- Да, нас просто швырнуло в воду.
Следователь простился с Климом, попросил передать его добрые пожелания сеньорите и покинул палату.
Усадьба портовой больницы была обнесена невысокой оградой из белого ракушечника. Задние двери выходили в небольшой садик, где посередине цветочной клумбы плескался маленький веселый фонтанчик. Возле стенки, выходящей к морю, росли короткоствольные мохнатые пальмы с длинными перистыми листьями.
Тут же под пальмами стояли плетеные шезлонги, и больные, которым не был прописан постельный режим, все свободное от сна, еды и процедур время проводили обычно в саду.
Ветер дул с моря, листья пальм раскачивались над головой и жестко поскрипывали. Ника сидела в шезлонге, запахнувшись в больничный халат, прямая, как свечка, из-за гипсового корсета и дожидалась Клима, который задержался у врача.
Сестра закончила бинтовать ему ногу, укрепила повязку клестом, помогла натянуть халат, подала костыль и проводила в кабинет к врачу. Клим считал, что вполне мог бы обойтись и без провожатого, и без костыля, но врач не советовал без нужды напрягать раненую мышцу.
- Присаживайтесь, - сказал врач и с улыбкой кивнул за окно. Сеньорита Ника уже дожидается вас в саду. Но я решил с вами поговорить.
- Пожалуйста!
Клим устроился на лежаке, поставив рядом костыль.
Врач повернулся к столу. Сняв очки, медленно сложил их дужки и задумчиво постучал очками по настольному стеклу.
- Скажите, - неторопливо начал он, - сейчас вы уже точно можете восстановить все, что с вами случилось до того момента, когда вас выбросило в море?
- Ну, более или менее, - ответил Клим.
- Не могли вас еще на яхте ранить, выстрелить в вас или ударить чем-либо?
- Насколько я помню, нет. А почему вы спрашиваете?
- Видите ли, что касается сеньориты, то у нее все, как следовало ожидать - ушибы, ссадины, переломы двух ребер, - последствия удара о поручни яхты, о палубу и так далее. Но где вы могли получить свою рану в бедре, я понять не могу. Может быть, это случилось потом, уже в воде или в ящике, в котором вас обнаружили?
- Не знаю, право, - осторожно ответил Клим. - Я смутно восстанавливаю события, после падения в воду. Хоть мы и не попали под прямой удар, но швырнуло нас как следует.
Клим уже догадывался, что занимает врача, однако старался не входить в подробности, - врать ему не хотелось, но и сказать правду, что рану на бедре сделало его собственное воображение, он, конечно, не мог.
- А что у вас вызывает сомнения? - спросил он.
- Не то чтобы сомнения. Скорее - недоумение. Ваша рана столь необычна на вид, я никак не могу понять, где и как вы ее умудрились заполучить.
- Очевидно, напоролся на что-то острое при падении.
- Хотел бы я посмотреть, на что вы могли напороться. Да и рана сделана не острым, а скорее, тупым предметом. На вас были брюки?
- Конечно. Отечественные джинсы из серой хлопчатки.
- Поэтому, можно ожидать, что в ране останутся обрывки ткани, нитки или еще что-либо. Но рана ваша такая аккуратная, и такая чистая, просто стерильная. Вы ничем ее не бинтовали?
- Когда же мне было ее бинтовать? Может быть, ее промыло морской водой?
- Может быть... может быть... - задумчиво заключил врач.
Видимо, сомнения все еще не оставили его, и Клим решил сменить тему разговора.
- Наверное, все же хорошо, - сказал он, - что в ране не оказалось ни тряпок, ни ниток, ни других посторонних вещей.
- Конечно! - улыбнулся врач. - Конечно, хорошо. Не думайте, что я сожалею, то ваша рана не была забита клочьями ваших штанов, грязью или чем-либо еще, и все только для того, чтобы не вызывать у меня недоумения. Мое недоумение должно вас радовать. И меня оно тоже радует. Состояние вашей раны таково, что вы можете дня через три отложить в сторону костыль и обходиться поначалу простой тростью. Я достану вам хорошую бамбуковую трость, и вы увезете ее на родину как память о нашей больнице и о моем недоумении. Передайте привет сеньорите. Я жду ее завтра утром.
Опираясь на костыль, Клим вышел в сад, подтащил к шезлонгу Ники еще один шезлонг и расположился на нем, вытянув больную ногу.
- Ты так ловко управляешься с костылем, - сказала Ника, - как будто таскаешь его много лет. Как Джон Сильвер. Для полного сходства тебе недостает только деревянной ноги. Что сказал врач? Он не собирается тебе эту ногу отпилить?
- Врач сказал, что у меня все хорошо. Даже слишком хорошо - поэтому он меня и пригласил к себе. Ему понравилась моя рана на ноге, и он расспрашивал, как мне удалось ее получить. Меня так и подмывало рассказать ему все, как было, но я не знал, любит ли врач фантастику. Во всяком случае, он всего на миллиметр не дошел до ответа на свой вопрос. Ему бы только сходить в гардеробную, к кастелянше, и попросить мои штаны.
- И что бы он на них увидел?
- В том-то и дело, ничего бы не увидел. Он увидел бы целые джинсы, на которых нет ни одной дыры.
- На самом деле?
- Конечно. Вспомни камзол дона Мигеля. На нем так и не осталось следа от удара шпаги.
- Он мог натянуть камзол и после ранения. Ты - другое дело.
- Именно - другое. Не мог же я там бегать без штанов.
- Я про это и говорю.
Ника подобрала под себя ноги, прикрыла халатом колени. Вдруг быстро махнула рукой и поморщилась от боли под гипсовым корсетом.
- Ты чего?
- А, так... Муху хотела поймать.
- Это еще зачем?
- Реакцию проверяла.
- Ну и как, поймала?
- А ты не улыбайся, Клим. Думаешь, это очень приятно, - брожу как сонная, все оглядываюсь да за шпагу хватаюсь, которой нет.
- Пройдет! Это все остатки возбуждения в мозгу, после электрогипноза. Бывает, знаешь, после тяжелого сна проснешься, глаза откроешь, а в себя долго прийти не можешь. А тут был не сон. Мощное воздействие генератора на сознание.
- Да, уж куда мощнее. Как сейчас все помню!.. - Ника закрыла глаза, протянула руки. - Помню, как вот этими руками надевала принцу на шею королевский медальон с завещанием... Ты только подумай, Клим, я видела живого сына Филиппа Четвертого, о котором вся твоя история не знает ничего, потому что он так и умер неизвестный три столетия назад. Я единственный живой человек на планете, который прошел по главной улице Порт-Ройяла, видел настоящий флибустьерский кабак Джона Литтона. А ты один среди всех историков мира читал и помнишь никому, кроме тебя, не известное четверостишье из никому не известной пьесы Кальдерона. С ума сойти!.. Нет, нас с тобой тут обязательно нужно в музей. Или в институт. Специальный институт очевидцев средневековой культуры на Ямайке. Экскурсанты со всего мира будут приезжать, чтобы только на нас посмотреть.
- Да, здорово рассказываешь. Тебя бы только экскурсоводом в этот институт.
- А что - неправда?