- Да где же здесь-то, в конце концов?!
- Хм... Ну ты и вопросы задаешь. Сам поймешь со временем. Здесь, и все тут. На "Скорой". Службу ты знаешь, почти ничего нового делать не придется, успокойся. Коллектив нормальный, думаю, сработаешься.
- Как нормальный?! - возопил я. - А это чудовище в диспетчерской?!
Тут же промелькнула мысль: "Боже, что я несу? Зачем мне вообще здесь находиться? Меня на моей настоящей работе, наверное, обыскались". Но вопрос был уже задан.
- Кто чудовище? Лизка-то? Это ты зря. Чудовище здесь я, хе-хе, бойся и дрожи. Мне по должности им быть положено. А Лиза отличная баба и работник, каких поискать. Район знает, как собственный кошелек, в любую погоду до места доведет, если радиосвязь нормальная, понятно? Побольше бы таких диспетчеров! Один только недостаток есть: что у всех других баб вдоль, то у ней поперек, хе-хе.
- Правда? - оторопел я, купившись на старую как мир шутку, в ужасе от того, что кто-нибудь и впрямь мог это проверить на практике.
- Конечно нет. Честно говоря, не знаю. Но дежурить с ней - одно удовольствие. Впрочем, мы отвлеклись. Значит, так. Сейчас немного отдохни с дороги, приди в себя, а с утра покажешься начальству - и впрягайся. Ящик можешь не сдавать, оставь в машине. Работать на своем рыдване будешь, оно тебе привычнее. Водитель с тобой имеется?
- А как бы я иначе приехать мог?
- У нас по-всякому бывает. Где он?
Я растерялся. Откуда мне знать, куда в этом странном месте может деться мой водитель? Да и прибыл ли, в самом-то деле, он со мной сюда? Припомнилось, что с того момента, как очнулся в гараже, Игорь мне на глаза не попадался.
- Ладно, сейчас разберемся. - Медведеобразный Павел Юрьевич высунул голову в диспетчерскую. - Рая, объяви-ка нового водителя.
По всем закоулкам здания страшно прогрохотали динамики: "Водитель тридцать второй бригады, зайдите в диспетчерскую!" Снова. И снова.
- Нет его, - заглянула в комнату толстушка Рая.
- Хорошо, мы сами поищем. - И старший врач, не выпуская из зубов дымящегося окурка, направился быстрым шагом в гараж. Я, как бобик, покорно побежал следом.
В гараже было тихо и безлюдно, яркие лампы под потолком заливали светом грязный истоптанный пол и две шеренги застывших в молчании белых машин. Вездеход на новом месте казался таким же чужеродным, как и дома. Впрочем, здесь у него имелся еще более страховидный родственник. Почти напротив моего автомобиля, у распахнутых дверей гаража, за которыми чернел непроглядный мрак, припал к полу гусеничный бронетранспортер, испещренный желто-серыми пятнами пустынного камуфляжа. При виде направленных прямо на меня стволов спаренного башенного пулемета по спине пробежал неприятный холодок.
- Это еще зачем? - не удержался я от вопроса, кивнув в сторону бронированного монстра.
- А чем плоха "Скорая помощь" на гусеничном ходу? Будь моя воля, я бы все бригады на такие штуки пересадил, по нашим-то дорогам... Можно подумать, у вас там дороги лучше! (Трудно было с этим не согласиться - сам сколько раз ворчал: "Тут-де на танке только и ездить".) А пулеметы нужны, чтобы скандальных клиентов отстреливать.
Непонятно было, шутит он или нет, отчего стало еще неуютнее.
Капот родного вездехода еще дышал невыстывшим теплом издавна работавшего мотора. Павел Юрьевич распахнул левую дверцу и заглянул внутрь.
- Вот он, родимый! Никуда не делся. Я приблизился к кабине и снова чуть не упал. Суетившаяся на водительском сиденье букашка и была Игорьком, только невероятным образом уменьшившимся до размера мизинца.
- Это не беда, - прогудел мой новоявленный начальник, аккуратненько смахивая бедолагу в подставленную ладонь, - это случается. Скоро подрастет, не бойся. А пока тебе другого водителя дадим.
Пред моими глазами возник образ огромного волка в рабочем комбинезоне, с оскаленной пастью яростно крутящего баранку. И так живо и ясно он представился, что, с трудом сдерживая рвоту, я через боковую дверь вылетел во двор. Холодный ночной воздух несколько отрезвил меня. Я опустился на скамеечку и огляделся. Двор мало чем отличался от такого же на родной станции. Бетонированная площадка, по краям окаймленная газонами и кустиками. Пара чахлых деревьев вроде бы яблоньки. Скучные цветы, посаженные вместо вазонов в старые автопокрышки, наполненные землей. Высокий кирпичный забор. Вот только нет за забором привычных огней большого города. Не слышно шума машин, голосов загулявших граждан. Нет ничего. Только мрак и клубы серого тяжелого тумана, чавканье и стук мокрых капель. С тяжелым сердцем вернулся я в помещение и побрел по гулкому коридору мимо диспетчерской... угадайте, куда? Ну конечно же в столовую.
Столовая на "Скорой" - место особое. Здесь не просто едят. Работники стекаются сюда в перерывах между вызовами, чтобы чуточку расслабиться за чашкой крепкого чая, обменяться новостями, посплетничать, рассказать или выслушать анекдот, поругаться, посоветоваться с коллегами по поводу тяжелого больного, заполнить карточки вызовов. (Кстати, для писанины существует ординаторская, но почему-то там целыми днями пусто, почти все предпочитают отписываться в едальне.) Или просто уронить перед сном в истерзанный профессиональным гастритом желудок бутерброд, чтобы с голодухи цыган с кнутом не приснился. Такой вот своеобразный клуб. Здесь можно подойти к столу, стащить, не спрашивая, чужой кусок, пододвинуть стул и, усевшись, влезть в разговор. Это нормально. Никто не обидится, воспримут как должное. Сами такие. С полуночи холодильник общий. Кто чего не доел - не обессудьте. Утром можете и не найти. И это тоже в порядке вещей. Не нами заведено, не с нами и сгинет.
В теплой светлой столовой у зашторенного окна жевала и болтала немалая компания. Завидев меня, сидевшие у стола потеснились. Откуда-то взялась кружка с чернющим чаем, в руку мне сунули бутерброд неведомо с чем. Я благодарно жевал, лениво думая, что следовало бы приволочь и высыпать сюда свои прибывшие издалека харчи, но вставать с места было неохота... Вполуха я слушал очередную рассказку, ожидая ее окончания, с тем чтобы расспросить этих симпатичных коллег, куда же меня угораздило попасть и как мне дальше поступать. Должен же быть выход!
Рассказывал высокий парень со светлой бородкой, не забывая одновременно прихлебывать и откусывать:
- ...А там, понимаешь ли, не сидеть, там работать надо. Так он, злодей, что удумал: чтоб на работу не идти, взял гвоздь и прибил мошонку к табурету. Ну, вызвали нас. Мы, ясен пень, гвоздь вынимать не стали, с табуретом его в машину - и к хирургу. В приемном народу - тьма. Ждем. Бабка-санитарка шмыгает, полы протирает. Ворчит: "Ну, вы вообще озверели! Уже с мебелью возить начали. Слышь, ты, дай сюда табурет!" И за ножку...
Громовой хохот покрыл последние слова. Едва затихли смешки, как откуда-то снизу, чуть ли не из-под моей кружки, раздался тоненький голосок:
- А вот у нас был случай...
Я опустил глаза и поперхнулся. На столе, между развёрнутыми пакетами с едой, чашками с чаем и подмокшими кусками сахара, суетилось существо, как две капли воды похожее на большую мышь, но облаченное в крошечный халатик, который, по-видимому, не далее чем полсуток назад являлся ослепительно белым. Сейчас же, впрочем, был он мят, несвеж и перепачкан пятнами крови, анальгина и кофе, один карман болтался полуоторванный, и оттуда норовил выпасть потрепанный блокнотик.
Из воротника халата торчала вполне мышиная серая головка с умными глазками-бусинками, подвижными жесткими усами и огромными розовыми ушками. На нагрудном кармане красными нитками вышиты крестик и имя "Люси". Голенький хвостик возлежал на свернутом фонендоскопе, чашка которого, с выцарапанным тем же именем, едва ли не превышала по размеру саму его обладательницу
Сидящие за столом устремили вниз глаза и вполне серьезно приготовились было слушать очередную историю, нимало не удивляясь, что она исходит из столь необычных уст, но тут столовая наполнилась смрадом и дымом, раздался оглушительный рев. Я вскочил. В двери с трудом протискивалось невообразимое чудовище - зеленое, чешуйчатое, с высоким гребнем по хребту. Страшные когти его скребли коричневый кафель пола, из разверстой пасти стекали капли кипящей слюны. Кошмарное создание обнажило саблеподобные клыки и извергло из утробы новый клуб дыма вместе с душераздирающим рыком.
Ноги мои стали ватными. Сердце провалилось вниз и затрепыхалось в кроссовках. Никто из сидящих за столом, впрочем, не подал признаков паники.
- Кто сюда впустил Зинку? - недовольно спросил один из собравшихся. Пусть двор идет сторожить.
Чудовище ловко поймало ужасающей пастью брошенный кем-то кусок колбасы и, изрыгая зловонный пар, ретировалось.
- Что это? - заплетающимся языком спросил я.
- Кто? Зинка-то? А, малый дракон.
- А что, еще и большой есть?
- Большой? Есть и большой. Начмедом у нас. Завтра познакомишься. Коллеги усмехнулись неведомо чему.
Забыв о чае, я, шатаясь, побрел в курилку. Станция, судя по всему, абсолютно стандартная, и расположение помещений ничем не отличается от ставшего привычным мне на родном месте службы.
Так и оказалось. Курилка обнаружилась неподалеку от столовой. Она пустовала. На столе тосковали смятая газета, банка из-под кофе, наполненная окурками, и разбросанные костяшки домино. За приоткрытой дверью на зарешеченную терраску клубился все тот же ночной туман. Обессилённо я опустился на обшарпанную лавку, в прежней жизни явно служившую кушеткой в процедурной, и тоскливо закурил. Мое положение час от часу становилось все безысходней. Перегруженная непонятками голова тупо гудела, не производя ни единой мысли.
Сигаретный дым мягкими кольцами поднимался к негорящей лампочке и таял, как мои надежды на возвращение в привычную реальность.
- Что, сумеречничаем, коллега? - раздался от двери бодрый голос, щелкнул выключатель. Когда я открыл глаза, зажмуренные сперва от яркого света, то увидел перед собой доброжелательную улыбку очередного местного медика. После всех сегодняшних ужасов его оливково-зеленая кожа и заостренные уши не выглядели так уж дико - все остальное было вполне человеческим.
- Не тоскуйте, коллега. Всем нам пришлось через это пройти в свое время. Ничего, живем. Идите-ка спать. Утро вечера мудренее.
- Мне сейчас не до сна, право слово.
- Идите, идите. Сами знаете, спать нужно, пока время есть. А то потом некогда будет. Вот, сглотните на ночь. - Он выкатил из пузырька на шестипалую ладонь небольшой коричневый шарик. Я покорно слопал таблетку безо всякой воды, погасил в банке окурок и потащился наверх.
Ночлежка гостеприимно встретила меня храпом и вонью немытых ног. Разыскавши в шкафу бесхозное рваное одеяльце, я, не пытаясь уже найти подушку, рухнул на ближайший свободный топчан и забылся тяжелым сном.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я не понял, отчего проснулся. Не то солнечный лучик глянул сквозь щель в плохо задернутой занавеске прямо мне в глаз, не то слишком громко кликнули очередную бригаду на вызов. Ночлежка была пуста, на топчанах валялись скомканные одеяла разъехавшихся коллег, да забытый кем-то впопыхах фонендоскоп приютился на спинке стула.
Я тряхнул головой, прогоняя прочь остатки нелепого сна, мучившего меня этой ночью, подойдя к зеркалу, причесался пятерней. Улыбаясь доброму солнечному утру, раздвинул занавески и широко распахнул раму, впуская в протухшее за ночь помещение свежий воздух...