— Я здесь.
— Ты опоздал.
— Я был в разведке. Сюда выехал сразу, как получил сообщение, — я старался говорить так же спокойно.
— И что ты привез из разведки?
Я лаконично пересказал ему свои наблюдения.
— Так, значит, они поднимаются по Калдеру. Этого следовало ожидать. Для них реки, как готовые дороги. Но я хотел поговорить с тобой об Ульмсдейле. Пока они высаживались только на юге, но теперь, когда пал Джорби…
От усталости я никак не мог представить себе, где это — Джорби. Кажется, один из портов Вестдейла.
— Вестдейл?
Лорд Имгри передернул плечами.
— Если еще не захвачен, то будет захвачен очень скоро, и тогда они пойдут на север. За мысом Черных Ветров единственный порт — Ульм. Если они смогут его захватить и подвести туда новые силы — мы попадем в клещи и будем раздавлены, как раковина маракаса на кухонном столе.
Этот разговор сразу же заставил меня забыть об усталости. Я пришел сюда с небольшим отрядом, но если Ульм придется защищать, там будет каждый человек на счету. А мы уже потеряли пять человек, и еще трое ранены так серьезно, что вряд ли смогут остаться воинами.
Если на Ульм нападут, то и мой отец, и его люди будут сражаться до последнего, в этом я не сомневался. И я знал, что если али-зонцы подвезут туда железные чудища, то перед ними не устоит ничто, и тогда все, что было мне родным, погибнет.
Пока я так раздумывал, лорд Имгри положил на блюдо кусок горячего мяса прямо из котелка и предложил мне присесть к столу.
— Ешь. Я думаю, ты изрядно проголодался.
Хотя предложено было и не слишком радушно, меня не пришлось упрашивать дважды. Оруженосец освободил мне стул, и я почти свалился на него. Мясо было еще слишком горячим, и я стал остужать его, перебрасывая с ладони на ладонь.
— Я давно не получал вестей из Ульмсдейла. Последнее было… — и я замолчал, припоминая. Но все прошедшие дни слились для меня в какую-то сплошную ленту, и все время я был голоден, как собака, промерзший до костей и усталый до невозможности.
— Сейчас тебе следует поехать домой, — Имгри снова подошел к камину и говорил, не оглядываясь на меня. — Ты знаешь, у нас на счету каждый воин, поэтому поедешь без сопровождения, с одним оруженосцем.
То, что он считал меня способным проехать без вооруженного эскорта, было своеобразным признанием. Видимо, моя разведка принесла мне славу опытного воина, вполне способного защитить себя.
— Я могу вообще один ехать, — коротко ответил я, поднимая тарелку с бульоном. Ложку мне не дали, и я пил его через край, с наслаждением чувствуя, как в меня вливаются тепло и сытость.
Имгри не возражал.
— Хорошо. Утром отправишься. Твоих людей я извещу сам, а сейчас ложись спать.
Я ночевал в его доме, прямо на полу, закутавшись в собственный плащ. Утром оруженосец вручил мне немного хлеба и подал свежую лошадь. Лорд его не пожелал проводить меня и пожелать счастливого пути.
Прямой дороги на север не было. Не раз и не два приходилось мне сворачивать на овечьи тропы, а порой даже спешиваться и вести лошадь в поводу. У меня был с собой кремень, так что я мог бы разводить огонь в редких пастушьих хижинах, где ночевал, но я боялся, что огонь может привлечь волков, которые, говорили, собрались в огромные стаи. На местах боев поживы им теперь хватало. Случалось мне ночевать в маленьких крепостях, где перепуганные жители с тревогой и страхом расспрашивали меня о последних событиях. Изредка попадались гостиницы, и их постояльцы расспрашивали меня не менее дотошно, чем жители крепостей.
На пятый день пути, ближе к вечеру, я увидел наконец самую высокую вершину нашего края — Кулак Великана. День был пасмурный, по небу неслись рваные тучи и холодный ветер пробирал до костей. Я решил поторапливаться. Горные тропы, по которым приходилось ехать, очень утомили мою лошадь, хотя я и старался выбирать дорогу полегче. Но сейчас я потерял бы слишком много времени, если бы поехал торными дорогами.
И я продолжал путь по овечьим тропам, но меня это не спасло. Видимо, кто-то позаботился перекрыть все дороги в долину, и я, не подозревая об этом, шел прямо в ловушку.
Здесь сама природа приготовила место для засады. Я ехал по узкой тропинке, и свернуть мне было некуда. Вдруг моя лошадь остановилась и испуганно заржала, но прежде, чем я смог понять, что случилось, на мои плечи упало что-то тяжелое. Я выронил поводья и, почти теряя сознание, свалился с лошади.
Темнота и боль — единственное, что ощущал я, очнувшись. Мыслей не было, только темнота и боль, накатывающиеся на меня волнами. Но что-то, наверное, воля к жизни, заставило меня попытаться пошевелиться. Это неуклюжее и слабое движение все-таки разбудило мозг. Я осознал, что лежу на склоне головой вниз и вокруг какие-то кусты. Видимо, после падения с лошади я покатился вниз по склону и эти кусты задержали меня, тем самым сохранив мне жизнь. Если напавшие могли сейчас видеть меня, я, наверное, казался им разбившимся насмерть. И, возможно, сейчас они спускались, чтобы проверить, что есть на мне ценного.
Но теперь мне было слишком больно, чтобы думать об этом. Я просто хотел найти удобное положение и облегчить боль. Я неловко попытался подняться, чтобы сесть, но движение это лишило меня моей непрочной опоры, и я опять покатился вниз, потеряв сознание.
Второй раз я очнулся от холода горного источника, в который угодил прямо лицом. Со стоном я попытался подняться и отодвинуться от воды, но руки подогнулись, и я снова ткнулся лицом в ручей. Ледяная вода обожгла кожу, но нет худа без добра — зато в голове у меня прояснилось.
Я не знал, сколько времени пробыл без сознания. Сейчас был уже поздний вечер или ночь. Было темно и в небе сияла огромная ясная луна. Я с трудом сел.
Напали на меня, конечно, не преступники Пустыни и не обычные воры. Эти не оставили бы мне ни кольчуги, ни оружия и в живых бы меня не оставили. Внезапно я испугался по-настоящему. Мне сразу вспомнились опасения лорда Имгри. Может быть, ализонцы уже проникли сюда и я наткнулся на их дозор?
Но слишком ловко была подстроена эта ловушка. Те, кто затевал это, должны были отлично знать местность и все дороги, и на ализонцев это было непохоже.
Я внимательно обследовал себя и с радостью убедился, что отделался только ушибами. Ни вывихов, ни переломов я не обнаружил. Правда, на голове была большая рана, но она, судя по всему, была несерьезной. Возможно, кусты смягчили удары, да и кольчуга неплохо защитила. От холода и нервного напряжения меня колотил озноб. Я попытался подняться, но ноги подкосились, и я вынужден был снова опуститься на землю. И если бы я не успел вцепиться в скалу, то снова мог полететь вниз.
Я нигде не видел своей лошади. Может, ее увели напавшие на меня? И где эти люди теперь? Эта мысль сразу разбудила тревогу и заставила меня вытащить меч из ножен и положить его рядом. Так я сидел, привалившись к скале, придерживая рукоятку меча.
До крепости было уже недалеко. Если бы я мог нормально идти, то очень скоро добрался бы до первых пастбищ. Но каждое движение причиняло такую боль, что мне пришлось до крови прикусить губу, чтобы не потерять сознания.
Конечно, я был очень рад, что вообще остался жив, но в своем теперешнем состоянии был абсолютно беспомощен. Поэтому мне придется быть очень осторожным, пока я не приду в себя окончательно.
Я прислушался. Ветер стих, и я слышал только обычные ночные звуки. Птицы… звери… Вся долина жила обычной жизнью.
Осторожно, как бы испытывая каждую мышцу, я смог наконец подняться на ноги. И хотя голова у меня сильно кружилась и ноги дрожали, на этот раз я не упал. Вокруг по-прежнему было тихо, только ручей бормотал что-то в темноте. Теперь никто не мог подобраться ко мне незаметно.
Я осторожно двинулся вперед, стараясь твердо ставить ноги и придерживаясь руками за ветки кустов. Внезапно я увидел стену. Камни ее ярко серебрились в лунном свете. Медленно, прислушиваясь на каждом шагу, я направился к ней.
Быстро добрался я до открытого пространства и дальше двинулся почти ползком. Я все еще опасался возвращения своих врагов.
Рядом, на лужайке, я увидел стадо овец. Эта мирная картина отчасти успокоила меня. Если бы сюда уже явились враги, вряд ли бы здесь что-нибудь осталось. Но были ли эти овцы настоящими? У нас рассказывали, что в этих местах пастухи иногда встречали призрачные отары. И случалось, туманным утром ни один пастух не мог точно счесть свое стадо. Тогда приходилось оставаться весь день на пастбище — ведь все верили, что к ночи исчезнут все овцы, если в загон поставить настоящих и призрачных.
Но я решил, что не время думать об этих сказках. У меня была более серьезная задача — дойти, как угодно добраться до стены и войти в крепость.
Вскоре я вышел на открытое место, откуда мог видеть и дорогу, и стоящий на высоком холме замок. Он был прекрасно виден в ярком лунном свете, но я с удивлением заметил, что над главной башней не поднято знамя.
И словно для того, чтобы сразу все мне объяснить, с гор сорвался ветер, и я понял, что знамя было на своем обычном месте, когда ветер шевельнул и развернул полотнище. Я не понял, закричал ли вслух или кричала только моя душа. Знамя Ульма было разорвано в клочья! А это могло означать только одно — смерть лорда. Смерть лорда — а лордом Ульмсдейла был мой отец.
Я изо всех сил держался за стену, но так и не смог удержаться на ногах.
Умер Ульрик из Ульмсдейла. Теперь понятно, почему меня поджидали. Странно, конечно, что я не получил известия о смерти отца, но, вероятно, вестник просто не нашел меня. А те, кто подстерегал меня, наверное, перекрыли все дороги в долину, чтобы перехватить меня наверняка.
Я понял, что для меня теперь опасен любой путь и каждый шаг может привести к гибели, а я оказался совсем не готов к этому.
Легко мне было решить отправить Торосса вместе с матерью и сестрой в Норстид, но как это сделать? Торосс все еще не оправился от ран. Не могла же я отправлять его на носилках? Но в комнату к нему я больше не заходила, да и с леди Ислаугой и леди Ингильдой старалась лишний раз не встречаться. Слава богу, у меня хватало других забот.
Каждый день, захватив только кусок хлеба и сыра, я в сопровождении оруженосца объезжала поля и проверяла посты. И кольчуга, и подаренный дядей меч стали для меня привычны, и никому в голову не приходило сказать, что для девушки все это не очень-то подходит. Время настало такое, что каждый должен был делать то, что в его силах.