Он выслушал, нахмурившись.
— Я знал, что этот парень своеволен и что Хоргула сможет использовать свою власть над людьми, чтобы попытаться его подчинить себе. Но я никогда не мог подумать, что сын моего старого друга может… — Он прочистил горло. — Это было в некотором смысле моей виной, что он отправился посмотреть, жив ли еще я, с намерением меня спасти. — Карнак, или Бради Варналя, каковым он был, покачал головой. — Мы сообщим его отцу, что он погиб с честью, — решил он. — Косвенно так оно и было.
Он посмотрел на нас и улыбнулся.
— Тогда вы сможете объявить о своей помолвке, как только мы вернемся в Варналь, если вы этого желаете.
— Именно этого мы и желаем, — ответили мы хором, улыбаясь друг другу.
Потребовалось короткое время, чтобы устроить облаву на остальных деморализованных арзгунов, и было решено, что мы трое — Карнак, Шизала и я — оставим Черный Город на попечение Мовата Джарда, делая таким образом поражение арзгунов не таким горьким. Мы объявили, что Мовату Джарду будет предложено быть временным правителем арзгунов, пока они не смогут устроить выборы своих правителей.
Понимая, до какой степени арзгуны были доведены во время правления Хоргулы, мы были не столь суровы, сколь могли бы быть.
Вскоре мы взошли на воздушный корабль, попрощавшись на время с Моватом Джардом.
Карнак сам встал к управлению и провел его через трудные изгибы и повороты туннеля, ведущего наружу.
Вскоре мы пролетали над Пустыней Рока, над низкорослыми лесами, широкой рекой, диким краем и Алой Равниной.
Путешествие заняло много дней, но мы провели их, составляя планы на будущее, обсуждая все, что произошло с тех пор, как мы расстались.
А потом мы уже парили над Варналем.
Когда в городе узнали, кто мы такие, то на улицы хлынула толпа обрадованных людей, которые встретили нас пышной церемонией. Помолвка была назначена на следующий день, и в ночь перед ней я отправился в свою старую комнату в состоянии огромного счастья.
Но вслед за этим последовал самый страшный удар из всех, выпавших на мою долю. Все выглядело так, словно судьба решила заставить меня пройти через все эти испытания просто для того, чтобы в последний момент выхватить у меня награду, — потому что ночью я почувствовал, что меня охватывает странное знакомое ощущение.
Мне показалось, что тело мое разрывается на части, будто меня увлекает с фантастической скоростью через пространство и время непонятная сила. Затем неожиданно все кончилось, и я снова оказался лежащим. Я улыбнулся, думая, что это был сон. Затем почувствовал на своих веках свет и подумал, что, должно быть, уже утро — утро моего обручения.
Я открыл глаза и посмотрел на улыбающееся лицо доктора Логана — моего главного помощника в лаборатории.
— Логан! — ахнул я. — Где я? Что случилось?
— Не знаю, профессор, — ответил он. — На теле у вас масса шрамов, и, кроме того, вы как будто стали гораздо сильнее. Как вы себя чувствуете?
— Что случилось? — громко повторил я.
— Вы имеете в виду этот финал? Ну, это заняло у нас примерно семь часов, но мы, наконец, поймали вас вновь на необычайной длине волны. Мы думали, что совсем потеряли вас. Что-то было не так в передатчике. Наверное, что-то глушило волны — не знаю.
Я вскочил и схватил его за лабораторный халат.
— Вы должны отправить меня обратно! Вы должны отправить меня обратно!
— Эти ваши опыты не пошли вам на пользу, профессор, — сказал один из техников. — Вам повезло, что вы вообще живы. Мы семь часов трудились — вы были ничем не лучше мертвеца.
— Я все еще такой же, — ответил я, и плечи мои опустились. Я выпустил халат Логана и стоял, тупо глядя на оборудование. Оно перенесло меня к приключениям и замечательной женщине; с такой же легкостью я был перенесен и обратно, в этот скучный мир.
Меня вынудили лечь в лазарет и не выпускали неделями, пока врачи и психологи пытались выяснить, что же в “действительности” со мной случилось.
Меня сочли непригодным к работе и никогда больше, разумеется, не позволили мне приблизиться к передатчику, хотя я несколько раз и пытался это сделать.
Наконец они отправили меня в Европу в бессрочный отпуск. И вот я здесь.
И это, в сущности, было исповедью профессора Майкла Кейна, физика и фехтовальщика, ученого на Земле, воина на Марсе.
Верьте ей, как поверил я.
Выслушав повесть Майкла Кейна, я попросил его разрешения сделать две вещи.
Он захотел знать, какие именно.
— Позвольте опубликовать эту вашу замечательную повесть, — сказал я. — Чтобы весь мир мог судить о вашей нормальности и правдивости.
Он пожал плечами.
— Я подозреваю, что немногие будут правы.
— Ладно. А другая просьба?
— Я хочу, чтобы вы позволили мне финансировать частную постройку передатчика материи. Можно его сделать?
— Да, в конце концов, я изобретатель этой машины. Однако это потребует немалых денег.
Я спросил, сколько. Он сказал мне. Такая сумма нанесла бы немалый ущерб моему доходу, гораздо больший, чем я мог себе позволить, но я ему этого не сказал. Я готов был поддержать свою веру этой суммой денег.
Теперь передатчик почти закончен. Кейн утверждает, что, по его мнению, он сможет настроить его на нужную частоту. Мы неделями работали, как проклятые, чтобы завершить его, и я надеюсь, что он окажется прав.
Эта машина в некоторых отношениях более сложная, чем первая, так как она может работать как на прием, так и на передачу, постоянно настроенная на эту особую волну.
Идея Кейна заключалась в том, что если он сможет вернуться на Марс (на сколько бы веков в прошлом он ни находился), то сумеет построить там другую машину и, таким образом, путешествовать туда и обратно по собственному желанию. Эта сторона проекта кажется, наверное, немного амбициозной, но я сильно зауважал его ум ученого.
Сработает ли машина?
Я пока не знаю. Когда эта рукопись пойдет в печать, у нас еще будет около недели для испытания машины.
Наверное, в недолгом будущем мне будет что написать о Войнах Марса.
Надеюсь, что это так.
Эдвард Повис Бредбери родился в 1924 году и провел некоторое время на Ближнем Востоке, где у него возник интерес к санскритской литературе.
Он вернулся в Англию в 1955 году, когда, по его словам, “кончина двух пожилых родственников оставила меня с потрясающим сознанием того, что я не должен зарабатывать себе на жизнь”.
Он начал писать и продолжает путешествовать, на этот раз по Европе, Африке и Америке. Он писал детективные романы, вестерны и мистические триллеры, а также документальные произведения.
Фактически он не может перестать писать, и убежден, что, когда он умрет, его найдут с пером в руке. Его единственная надежда — чтобы то произведение, которое он писал перед смертью, было закончено.