Тут на горной тропе застучали камни и послышались торопливые шаги: к ним сверху, от замка, быстро шел председатель Каменский.
- Где твой робот? - крикнул он еще издали. - Покажи, что он может.
- Ничего не может, - угрюмо сказал Ермаков.
- Зачем же ты его делал?
- Теперь я и сам этого не знаю.
Каменский стоял перед ним, высокий, плечистый и небритый, покачивался с пяток на носки, словно собирался прыгнуть. В его глазах было что-то недоброе, и Ермакову подумалось: будь робот на месте, председатель сейчас накинул бы на него узду, ошейник или что-то подобное и, как козу или собачонку, поволок к замку, к Обнорскому.
- Хитришь ты, Ермаков... Зачем мы тебя взяли?
- Затем же, зачем и других.
- Другие создают шедевры, а ты что делаешь?
- Пока что кормлю тех, кто создает шедевры...
- Вот и корми. Ты это умеешь - и делай. А другие будут творить произведения высочайшего искусства. Каждый должен заниматься своим делом.
- А я тоже буду писать стихи, - зло сказал Ермаков. - Мне это больше нравится.
- На Земле таких, как ты, поэтов - тысячи. Мы взяли сюда только избранных.
- А с чего ты решил, что я плохой поэт? Ты же ничего моего не слышал.
- И слышать необязательно, мы и так знаем, кто есть кто. - Помолчал, поглядывая высокомерно сверху вниз, и разрешил снисходительно: - Ну, прочти.
Ермаков усмехнулся, демонстративно выставил ногу как это делали некоторые поэты:
...Но для бездн, где летят метеоры,
Ни большого, ни малого нет,
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет...
Каменский помолчал, подумал и махнул рукой:
- Сойдет для начинающего.
- Неужели хуже этого вашего шедевра: <Кричу>дважды два пять!..>
- Да ты!.. Да вы!.. - задохнулся Каменский. - С первым же кораблем!.. На Землю!..
- До корабля надо еще дожить.
Они долго молчали, сердито косясь друг на друга. Растерянный Леня стоял поодаль, не решаясь подойти. Вдалеке кто-то бродил по берегу озера, взмахивал руками и выкрикивал несвязное. Кто-то монотонно стучал на хозяйственном дворе, то ли работал, то ли отбивал вдохновляющий его ритм.
- Ладно, - примирительно сказал Каменский. - Читай еще.
...возможно ли русское слово
Превратить в щебетанье щегла,
Чтобы смысла живая основа
Сквозь него прозвучать не могла?..
Каменский поморщился, пожевал полными губами.
- Поучиться бы тебе абстракции, сбить ритм, тогда... может быть... мы и приняли бы тебя... учеником, - сказал он. И спохватился: - А это ты сам написал?
- Это написал Николай Заболоцкий. Был такой русский поэт в древности.
- Я так и знал! - воскликнул Каменский. - Меня не обманешь! Нет, брат! Каждому свое: поэту - поэтово, роботу - роботово. А? Хорошо сказано? Надо где-нибудь использовать.
Он достал книжицу, принялся записывать понравившиеся слова. Удовлетворенный такой поэтической находкой, благодушно разрешил:
- Теперь показывай робота.
- А его нет.
- Как это нет?
- Убежал. За огненным шаром погнался.
- Зачем же ты его отпустил?!
- Ему еще учиться надо.
- Кому учиться? Роботу? Не смеши!
- Надо учиться, - упрямо повторил Ермаков.
- Да чему учиться? Воду качать? В огороде копаться? Мусор убирать? Обнорский сам скажет ему, что надо делать.
- Обнорский? Пусть он сам за собой убирает.
Каменский снова побледнел в гневе, но сдержался, не стал кричать и ругаться.
- Ладно, потом разберемся.
Но теперь не сдержался Ермаков.