Сейчас, когда решил, что мне делать, я чувствовал себя увереннее и ни на минуту не забывал об осторожности. Мне нужно было пройти довольно много до начала тайного хода, и я старался использовать любое укрытие. Теперь я не мог себе позволить попасться на глаза кому бы то ни было. Я видел, как постепенно гаснут огни в замке и редких фермерских домах, и только рад был, что разведка научила меня терпению. Собака, залаявшая на дворе фермы, заставила меня замереть и затаить дыхание. На мое счастье, хозяин просто прикрикнул на нее, не поинтересовавшись, что ее встревожило. Так, прячась, замирая от малейшего шороха и поминутно оглядываясь, я добирался к своей цели.
У нас в Ульме осталось гораздо меньше следов пребывания Древних, чем в северных долинах, и только у подножья Кулака Великана виднелись развалины каких-то непонятных построек и сооружений. Среди них выделялась огромная, гладко обтесанная плита, стоящая среди других камней. В глаза сразу бросался вырезанный на ней знак грифона, и, видимо, отсюда взял его в свой герб первый лорд Ульма. Фигура прекрасно сохранилась, и даже сейчас, ночью, я хорошо различал четкие линии рисунка. Это был знак, о котором говорил мой отец.
Я поднялся чуть выше по склону. Измученное, разбитое тело требовало отдыха, но я не мог терять время. Скоро я нашел вход, искусно замаскированный уложенными камнями. Я протиснулся в черный провал и сразу же оказался в полной темноте, а со мной не было ни свечи, ни факела. Пришлось двигаться вперед, осторожно нащупывая дорогу концом меча.
Через несколько шагов проход сузился и повернул. Я спрятал меч и начал руками ощупывать стены. Вскоре я понял, что ход ведет вниз, а значит, я иду верно. Правда, тут же выяснилось, что ход спускается довольно круто, и мои сапоги скользили, мешая идти. Пришлось их снять и привязать к поясу, хотя я очень сомневался, что на моих копытах идти будет много удобнее. Но так я хотя бы мог чувствовать дорогу. Оказалось, что я был неправ. Мои уродливые ноги были прекрасно приспособлены для ходьбы по камням. Прежде всего, они не мерзли и не сбивались об острые выступы камней и вдобавок уверенно использовали любую выемку для упора. Идти сразу стало легче. Хуже было то, что дороги я практически не знал. Отец только показал мне вход в подземелье, а по самому ходу я шел впервые.
В глухой холодной темноте спуск казался бесконечным. Наконец я почувствовал под ногами ровную площадку, и если я не сбился с дороги, здесь должны быть приготовлены факелы. Я осторожно стал ощупывать стену, пока не наткнулся на смолистые палки. Кресало лежало в моем кисете, и через минуту я уже щурился от неожиданно яркого света факела.
Я решил и дальше идти босиком, так как не знал, какая там дальше дорога, да и просто мне так было удобнее. Идти пришлось довольно долго. Видимо, когда-то подземные реки вырыли этот туннель, а люди его только немного приспособили. В некоторых местах свод опускался так низко, что двигаться приходилось, согнувшись в три погибели.
К счастью, здесь мне не приходилось соблюдать осторожность и бояться, что меня кто-то увидит, так что я мог двигаться быстро и спокойно. Дорога стала ровнее, с незначительным уклоном, и я понял, что уже спустился в долину и замок где-то рядом.
Скоро я наткнулся на боковой ход. Он отходил от основного почти под прямым углом и сразу крутыми ступенями уходил вниз. Я понял, что это проход к пещере на берегу моря, о которой рассказывал отец. Для себя я отметил, что это еще один возможный путь отступления.
Вскоре ход начал подниматься вверх и привел меня к лестнице. Я знал, что по ней попаду прямо в комнату отца, и задержался на минуту, чтобы погасить факел. Его свет могли заметить через какую-нибудь щель в стене, и я решил не рисковать. Поднимаясь по лестнице, я заметил одну из таких щелей и заглянул в нее. Похоже, это было какое-то помещение для работников, и там спало несколько человек.
Я пошел дальше и скоро наткнулся на еще одну щель. На этот раз я смотрел в главный зал замка и находился где-то за троном отца. Как всегда, в зале горел огромный камин и рядом с ним дремал кто-то из слуг. На полу, перед огнем отдыхали две охотничьи собаки. Такая мирная и привычная картина, что как-то не верилось в то, что над башней поднято разорванное знамя.
Наконец я добрался до конца хода. Мне оставалось только открыть замаскированную дверь и войти, но я медлил. Как ни хотелось мне поскорее узнать, что ждет меня там, я остановился и задумался.
Чем, собственно говоря, был для меня отец? Большинство людей употребляют слово “любовь”, не задумываясь и обозначая им самые разные чувства от нежности и привязанности до грязной похоти. Сам я никогда не употреблял этого слова, так как не очень понимал, что за ним стоит. В отношениях с людьми мне приходилось испытывать преклонение, уважение, почтение, но всё это совсем не напоминало любовь. И я не мог бы сказать, что любил своего отца. Я уважал его, служил ему, но вряд ли любил.
Я никогда не забывал, что мне с самого рождения не нашлось места в отцовском доме. Он не забывал про меня, довольно часто навещал и еще чаще присылал подарки, но я все равно чувствовал себя изгнанником и при наших встречах всегда ощущал какую-то неловкость. Я видел, как неприятно ему мое отличие от других, а я сам не мог простить ему, что он пошел на поводу у моей матери и не спешил признать меня своим сыном и наследником.
С самого детства я ощущал, что нас не связывает такое чувство родства, какое обычно бывает между отцом и сыном. Какое-то время мне даже казалось, что в этом виноват я, и это, мешало мне хорошо чувствовать себя при наших встречах.
Так от взаимного непонимания и неловкости возник между нами барьер, преодолеть который мы так и не смогли. Только сейчас, когда отца не стало, я понял, что он был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить. И именно здесь, в темном туннеле, перед потайной дверью в его комнату я до конца понял, что я потерял со смертью отца.
Я осторожно положил руку на рычаг, открывавший каменную плиту, закрытую от остальной комнаты высокой спинкой отцовской кровати, слегка приоткрыл ее и тут же увидел свет и услышал голоса. Я помнил, что из комнаты меня увидеть нельзя, и мог спокойно выйти, а обойдя кровать, неожиданно появиться перед говорящими. Мог и спрятаться за кроватью, оставаясь невидимым, подслушать их разговор и узнать, наконец, все, что здесь произошло. Так я и решил сделать. Осторожно пройдя в комнату, я встал за роскошным балдахином кровати и слегка раздвинул занавес, чтобы осмотреться.
В комнате находилось четверо человек. Двое мужчин сидели на скамье, на стуле сидела молодая девушка, а в отцовском кресле — красивая дама.
Хлимер и Роджер. Их я узнал сразу. Девушка была так похожа на меня, что я сразу решил, что это моя сестра Лизана, а в кресле… Да, конечно, это сама леди Тефана, моя мать, и я первый раз в жизни видел ее.
Она была в серой вдовьей одежде, накинутая на голову серая вуаль закрывала волосы. Красивое чистое лицо казалось совсем немного старше, чем у ее дочери. Хлимер был совсем не похож на нее, а я, от которого она отказалась, был похож не меньше, чем моя сестра. Достаточно взглянуть на нас, чтобы понять, что я действительно ее сын.
С холодным любопытством разглядывал я ее. Нас ничего не связывало, так решила она сама, и я с детства смирился с тем, что у меня нет матери. Я смотрел на нее, как на незнакомую чужую женщину, да такой, в сущности, она и была для меня.
Она что-то быстро говорила, энергично жестикулируя, и мне сразу бросилось в глаза, что на ее изящном длинном пальце сверкал перстень моего отца, перстень лорда. Перстень, надеть который после смерти отца мог только я.
— Все это глупости. Решать должны мы сами и не оглядываться на других. Скоро придет известие, что Керован убит на юге, тогда наследницей станет Лизана, и ты, Роджер, как ее муж будешь править в Ульме. Ализонцы предлагают очень хорошие условия. Им нужен порт, и они готовы платить. А нам одним воевать против них бессмысленно. Вы знаете, как они воюют. Здесь все будет разрушено, и порт тоже. Никто не выиграет. А если мы заключим договор, это спасет Ульм.
— Я ничего не имею против того, чтобы стать мужем Лизаны и правителем Ульмсдейла, — ответил Роджер и, помолчав, добавил, — но вряд ли соглашусь со всем остальным. Договор заключить не трудно, вопрос, кто и как будет его выполнять. Мы можем отдать им порт, но вряд ли они будут и дальше считаться с нами. Они хорошо знают нашу слабость…
— И это ты, Роджер, говоришь о слабости? — леди Тефана пристально посмотрела на него и улыбнулась. — Ты, кажется, забыл, что наш род располагает очень необычными силами, и вряд ли ализонцы готовы к встрече с ними.
Роджер слушал ее с легкой, чуть заметной улыбкой, выдававшей его самоуверенность. Когда я видел его в таком настроении, мне всегда казалось, что он владеет какими-то тайнами, дающими ему власть, возможно, каким-то необычным оружием.
— И ты, дорогая леди, рискнешь применить эти силы? На твоем месте я бы очень серьезно это обдумал. Позвать их не так уж трудно, но они часто выходят из-под контроля и становятся неуправляемыми. Все-таки это слишком чуждо нам.
Леди обиженно вспыхнула и ткнула пальцем в его сторону.
— И это ты смеешь говорить мне! — воскликнула она.
Но на него это не произвело впечатления. Ответил он, по обыкновению, мягко и спокойно.
— Не надо шуметь, леди! Я не твой последний муж, и со мной ты легко не справишься. Он был из проклятого рода, потому легко поддавался темным силам. Правда, ты всеми своими заклинаниями так и не заставила его отказаться от сына, а в конце вообще потеряла влияние на него, и он объявил наследником Керована. А я происхожу из того же рода, что и ты, и силы у меня не меньше.
Леди слегка изменилась в лице, так что мне стало не по себе. Атмосфера в комнате стала напряженной и гнетущей. Теперь в ней просто физически ощущалось зло. Я словно видел его темные струи, тянущиеся к этой женщине. Почти с ужасом я подумал, что именно эта женщина дала мне жизнь.
Даже Хлимер почувствовал исходящую от нее опасность. Он поднялся со скамьи и отошел на несколько шагов, стараясь не встречаться с ней взглядом. Но Роджер сидел так же спокойно и продолжал говорить с легкой улыбкой.
— Хотелось бы знать, с кем договаривалась ты в святилище, когда носила своего дорогого сыночка, и кто помог тебе стать женой лорда Ульрика? Ты ведь уже давно связалась с Темными. Какую же плату они берут с тебя? И не надо пробовать свою силу на мне. Я знал, к кому шел, и неплохо подготовился.
Леди быстро и уверенно чертила пальцем в воздухе фигуры. Ее палец оставлял в воздухе светящийся след, как я однажды видел у Ривала. И в этой комнате, наполненной темным злом, они буквально пылали.
Роджер поднял руку и протянул ее ладонью вперед, прикрывая лицо. Линии на ладони, по которым Мудрые Женщины предсказывают судьбу, начали наливаться розовым светом. Через минуту они уже сияли ярко-красным. А Роджер так же спокойно улыбался.
Леди слегка вскрикнула и уронила руки. Я заметил, как потускнел камень в перстне лорда. Казалось, что честный блеск человеческой драгоценности не выдержал присутствия темных колдовских сил. Сейчас мне больше всего хотелось бы сорвать кольцо моего отца с нечистой руки.
— Правильно, леди, — сказал Роджер, — не ты одна имеешь сильных союзников. Ты опять забыла, что мы с тобой из одного рода, значит, все мы имеем склонность к таким вещам. Теперь, когда ты убедилась, что силы наши равны, давай спокойно поговорим о делах. Что касается твоего старшего сына… — Роджер слегка кивнул в сторону Хлимера, который растерянно и настороженно поглядывал то на мать, то на Роджера. Мне показалось, что он впервые видел силу Роджера и сейчас с трудом привыкал к мысли, что тот не менее опасен, чем сама леди Тефана.
— Так вот… Твой старший сын не имеет права на Ульм и, следовательно, мешать мне не может. А значит, мы вполне можем действовать вместе. Но вот договариваться о чем бы то ни было с ализонцами я категорически не согласен.
— Но почему? — спросила она. — Чего ты боишься? И что они могут сделать против такой защиты? — Она кивнула на его ладонь.
— Мне они ничего не могут сделать, но мне кажется, просто глупо отдавать им что бы то ни было. Я знаю, дорогая леди, что ты в любой момент можешь вызвать громы и молнии с гор и наказать их, если они нарушат договор. К сожалению, эти силы легко вызвать, но ими трудно управлять. И начав разрушать, они разрушат и Ульм, и порт, а я не хочу управлять развалинами.
— Вряд ли будет лучше, если Ульм разрушат ализонцы, — неожиданно вступила в разговор Лизана. — И замечу тебе, милый Роджер, что ты немного торопишься, говоря о себе как о лорде Ульмсдейла. Обручение еще не свадьба, и я пока не твоя жена.
Все это она высказала с ледяным высокомерием, глядя ему прямо в глаза. Я смотрел на них и не мог поверить, что это жених и невеста, а уж на влюбленных они совсем не были похожи, скорее, на врагов.
— Все так, радость моя, — мягко ответил он. Но я уже хорошо знал его лисьи повадки и на месте Лизаны был бы поосторожней. — Похоже, ты сама решила управлять Ульмом?
— Я просто не хочу плясать под твою дудку, — резко бросила она, и по ее тону было понятно, что у нее хватит сил это исполнить.
Роджер взглянул на нее с интересом. Казалось, он впервые понял, что она тоже что-то может, а до этого он просто не принимал ее в расчет. Он слегка прищурился и повернулся к матери.
— Поздравляю, дорогая леди! Значит, ты, как примерная мать, обучила ее всему, что знала?
— Само собой разумеется! — рассмеялась леди Тефана. — Неужели ты раньше не догадался?
Роджер не выдержал и тоже расхохотался.
— Нет, дорогая леди! Мне это и в голову не приходило. Зато теперь я думаю, что нам не грозит скука семейной жизни. В ненастные вечера у уютного камина мы сможем развлекаться, пробуя друг на друге свою власть и проверяя защиту.