– Ты не поймешь, – ответила она. – Ты еще не готов.
– Я хочу понять. Я хочу знать.
– Ну ладно, – сказала она. – Значит, так: ты знаешь, что все на свете оставляет след – как падающие листья или отпечатки чьих-то ног на песке. Эти следы можно прочесть и расшифровать. Представь, что ты преследуешь другого пса: ты знаешь, что он ел, где оставил метки, ты можешь догадаться обо всем, что он делал, по запаху. А люди научились читать мысли так, как ты читаешь запахи. Они могут записать их и воссоздать чей-то разум внутри машины. Помнишь тех людей без запаха, которые говорили с Хозяином с экрана? Это будет выглядеть точно так же. С той только разницей, что пес с экрана будет полностью уверен, что он – это ты.
– Но как такое возможно? – изумился я. – У него же не будет запаха.
– Он думает, что у него есть запах. Если ты знаешь, что делаешь, то можешь даже соорудить ему новое тело. Если ты умрешь, эта копия будет продолжать жить вместо тебя, и никто даже не заметит разницы. Люди в свое время славно наигрались в эти игры. Твой Хозяин был в числе первых. Очень давно. Были люди с механическими телами, люди, которые никогда не умрут, люди с телами большими и маленькими, – это зависело от того, сколько они соглашались заплатить, – и люди, которые умерли, а потом вернулись обратно.
Я попытался осмыслить сказанное ею. Без запахов все это казалось каким-то бредом. Но ее слова пробудили во мне отчаянную надежду.
– Это значит, что Хозяин тоже вернется обратно? – спросил я с мольбой.
– Нет. Твой Хозяин преступил людские законы. Когда люди открыли мыслеформы-отпечатки лап, они наделали множество копий самих себя. Некоторые существовали в неисчислимом множестве. Их было больше, чем песчинок на этом пляже. Воцарился хаос. В каждой машине, в каждом электронном устройстве поселились безумные мертвецы. Люди прозвали их Полчищами. Они боятся их. И не случайно. Подумай, как бы ты себя вел, если бы в твоем Месте была тысяча собак – и только один Мяч.
От ужаса у меня глаза вылезли из орбит.
– Вот и люди испытывают такие же чувства, – подтвердила Малышка. – И тогда они приняли закон, по которому может существовать только одна копия личности единовременно. Те, кто изобрел эту технологию – «ВекТех», – поставили водяные знаки на разумы всех людей и разработали программное обеспечение для защиты от несанкционированного копирования. Но есть люди – и твой Хозяин среди них, – которые научились взламывать эту защиту.
– Фальшивый хозяин, – тихо сказал я.
– Да, – согласилась Малышка. – Он не хотел жить как нелегальная копия. И он превратил в нее… твоего Хозяина.
– Я хочу сделать так, чтобы Хозяин вернулся, – сказал я сердито. В моей груди что-то отчаянно колотилось, как птица в клетке.
– Кот тоже этого хочет, – мягко сказала Малышка. И тогда я впервые заметил, что кот тоже сидит на берегу и щурится на солнце. Затем он посмотрел на меня и издал долгое примирительное мурлыканье.
Малышка приходила к нам каждую ночь и обучала нас разным штукам.
Я больше всего любил уроки музыки. Малышка показала мне, как можно превращать музыку в запахи и находить в ней скрытые узоры, подобные следам неведомых зверей. Я изучал старые записи, которые любил слушать Хозяин, и перелопатил все библиотеки на его виртуальном сервере. Я научился составлять из них композиции, приятные для моего носа.
Я не помню, кто первым завел разговор о том, чтобы спасти Хозяина. Возможно, это был кот: общаться без затруднений мы могли только в стране снов, потому что там его мысли превращались в следы на песке. Может быть, об этом заговорила Малышка. Может быть, я. Мы провели много ночей, обсуждая и шлифуя наш план. Я не знаю, сколько точно. Но я уверен, что это началось именно там, на острове Малышки. Там мы стали стрелами, нацеленными в мишень.
Наконец мы сочли, что готовы в полной мере. Хозяйские роботы и нанофабрикаторы снабдили нас белокрылой птицей – глайдером, разработанным по некоммерческим спецификациям. В последнем моем сне я попрощался с Малышкой. Она что-то пробормотала себе под нос, выслушав мой план.
– Вспоминай меня иногда в своих снах, – сказала она.
– А ты что, не полетишь с нами? – огорчился я.
– Мое место здесь, – сказала она. – Мне пора уснуть… и видеть сны, быть может.
– Кто ты? – спросил я.
– Не все Полчища были рассеяны. Некоторые из них скрылись в космических просторах, и там сейчас возникли новые миры, заселенные ими. А здесь по-прежнему идет война. Может быть… может быть, ты однажды присоединишься ко мне. Там, где живут большие псы.
Существо усмехнулось.
– Припомнить мне, что ли, добрые старые деньки?
Оно устремилось в волны и стало удаляться от берега, превращаясь в большую собаку с белой шерстью, чьи мускулы перекатывались плавно и неслышно, как жидкость. Я последовал за ним. В первый и последний раз.
Когда мы покидали вышку, небо было серым. Я сбросил свой план в нейронный интерфейс кота и развернул схемы в боевых накладках перед его глазами. Мы пронеслись над черной водой и направились прочь от платформы. Постепенно она превратилась в маленькое пятнышко посреди океана. Следя за ней глазами, я вдруг с некоторым сожалением припомнил, что так и не нашел свой Мяч.
Потом раздался громоподобный хлопок. Фонтан темной воды поднялся к небесам и опал. Вышка исчезла. Я не расстроился. Я знал, что Малышки там больше нет.
На закате мы прибыли в Быстрый Город.
Я знал, чего ожидать, поскольку Малышка научила меня. Но я даже не мог себе представить, как все это выглядит в действительности. Башни в милю высотой, сотни самодостаточных миров внутри каждой из них. Искусственные плазменные солнца, парки деревьев бонсай, миниатюрные торговые центры. Там кишели миллиарды проворных карликов – люди, чьи сознания были выгружены в нанокомпьютеры размером не больше ногтя; бессмертные, не имевшие права потреблять ресурсы перенаселенной Земли в доле большей, чем церковная мышь. Город был заключен в радужное кольцо, где танцевали призраки – крылатые моравеки, скользившие вокруг нас, как человекоподобные бабочки. Остаточное тепло, исходившее от их ускоренных тел, окружало город, закутывая его в искусственные сумерки.
Электронный разум города направил нас к посадочной площадке. Нам еще повезло, что за панелью управления сидел кот. Я в тот миг был способен только с разинутой пастью созерцать все эти чудеса, опасаясь, что лавина звуков и запахов накроет меня с головой. Мы продали свой глайдер мусорщикам и погрузились в городские дебри, чувствуя себя кем-то вроде чудовищ из фильмов про Годзиллу. Поисковые программы, которые перекачала в нашу память Малышка, безнадежно устарели, но еще были способны как-то направлять нас в паутине социальных сетей. Нам нужны были деньги. И, следовательно, работа.
Так я стал музыкантом.
Бальный зал оказывается битком набитой полусферой почти в самом центре корабля. Неисчислимые быстросущности вспыхивают и исчезают в воздухе, как живые свечи, а костюмы тех зрителей, что могут себе позволить физическое присутствие, столь же экзотичны. Женщина, одетая только в венок из осенней листвы, улыбается мне. Бродячие клоны увязываются за котом. Наши телохранители, мрачные гиганты в обсидиановой броне, прокладывают нам путь к сцене, где уже установлены несколько граммофонов. В толпе ширится легкий шорох. Воздух полнится призраками – аватарами миллионов бестелесных поклонников. Я держу хвост трубой. Запах сцены ужасает меня: смесь духов, выделений плотских оболочек и незапахов, источаемых телами моравеков. И… да, где-то здесь… запах падшего божества, запах Фальшивого хозяина.
Мы поднимаемся на сцену своим ходом, не забывая, впрочем, прихватить с собой экзоскелетную обувку. Лес граммофонов маячит под нами, их рога подобны золотым и бронзовым цветкам. Мы идем на мошенничество: музыка аналоговая, граммофоны аутентичны, только вот черные пластинки покрыты дополнительным слоем нанометровой толщины, а иглы усеяны квантовыми точками. Мы беремся за смычки и выслушиваем бурю аплодисментов.
– Благодарю вас, – говорю я, дождавшись, когда они затихнут. – Мы держали истинную цель этого концерта в тайне так долго, как могли. Я теперь должен признаться вам, что этот концерт посвящен памяти человека, ушедшего от нас.
В воздухе повисает напряжение, оно пахнет медью и железом.
– Мы потеряли одного человека, – повторяю я. – Его звали Такеши Шимода, и он ушел безвозвратно.
Кот утапливает кнопку, замыкает цепь и поворачивается к граммофонам. Я следую за ним в построенное нами место, где из запахов и звуков рождается музыка.
В этой музыке живет наш Хозяин.
У нас ушло пять человеческих лет, чтобы вскарабкаться на вершину. Я любил бывать на людях: я мог уловить все их запахи и с непревзойденной точностью положить их на музыку. Вскоре я перестал быть огромной собакой-диджеем, а стал маленьким терьером в лесу танцующих человеческих ног.
Кот избрал карьеру гладиатора и преуспел в меньшей степени, но заработал достаточно, чтобы вскоре присоединиться ко мне в продюссировании виртуальных драм. Мы играли перед богатыми плотчиками в Быстром Городе, Токио и Нью-Йорке. Мне это нравилось. Я даже как-то раз повыл на земной диск в лунном небе над Морем Спокойствия. Но я всегда помнил, что это лишь первая фаза нашего великого плана.
Мы положили Его на музыку. «ВекТех» украл у нас Его мозг, Его память, Его разум. Но музыка принадлежала нам. Закон – это код. Миллиарды людей слышат голос нашего Хозяина. Миллиарды умов загружают внедренные в него вирусные петиции, которыми Домашние Законники будет теперь осыпать квантовых судей до тех пор, пока они не согласятся вернуть Его обратно.
Это самая прекрасная музыка, которую я написал в своей жизни. Кот продирается через дебри генетических алгоритмов, извлекает ведущие темы на свет, взращивает их и затем, как ястреб за добычей, устремляется вниз с головокружительной высоты этих звуков. Я лишь могу следовать за ним на этой охоте, в этой погоне ради погони, разделить с ним чистую радость, не замутненную тревогой насчет того, поймаю я его или нет.
Это наша лучшая программа.
Только когда музыка стихает, я понимаю, что никто ее не слышал. Аудитория замерла. Огоньки и Быстросущества повисли в воздухе, как бабочки, уловленные в янтарную смолу. Моравеки застыли недвижимо, как древние статуи.
Даже время остановилось.
Единственный звук в амфитеатре – хлопок пары ладоней.
– Я горжусь вами, – сообщает Фальшивый хозяин.
Я кладу смычок и усмехаюсь своей лучшей собачьей усмешкой, чувствуя, как мои кишки обращаются в ледяных змей. Запах бога накатывает на меня. Он говорит мне, что надлежит сделать. Я должен кубарем скатиться со сцены, поднять хвост трубой, подставить горло божеству, что стоит передо мною, и заслужить его ласку.