- Церемония в три часа ночи на поляне за развалинами Киноцентра...
Ньюмен хорошо знал эти развалины, знаменитые не менее, чем законсервированные руины древнеримского Колизея. Уже на электронной памяти человечества там проводились международные кинофестивали. Люди, тогда не боящиеся общения друг с другом, собирались в одном месте, чтобы посмотреть на экране плоские прыгающие картинки. Смешно... Но сердечная мышца Ньюмена, тем не менее, сделала несколько незапланированных сокращений. Да, да, он явно волновался! Что ни говорите, а проникновение в чужую тайну подсыпает перчику в пресную обыденность размеренного существования! Итак - подытожил свои выводы Стенли словно бы со стороны - имеется возможность понаблюдать за некой загадочной церемонией. На поляне в самый разгар южной ночи. Хм... Прямо шабаш ведьм на Лысой горе! Когда-то, в студенческие годы, Стенли штудировал конспективные изложения древних авторов...
...Он надежно укрылся в тех же щедрых дроковых кустах за час до назначенного срока. На всякий случай. Еще у себя в номере он натянул черное облегающее трико для гимнастических занятий, а на голову остроумно приспособил черный пластиковый мешок с прорезями для глаз. Вышла отличная маска, правда, в ней было душновато, но к этому, в конце концов, можно притерпеться. Зато он целиком слился с темнотой, и в гуще цветов и листьев ощущал себя в полной безопасности. От сильного запаха дрока - ночью его цветы, такие солнечно-желтые при дневном свете, пахли значительно интенсивней - слабо кружилась голова, и от этого казалось, что тело становится невесомым и словно бы парит над безмолвной поляной... Послышалось легкое шипение. Это в центре открытого пространства оседал на своих пневматических баллонах обычный планетоход на воздушной подушке. Задняя его часть откинулась и легла на землю, образовав неширокий пандус. У обреза грузовой кабины смутным металлическим блеском обозначились какие-то цилиндрические емкости. Послышался характерный звук откупориваемых с мягким чмоком крышек на пневмоприсосках. И сразу, словно именно этого своеобразного сигнала и ждали, со всех сторон к центру поляны, где почва была более светлой, как на арену, начали стягиваться смутные очертания человеческих фигур. Ньюмен нажал на рычажок наручных часов: в окошечке проступили бледные голубые цифры среднеевропейского времени. Ровно три часа. В абсолютной тишине, в полнейшем безветрии, когда не колыхнется ни один лист ни на одной ветке, до Стенли донеслось характерное негромкое бульканье, - словно бы капельки росы переливались в горлышке у маленькой ночной птицы...
Стенли изо всех сил вглядывался в темноту. Но уши говорили ему больше, нежели глаза. Вот еще мелодичное бульканье, и еще... В центре поляны ускользающие тени образовали подобие круга, и в ритмическом покачивании оттуда доносились цоканье и прищелкивание языками, и приглушенные, словно сквознячок, перебирающий листву, странные возгласы:
- Ква-ква! Ква-ква!
Ньюмен не выдержал. Любопытство оказалось сильнее чувства опасности. Он стянул с головы пластиковый мешок и сунул его меж стволиками, а сам, осторожно ступая, пристроился к последнему в уже небольшой очереди. В мерцающем свете звезд ему удалось разглядеть, что стоящие впереди него держат в руках небольшие чаши, а человек возле цилиндрической емкости погружает в нее нечто вроде ковша на длинной ручке и отмеряет каждому поровну в протягиваемые чаши. Но у Ньюмена чаши не было, и поэтому он с внутренним напряжением сложил ладони лодочкой и подставил их под струйку из ковша.
- Ква-ква! - слышалось вокруг него, словно шорох тростника. - Ква-ква! Стенли погрузил губы в жидкость, так возбуждающе холодившую его ладони и сделал несколько жадных глотков. И сразу понял, что люди вокруг не занимались ритуальным подражанием кваканью давным-давно вымерших лягушек, нет. Они, покачиваясь в экстазе, заклинали, произнося древнейшее на земле слово:
- А-ква! А-ква!
В ладонях Ньюмена оставались последние драгоценные капли, которые он слизнул языком. Ведь это была не обычная, синтезированная и безвкусная жидкость, которая выдавалась три раза в день по жетонам строгого учета. Это оказалась свежая, добытая из засекреченных высокогорных родников чистейшая вода...
И он закричал вместе со всеми:?
- А-ква! А-ква!
И догадался, какое тайное общество собралось на ночную церемонию на поляне за развалинами старого Киноцентра: это были акваголики - неуемные любители природной воды...
ПОЛИГОН
...Сознание возвращалось ко мне постепенно, пульсирующими толчками. Сначала я почувствовал, что меня сильно встряхнули и поставили на ноги, поддерживая подмышки. Ноги подгибались, как вареные макаронины, и без этой не слишком вежливой, но необходимой поддержки просто-напросто совсем бы разъехались - не собрать. Голова все еще кружилась, но мало-помалу я начал различать окружающее, как бы сквозь мутноватую пленочку переводной картинки. Я осторожно, с тайным опасением повернул шею налево, потом направо и зафиксировал с той и другой стороны два могучих тела в пятнистых маскировочных комбинезонах. Я говорю - тела, потому что их головы, видимо, располагались где-то довольно высоко надо мной... Преодолевая тошноту колоссальным напряжением воли, я сфокусировал взгляд на том, что находилось прямо передо мной.
А прямо передо мной в небольшой по размерам комнате без окна, с электрическим освещением, стоял обычный казенный письменный стол, за которым восседал человек в полевых полковничьих погонах: я смутно различал по три звездочки на его плечах. Выражение его лица было неопределенным и я бы сказал - выжидательным. Но поразило меня вовсе не это: я перевел взгляд под стол и увидел его ноги. Словно бы совсем независимо от представительной верхней полковничьей половины, ноги это весело шевелили босыми пальцами... От этого неправдоподобия мне снова сделалось кисло внутри, и все предметы опять поплыли куда-то вбок.
- Это уже третий... - задумчивый голос полковника был тем последним, что я подсознательно запомнил, ныряя в абсолютную черноту.
...Дорога, по которой я на собственном горбу волочил тяжеленный рюкзак с походным скарбом, и без того была ни то, ни се, во всяком случае - явно непроезжей для колесного транспорта. Вдруг я замер. Передо мной нелепо замаячил... дорожный знак. Умора! Я сначала не поверил собственным глазам и решил - обознался. Но подойдя вплотную, я потрогал четырехгранный шероховатый бетонный столбик и понял, что да... действительно. На этом столбике висело нечто круглое, проржавевшее от времени до полной неразличимости и продырявленное дробью случайных охотников так, что в целом оно напоминало большой дуршлаг. Не сразу я сообразил, что давным-давно этот ржавый дуршлаг являл собой так называемый запретительный знак, строго гласивший: "Въезд запрещен"... Куда? Кому запрещен?! Где здесь хотя бы слабое подобие дороги?! Я развеселился. Вокруг знака - ежели это и в самом деле бывший знак, а не чья-нибудь доморощенная хуторская шутка - тянулись сплошные встопорщенные заросли репейника и иван-чая, этакие добродушные среднерусские джунгли, душистые и плотные. Со стеблей иван-чая слетали от покачивания на случайном ветерке незамысловатые пушинки, а маленькие серо-зеленые ежики созревших репьев, круглые и кусачие, ощутимо и зло кололи руки и вгрызались в одежду. Под ногами потрескивали сухие ломкие будылья прошлогоднего малинника Неторопливо зудели тяжелые пчелы.
Любопытство одолело меня: куда может вести заброшенная дорога? В наши-то времена, когда уединение, хотя бы на время - роскошь, почти недоступная нормальному человеку! Давя листья лопуха и подорожника, я раздвинул сплетенные почти как в корзине ветви лозняка. Красные ивовые прутья оказались гибкими, холодными и скользкими на ощупь, к тому же упруго неподатливыми.
Я надавил сильнее, всей массой тела да еще с добавлением веса рюкзака. Правда, мне показалось, что было еще какое-то добавочное сопротивление: я ощутил его не столько телом, сколько лицом - так, словно бы на лбу осталось слабое прикосновение тонкой, но прочной паутины... Кстати, может, именно так и было, но я уже проломился сквозь заросли краснотала. Неожиданно из темного провала кустов сбоку на меня метнулась вытянутая пятнистая тень, я схлопотал сокрушительный удар по шее - и надолго отключился...
- Стало быть, это уже третий... - подытожил полковник. - Сначала ошалевшая бабка в поисках пропавшей козы, затем - чокнутый грибник, и теперь - вот этот... Обыскали?
- Так точно! - грянуло одновременно слева и справа над моей головой. - Одноместная палатка, припасы, соль, спички, рыболовные снасти, нож, топорик. Огнестрельного оружия и приемно-передаюших устройств не обнаружено. Еще... неопознанный предмет: металлический, закругленный, с завинчивающейся крышкой. Назначение непонятно.
- Фляга - - полковник вскочил из-за стола, быстро прошлепал босыми ступнями в угол, где сиротливо лежал мой рюкзак, засунул в него руку, нашарил фляжку, качнул ее, цепко открутил крышечку и заинтересованно глотнул. - Коньяк?! - ахнул он. - Самый настоящий коньяк! Мои стражи непонимающе молчали.
- Где взяли - ?спросил полковник.
- Там же... - неуверенно доложили сверху. - Там же, что и вы... В вещмешке.
- Да не флягу! - рявкнул полковник, - а вот его. Лазутчика где взяли?!
- У седьмого поста. На самой границе полигона. Он... он прошиб защитное силовое поле.
- Так... - печально сказал полковник. - Это уже закономерность... И с печальным же вздохом снова открутил крышечку фляги, которую продолжал держать в руках, и снова сделал два-три крупных глотка. Глотнул, причмокнул, отер губы ладонью, отставил фляжку на расстояние вытянутой руки, разглядывая ее как диковинку, вздохнул...
- Можете быть свободны! - махнул он фляжкой.
- Слушаемся! - опять дружно грянуло сверху, и мои бравые охранники направились к двери... старательно печатая шаги. Но... звук был не тот! Невольно я посмотрел на их ноги: там, где полагалось быть крепким армейским сапогам или хотя бы шнурованным ботинкам на толстой подметке с подковами, у них были... не слишком умело сплетенные лапти! Эх, лапти мои, лапти лыковые, лапти липовые...
Я долго и обалдело смотрел им вслед уже после того, как за ними захлопнулась дверь.
- Что уставился - ?сурово спросил полковник. - Кто таков? Я назвал себя.
- Документы есть? Я развел руками: ну кто, мол, в отпуск, в пеший поход берет документы? Нелепость!
- Так... Удостоверения личности нет, - подытожил полковник выводы явно не в мою пользу. - Адрес местожительства, работа, должность!
- Великий Устюг, Академгородок, старший научный сотрудник в НИИ эмбриональной трансплантации...
- НИИ... чего - ?ошарашенно переспросил полковник. Я повторил.
- Теперь: маршрут, цель и задачи... это самое... разведки. Выкладывай!
- Чего выкладывать-то - ?сердито спросил я. - Я уже все... выложил. И рукой потер все еще ноющую шею.
Полковник снова с нескрываемым удовольствием глотнул из фляжки.
- Армянский - ?с любопытством неожиданно спросил он.
- Греческий... - ответил я. - Еще даже лучше.
- М-да... - оживился полковник. - Неужели... наладили? В Греции - все есть! Потом посмотрел на меня внимательно, нацедил в колпачок до краев и протянул мне:?
- На! Поправь голову...
Я подошел ближе... Выпил коньяк - крепкую пахучую жидкость. И вплотную теперь смог разглядеть мундир полковника. Он был довольно ладно сшит из какой-то грубой материи, похожей на мешковину, окрашенную неумело и неравномерно. "Самодельное! - догадался я. - Все - самодельное!"
Рука моя невольно потянулась и помяла в пальцах рукав полковничьего обмундирования.
- Лен... - с гордостью пояснил он. - Настоящий натуральный лен! Женщины наладили ткацкое производство и окраску... Все - вручную!
- А как же... как же ваше силовое защитное поле?! - вылупился я. - Энергетика?!?
- Ты же его пробил... - насупился полковник и махнул рукой.
- Все невечно. Наши ядерные батареи иссякли... Защита ослабевала постепенно. Сначала ее прорвала... бабкина коза. Рогатая ведьма! Ты тоже прошел в незакрытый полем проход. В ослабевшую брешь... Теперь - конец!
- Конец - чему - ?глупо спросил я, вспомнив слабое сопротивление как бы паутины на лбу тогда - в ивовых кустах.?