— А… — стал припоминать Изя. Да, он читал о каком-то грязном поэте Галиче, высланном из страны за сочинение антисоветских пасквилей.
— Если хочешь, я могу дать тебе почитать его стихи, — вынул Женька из глубины шкафа самодельно переплетенный сборник машинописных текстов и положил перед Изей на стол.
— Нет, спасибо, в следующий раз, — отшатнулся Изя от антисоветского сборника. — Мне пора домой. Шелла будет волноваться.
Женька вызвался проводить его до трамвайной остановки, и по дороге Изя как-то неуверенно попытался предостеречь его:
— Лучше бы ты держал дома порножурнальчики, чем эти стихи. Классно написаны. Все как есть. И о Сталине и о лагерях. За душу берет. Но нужно ли тебе все это? Вдруг загремишь ни за что ни про что…
— Не дрейфь, старик. Мир делится на тех. кто готов слепо идти в газовые камеры, но выиграть лишний день, и на тех, кто готов с голыми руками лезть на танки. Я для себя все решил, — и неожиданно запел на всю улицу:
Изя не рад был уже, что затеял на улице этот бесполезный разговор. Оглядываясь по сторонам, он с величайшим трудом перевел его на нейтральный треп о бабах, дождался трамвая и, нетерпеливо вскочив в него, облегченно прокричал из закрывающихся дверей:
— Пока! Хорошо посидели! — помахав на прощание рукой.
Домой Изя так и не добрался. На следующей остановке в трамвай вошла Оля Кириленко, которую он не видел уже лет пять. Изя настолько обрадовался встрече (как, впрочем, и она, оказалось, расставшаяся год назад со Славиком), что вместо того, чтобы сойти на первой станции, он доехал с ней до Красного Креста, а затем зашел на пять минут попить кофе и, добавив к выпитому вину рюмочку коньяку, неожиданно для себя остался до утра.
Секса между ними никакого не произошло. Ну, попили кофе, расслабились, ну, легли вместе спать, но ведь больше, ей-Богу, ничего не произошло. Так что чего Шелла па другой день, ни слова не говоря, выставила Изю за дверь, заранее приготовив для такого случая чемоданчик с теплыми вещами, понятия не имею.
После давно пережитой истории с Оксаной Изю хоть и тянуло иногда на подвиги, но случались таковые только в мечтах, после очередных Женькиных рассказов о его восхитительных победах.
«Человек предполагает, а Бог располагает», — размышлял Изя. стоя с чемоданчиком перед своим домом, после вполне заслуженного скандального выдворения за дверь.
Кто мог предположить, что Женька, гуляка и любитель авантюр, сперва без охоты уступивший давлению Наташи, вместо того чтобы обрадоваться отказному решению, вдруг заартачится, и в нем взыграет оскорбленное чувство собственного достоинства?
Кто мог предположить, что произойдет встреча с Ольгой, которую он давно знал, и к которой его так неожиданно потянуло? Л если бы Шелла не выгнала его? Хотя он сам спровоцировал ее, даже не позвонив утром с работы, чтобы оправдаться какой-нибудь байкой из широкого репертуара Евгения Левита.
Изя поехал к Оле, и, как ни странно, та приняла его без особых восторгов. В отличие от вчерашнего дня в доме присутствовала гостившая накануне у бабушки десятилетняя дочь, и Ольга, растерявшись и выпучив глаза, впустила его в квартиру, предварительно приставив палец к губам: ''Молчок".
— Я, в общем-то, ненадолго, — на всякий случай сказал Изя, с сожалением подумав, что если бы он вчера с Женькой не напился, то, может быть, и добился желанной победы.
Он наклонился было поцеловать Ольгу в щечку, по она строго отвела голову, вновь приставив палец к губам. Изя удивился переменам, произошедшим с Ольгой, так легко вчера принявшей и без особых усилий с его стороны постелившей постель, а сегодня оказавшейся недоступно холодной.
— Ничего не получится, — шепнула она.
— Да я ненадолго, — вновь повторил он, пытаясь придумать причину визита, но, не найдя ничего подходящего, чистосердечно признался: — С Шеллой поругался. Вот еду ночевать к маме, — и нехотя попрощался.
Елена Ильинична, не перебивая, выслушала рассказанную сыном историю о Левите и о причинах, побудивших Изю напиться с Женькой до состояния, при котором он не мог самостоятельно ехать домой, а потому вынужден был у него заночевать. Теперь Шелла, приревновав непонятно к кому, выставила его за дверь. Конечно, он и сам виноват, что не позвонил жене с работы, но с похмелья было так тяжко, что, ей-Богу, — не до звонков.
— Так зачем ты ко мне пришел? — спросила Елена Ильинична. — В сорок лет мог бы уже сам научиться улаживать свои дела. И зачем так пить, чтобы потом нельзя было добраться домой?
— Ладно, это дело прошлое. За все годы я, по-моему. раз в жизни напился и не ночевал дома. Можно и простить.
— Так чего же ты от меня хочешь?
— Мам, может, ты позвонишь ей и скажешь, что я ночевал у тебя? Придумай что-нибудь. Сердце. Я знаю, что еще? И обязательно скажи, что у тебя вечером не работал телефон.
Ты заставляешь меня лгать: — возмутилась Елена Ильинична.
— Но не каждый же день, — улыбнулся Изя. — Мам, это святая ложь. Сделай, — для убедительности мягко попросил он. — Ну, хотя бы ради Регинки.
Укоризненно покачав головой, Елена Ильинична с большой неохотой сняла телефонную трубку.
— Шеллочка, извини, что я тебе вчера не позвонила, у меня был сердечный приступ. Пришлось вызывать «скорую», — она недоброжелательно посмотрела па сына и строго покачала головой. — Я боялась оставаться ночью одна и попросила Изю побыть со мной.
— Зачем вам извиняться? Он же мог позвонить сам! Или у него руки отсохли?!
— Да, ты права.
— Может, его машина сбила, трактор переехал. Что я должна себе думать, если муж не приходит домой ночевать?!
— Ты абсолютно права. Я полностью согласна с тобой.
— Черт с ним, если нашел себе бабу. Скатертью дорога. Но если он элементарно попал под трамваи? Мало ли что может быть! Что, нет телефона?!
— Ты абсолютно права. Он так за меня переживал, что выпустил из виду.
— А на другой день с работы он не мог позвонить? Я уже все морги обзвонила! А он является, как красное солнышко: «Здрасьте, я ваша тетя». Я его, конечно, выгнала.
— И правильно сделала. Я его тоже пропесочила. Он сидит у меня, и на нем лица нет, так он переживает. Ты меня извини, пусть он, на всякий случай, еще эту ночь побудет со мной, а завтра, если я буду в норме, он вернется домой. Вот он просит у меня трубку.
Как будто ничего не произошло, Изя с ходу стал рассказывать ставите ему известными страшные новости из жизни Левитов, и светская хроника, усугубленная чужими проблемами, окончательно примирила супругов. Она должна его понять: с одной стороны — мама, с другой — неприятности у Женьки. Как разорваться? Действительно, как?
— А у тебя, не дан Бог, нет никаких мыслей ехать? — спросила по окончании разговора Елена Ильинична.
— Нет, что ты. Хорошо там, где нас нет. Ты же видела телерепортажи из венского посольства? Какие толпы ежедневно осаждают посольство и рыдают, чтобы их впустили назад. Больно смотреть. Мы стали разменной монетой в споре великих держав и не понимаем, что в сущности никому не нужны. Никто нас не ждет па Западе, никто нас не ждет и тут, — неожиданно для себя перефразировал он запавшие в память строки. — Кстати, знаешь, мам, свежий анекдот. Как называется еврей, который уехал и вернулся в Союз? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Дважды еврей Советского Союза.
— Но все равно пить не надо, — возразила на его монолог Елена Ильинична и, поскольку наступило время новостей, включила телевизор.
Счастливые семидесятые. Если не быть особо привередливым — зимой ходить в сауну, на лето снять домик на Бугазе, под Высоцкого пить водку, а под Жванецкого — молодое вино, если любить красивых женщин и не брать ничего, ну абсолютно ничего в голову, то есть, смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать — тогда все прекрасно и удивительно: и время, и эпоха. И анекдот, что счастливы вы, потому что не знаете, как несчастны, — не более чем анекдот.
Но ежегодно из трехсот шестидесяти пяти счастливых дней есть два самых счастливых — 1 Мая и 7 Ноября.
Обычно за день до массовых свадеб и всенародных торжеств начальник отдела сообщает, что неявка на демонстрацию грозит лишением премии, и распределяет инвентарь: кому портрет Ильича Брежнева, а кому еще более высокая честь — красно-блакитный флаг Киево-Советской Руси.
Парады Изя любил с детства, участвуя то в третьем эшелоне, в бодрой колонне физкультурников, то в первом — в ряду доблестных защитников необъятных рубежей, а последние десятилетия — в за все благодарной колонне совслужащих.
К памятным датам определялись победители соцсоревнований, обновлялась доска почета, неподкупный профком, бдительно следящий, чтобы ни один отдел не оказался обделенным, честно распределял по кругу призовые места, денежные премии и место в колонне демонстрантов.
В этом году первое место и великая честь следовать за красным знаменем и руководством КБ выпала па долю Изиного отдела. Сам герой, ушедший пораньше со всеотдельской пьянки, спешил к Ольге, думал о завтрашней демонстрации и размышлял, где бы подешевле купить цветы.
В портфеле у него болталась бутылка полусладкого шампанского, купленная в счет сегодняшней премии и предназначенная, как он сказал Шелле, для Левитов.
Прошло две педели после той злополучной пьянки. Изя собрался по-дружески навестить Левитов, но неожиданно для себя почувствовал, что его неотвратимо тянет на Среднефонтанскую.
Он ничего не мог поделать с собой, низко висящий плод дразнил своей доступностью. Надкуси Изя его, может, и не казался бы плод столь соблазнительным, чем-то отличающимся от сотен иных плодов, но…