— Да, эта смерть несколько омрачит торжества по случаю коронации. Признаюсь честно, я не слишком любил этого человека, и все же попрошу отца Фаэлана молиться за него на утренних мессах весь следующий месяц.
Он говорил чистую правду. Серафин не вызывал у него ни малейших симпатий, однако помолиться за него — это было самое малое, что мог сделать Джаван, ибо он нес ответственность за его гибель. И все же по счастью эта смерть не вызвала особых подозрений, по крайней мере у Хьюберта.
В этот миг он заметил, что Гискард подает ему какие-то знаки, и слегка поклонился архиепископу.
— Прошу простить меня, ваша милость, но похоже, срочные дела требуют моего внимания, и кроме того, я хотел бы успеть подкрепиться перед последней репетицией. До завтрашней церемонии осталось всего ничего.
Когда король ушел со своими помощниками, молча кивнув Полину и Альберту, Хьюберт последовал за ним. К этому времени почти все придворные уже оставили зал приемов и перешли в большой парадный зал, где через распахнутые окна доносился легкий ветерок, однако Полин поспешил отвести Хьюберта в неприметную нишу у лестницы.
— По какому поводу он так разгневался? — спросил архиепископа Полин.
— Из-за торентских посланцев, — мягко ответил Хьюберт. — Впрочем, это и неудивительно. Разве вы сами радовались бы на его месте?
Хмыкнув, Полин тряхнул головой.
— Никто бы не радовался. А что насчет смерти Серафина? Как он отреагировал?
Хьюберт с ничего не выражающим видом пожал плечами и со сдержанным разочарованием ответил:
— А какой реакции вы ожидали? Он не стал рассыпаться в фальшивых соболезнованиях, что и неудивительно, учитывая его неприязнь к Custodes. Тем не менее заявил, что попросит отца Фаэлана молиться за Серафина весь следующий месяц и повторил мою молитву, чтобы Господь принял душу усопшего. Все по этикету, вполне благочинно.
— Тогда почему у вас такой вид, словно во время разговора вам скормили что-то кислое? — спросил его Альберт.
Хьюберт вскинул глаза на верховного магистра Custodes.
— Это вы о чем?
— Да о том, что странное получается совпадение… если это конечно совпадение. Король срочно затребовал к себе священника, который должен стать его личным исповедником. Того тщательно проверили старейшины ордена и велели наблюдать за всем происходящим и доносить обо все, что творится при дворе короля. Однако лишь спустя несколько дней после его прибытия в столицу умирает один из тех, кто наставлял священника…
Хьюберт закатил глаза и сцепил пухлые руки на животе.
— Скажите еще, что сам Фаэлан приложил руку к его смерти, или хуже того, король. Не забудьте, что у Серафина всегда было плохо с сердцем.
— Не спорю, — пробормотал Полин. — Но, может быть, ему каким-то образом помогли?
— А, ну теперь мы будем обвинять Ориэля в причастности к убийству, или, может быть, Ситрика? Кроме них, при дворе нет Дерини, а никто кроме Дерини не справился бы ни с чем подобным.
— За исключением Халдейна, — невозмутимо парировал Альберт. — Поговаривают, будто отец нашего короля однажды уничтожил убийцу, покушавшегося на него, не коснувшись того и пальцем.
— Никогда о таком не слышал, — возразил Хьюберт.
— А я слышал, — рассеянно отозвался Полин. — Это было в самом начале его правления. Говорят также, что при этом присутствовало несколько Дерини, большей частью из проклятого клана Мак-Рори, и кажется также, там был и сам Камбер.
— Так значит, именно Дерини его и убили, если только это случилось в действительности, — раздраженно сказал Хьюберт. — Но я в это не верю, и уж тем более не верю, что Джаван или какой-то тайный посланец Дерини при дворе мог бы каким-то образом магией убить Серафина. Это просто нелепо!
— Скорее всего, — неохотно признал Полин. — И все же я еще раз допрошу отца Лиора, поскольку он был там, когда умер Серафин. — А через пару недель, когда отец Фаэлан вернется для отчета в аббатство, мы должным образом расспросим и его. Я до сих пор не могу уяснить, зачем он все-таки понадобился Джавану.
— Да просто чтобы сбить нас со следу, — кисло предположил Хьюберт. — Чтобы внушить нам ложное чувство безопасности — мол, якобы, теперь у нас есть свой человек в свите короля. Вот и все, и нечего больше тут искать.
— Надеюсь, вы правы, — после напряженной паузы промолвил Полин. — Я очень надеюсь, что вы правы.
Никакие неприятные происшествия не омрачили последнюю репетицию церемонии коронации. То, как благородно Джаван обращался с юным герцогом Тамбертом, завоевало ему уважение и симпатию многих придворных, которые при этом присутствовали. Когда король и его сановники решили, что вполне довольны друг другом в том, что касалось подготовки к грядущей церемонии, Джаван отпустил их всех со словами благодарности, и вернулся в замок, чтобы поужинать там в тиши и покое в своих апартаментах с самыми близкими людьми, а затем пораньше лечь спать. Он спал крепко, и наутро не помнил, снилось ли ему хоть что-нибудь.
День коронации выдался ясным и светлым, чуть прохладнее, чем предыдущие дни, однако уже к полудню ожидалась невыносимая жара. Джаван поднялся с первыми лучами солнца и добрый час провел на коленях перед маленьким алтарем, который попросил установить в углу своей опочивальни. В начале этой недели из шкатулки с детскими сокровищами, которые оставлял на попечение Райса-Майкла перед отъездом в семинарию, он извлек маленький медальон святого Михаила, который в свое время подарила ему Ивейн. Он не осмелился надеть его на коронацию, дабы никто не заметил значок объявленных вне закона михайлинцев, однако сейчас сжал его в кулаке, молясь, чтобы Господь даровал ему силу и мудрость быть достойным венца, и попросил у Бога прощения за убийство брата Серафина.
Вскоре после того, как к утренней мессе отзвонили колокола церкви святой Хилари, вошел Карлан сообщить, что ванна готова. Там его уже ожидали самые преданные друзья: Гискард с отцом, Робер и Джейсон, Бертранд, Гэвин и Сорль. Присутствовал и отец Фаэлан, который во время омовения Джавана принялся читать псалом, соответствующий этому дню. Затем цирюльник подровнял Джавану волосы, а старшие рыцари разложили церемониальные одежды. Перед тем, как он вылез из ванны, Ориэль ненадолго зашел, чтобы осмотреть увечную ногу. Он постарался сделать все, что в его силах, дабы укрепить ее, ибо хотя часть пути до собора и обратно Джаван должен был проделать верхом, но во время церемонии и позже ему много времени придется провести на ногах.
Ему молча помогли одеться, с почтением, всячески подчеркивая торжественность этого дня. Каждая часть одеяния подавалась бережно, каждый шнурок и крючок застегивались с пристальным вниманием. Поверх традиционной рубахи из тончайшего полотна на него надели платье из белого шелка, вышитое на вороте, на рукавах и спереди золотой нитью, затем пришла очередь плотных белоснежных шоссов, годных для верховой езды, и мягких новых сапог из белой кожи, изготовленных под особым надзором сэра Джейсона… Они были слишком тонкими, чтобы подолгу в них ходить, однако для нынешней церемонии этого было более чем достаточно. Правый был искусно пошит таким образом, чтобы скрыть утолщенную лодыжку и дать увечной ноге необходимую поддержку. Он широко улыбнулся, опробовав, как сидят сапоги, сделав несколько шагов взад и вперед, под восхищенными взглядами рыцарей, отметивших, что король практически не хромает.
— Конечно, на каждый день они не подойдут, — признал Джейсон. — Однако сегодня ваша черная обувка скверно смотрелась бы на фоне белого наряда. Кроме того, эти куда прохладнее. Вам и без того будет слишком жарко в такой кипе одежд, незачем сверх необходимого мучить еще и ноги.
С восторженным смехом Джаван покружился на месте, затем остановился и позволил им надеть на себя мантию.
— Лучше берегись, а то возьму и назначу тебя королевским сапожником, Джейсон. Спасибо тебе.
— Не за что, государь.
Мантия была очень широкой, но весила легче пушинки, сотканная из белоснежного шелка, расшитого коронами и львиными головами, богато вышитая по краям и отороченная тончайшей белой лентой, а не тяжелым мехом, подобно мантии Алроя, которую тот носил пять лет назад на своей коронации. Когда Карлан застегнул золотую фибулу на жестком стоячем вороте верхней туники, и Гискард оправил складки одеяния, все отступили на шаг, чтобы полюбоваться своим господином. Джаван почти не чувствовал веса мантии.
— Великолепно, — шепотом произнес кто-то.
— Годится для короля, сир, — подтвердил другой.
Джаван расправил мантию на плечах, и Гискард с отцом подобрали нижний край в руки, чтобы белоснежная ткань не запачкалась по пути. Карлан в последний раз причесал ему волосы. Цирюльник подстриг Джавана куда короче, чем соответствовало моде, зато теперь отросшие волосы почти полностью скрыли тонзуру, и ее было заметно только если как следует приглядеться. Взглянув на себя в зеркало из полированного металла, что поднес ему Робер, Джаван узрел худощавое серьезное лицо, чем-то напомнившее ему лики римских статуй. Глаз Цыгана сверкал в мочке уха, жесткий ворот туники обхватывал шею, и застежка мантии сверкала так, что было больно глазам. Он выглядел как истинный король. Вздохнув поглубже, Джаван расправил плечи, и свита преклонила перед ним колени.
— Боже храни короля, — воскликнул Робер, ударив себя кулаком в грудь, и остальные повторили вслед за ним.
Глаза Джавана защипало от непрошеных слез, и он жестом велел им подняться, не осмеливаясь заговорить, чтобы не разразиться рыданиями. Рыцари выстроились вокруг него, чтобы отправиться вниз по лестнице во двор замка. По пути к ним присоединились Райс-Майкл и Томейс. Принц был одет с головы до ног во все алое, и лев Халдейнов горел у него на груди и на спине с отметкой третьего сына. Черные волосы обхватывал серебристый обруч. Он радостной улыбкой приветствовал брата, они сжали друг друга в объятиях, а затем вместе двинулись во двор. Свита короля уже ожидала его, друзья и враги — все они были пышно наряжены, насколько позволяло состояние кошельков и жаркая погода. Возможно, Джаван предпочел видеть бы другие лица в этой процессии, однако он гордился тем, что смог значительно разбавить ряды своих противников преданными ему людьми.
Возглавлял процессию и сейчас лишь ожидал сигнала к выходу отряд одетых в черное рыцарей Custodes. Это были суровые мужчины в стальных доспехах, восседавшие на черных как смоль лошадях, совершенно не замечая жары, несмотря на тяжелые черные накидки с алым подбоем, украшенные изображением разлапистого креста и львиной головы в золотом ореоле. В руках каждый из них сжимал штандарт — черный с красным крестом. Выглядели они великолепно, но Джаван, скользнув по ним взглядом, постарался больше не смотреть в ту сторону, ибо расценивал алые кисти на их белоснежных кушаках как оскорбление самого понятия рыцарства, точно так же, как он не признавал за ними права на символ дома Халдейнов — вервие из переплетенных алых и золотых нитей, которое они носили через левое плечо.
Куда больше радовало взор элита гвардейцев, состоящая из десяти копьеносцев в алых ливреях Гвиннеда, выстроившихся позади рыцарей Custodes и ожидавших, чтобы к ним присоединились Джейсон с Робером. Единым слитным движением они склонили копья при появлении Джавана на ступенях, и тот отметил, что выглядят они ничем не хуже, хотя число их вдвое меньше, нежели Custodes. А прямо следом за ними, держа в поводу лошадей, на которых поскачут Райс-Майкл и Томейс…
— Ого, взгляните сюда, сир, — шепотом произнес Карлан и тронул Джавана за локоть, чтобы привлечь его внимание.
Со смесью опаски и облегчения Джаван увидел в той стороне, куда указывал Карлан, келдишских лордов. Графы Истмаркский и Марлийский и впрямь решились почтить коронацию своим присутствием, однако одеяние их внушало серьезные сомнения в искренности их намерений. Презрев шелковые наряды, они обрядились в тяжелые кожаные доспехи, волосы зачесали назад и заплели в косу, под седлом у них были мохнатые низкорослые пограничные лошадки, смотревшиеся совершенно нелепо среди рослых тонконогих скакунов прочих придворных. Окинув быстрым взглядом двор замка, Джаван не смог обнаружить их племянника Грэхема, но решил, что, вероятно, юный герцог тоже должен быть где-то поблизости.
— Ну, надо же, — пробормотал Райс-Майкл. — Вы посмотрите, кто здесь. Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я ехал с ними всю дорогу до собора?
Джаван постарался, чтобы лицо его не выдало никаких чувств, ибо обнаружил наконец, куда с таким напряженным вниманием смотрели оба графа. Они искали глазами Мердока, которого считали виновным в убийстве их брата. Тот стоял чуть дальше в процессии и нес королевское знамя, рядом с лошадью, на которой должен был ехать сам Джаван.
— Не думаю, что они вздумают ссориться с тобой, Райсем, — заметил он негромко. — Однако не хотел бы я оказаться сегодня на месте Мердока… особенно позже вечером, когда все как следует выпьют и позабудут о пристойных манерах. Но сейчас спускайся и передай им мои приветствия.
Райс-Майкл с Томейсом повиновались и Джаван медленно двинулся вниз по ступеням, обмениваясь любезностями с друзьями и врагами, но продолжая пристально следить за братом и обоими графами. Те поклоном приветствовали Райса-Майкла, однако в излишней почтительности их едва ли кто-то мог бы упрекнуть. Томейс, ощущая напряженность, зорко следил за горцами и за своим господином.
Лишь тогда Джаван заметил наконец герцога Грэхема. Тот восседал на мышасто-серой кобыле у подножия лестницы, в простой тунике без украшений, серого цвета, которая лишь еще больше привлекала внимание к герцогской короне у него на голове. Едва ли мальчик сам додумался нарядиться таким образом, однако за него подумали его дядья. Но даже без этого рассчитанного напоказ жеста самое его присутствие служило напоминанием придворным о том, что бывшие королевские регенты так и не удовлетворили требования горцев о справедливом суде. Если Грэхем вздумает потребовать правосудия, в котором было отказано ему прежде, в залог вассальной верности королю, Джавану придется уступить. В душе он почти надеялся, что именно так Грэхем и поступит.