— Ну уж нет, — возразил Леон, — никакой я не человек его светлости. Я сам по себе.
— Все вы, господа, гордые… Это пока жареный петух в темечко не клюнул. Всегда лучше быть при ком-то. Когда ты сам по себе, тебя все равно что и нет…
Дым вдали за кромкой леса, вместо того чтобы поблекнуть в сумерках, был теперь хорошо виден — он приобрел розовый оттенок, которым подсвечивали его снизу невидимые языки пламени.
Леон так привык к сидящей у него за спиной молчаливой Сорейль, что никакого неудобства не чувствовал. Но она-то, должно быть, думает иначе.
— Ты очень устала? — спросил он.
Она вздрогнула, точно очнувшись от тяжкого сна. Потом шепотом отозвалась: — Нет.
— Потерпишь немного?
— Да, сударь.
Сверхновая в вечернем небе светила гораздо слабее, чем прежде, — не звезда, призрак звезды; временами ее заслоняло бродячее облачко дыма… «Конец света, — подумал Леон, — надо же, такое совпадение. Вот так всегда — на всякое мало-мальски значимое событие в истории всегда найдется какое-нибудь солнечное затмение либо комета… нечто из ряда вон выходящее. А на деле, может, никакого солнечного затмения во время, скажем, Игорева похода и не было, может, летописец вообще ничего подобного в жизни не видел, может, дед ему рассказывал, но что за историческое событие без затмения?»
Неожиданно сплошная зеленовато-бурая стена распалась, и Леон смог различить меж стволами просеку, ведущую в глубь лесной чащи.
— А что, с этим лесом никаких преданий не связано? — спросил он Айльфа.
Невысказанное «надеюсь» повисло в воздухе. Хороший же он этнограф, нечего сказать… Айльф тем не менее его понял.
— Нет-нет, — торопливо сказал он, — разве что так, по мелочам.
Просека была узкой, но тщательно расчищенной — земли его светлости и впрямь содержались в порядке.
А потому передвигаться здесь было легко, несмотря на то, что темнело тут быстро — гораздо быстрей, чем на равнине. В ветвях тревожно посвистывала какая-то ночная птаха.
— Волки тут рыщут, — неожиданно замогильным голосом сказал Айльф, — страшные волки с железными зубами, с пылающей пастью.
Сорейль вздрогнула и крепко вцепилась в пояс Леона. Айльф, довольный произведенным эффектом, хихикнул.
— Да ну тебя, — сердито сказал Леон.
— Жильем пахнет, сударь, — уже серьезно сказал юноша. — Приятно будет заночевать под крышей, верно?