Уже метров через десять я подумал, что наверное стоило все-таки пойти в тренажерку. С ОФП у меня все в порядке, да вот беда - плавание в него входит факультативно, и потому особого внимания я ему никогда не уделял. И когда левую ногу скрутило судорогой, я понял, что этот заплыв был большой моей ошибкой
Я хотел окликнуть Янку, но не хватило дыхания. Сразу сделалось не по себе. Я поискал ее глазами, но не нашел среди солнечных бликов. Лишние усилие привело к тому, что в набежавшую волну я окунулся с головой. Попытался перевернуться на спину, но опять-таки не учел, что море - не бассейн, и со следующей волны порядком наглотался.
Вообще-то летуны - народ к панике не склонный, но в тот момент я откровенно перетрусил - сказался подсознательный страх перед чужеродной стихией, а адская боль в сведенной ноге не способствовала ясности в голове. Я рванулся, окликнул-таки Янку, но вопль получился жалкий, и стоил мне лишь того, что я еще раз окунулся с головой.
Страх нахлынул одновременно со следующей волной, чуть не утопившей меня. Отчаянно молотя руками воду, я кое-как выбрался на поверхность, поискал глазами берег, но не нашел, хотя до него и оставалось чуть больше полусотни метров. Я понял, что форменным образом тону, о чем и завопил на остатках дыхания прежде, чем пойти ко дну...
Кто-то обхватил сзади за шею, я почувствовал рывок, и увидел над собой вместо зеленой мути родную голубизну неба. Воздух хлынул в легкие, я хватал его то ртом, то носом вместе с солеными каплями.
– Продышался? - спросил сзади веселый голос. И вовсе не Янкин, поскольку явно принадлежал существу одного со мной пола.
– Ага, - прокашлял я, хотя в тот момент мне казалось, что надышаться не хватит всей оставшейся жизни.
– Тогда давай потихоньку. Только не дергайся и дыши ровнее.
Я перестал дергаться и задышал ровнее. Нога все еще не слушалась, но мой спаситель двигался вперед уверенными толчками, я чувствовал, как под кожей работают крепкие мышцы и могучие легкие.
– Слезай, приехали, - сказал он, и я почувствовал пятками дно. Мой спаситель отпустил меня, оставив самостоятельно выбираться с мелководья. Прихрамывая, я поплелся за ним, видя перед собой широкую спину и тронутый сединой ежик на затылке.
На берег мы выбрались метров за полста от места нашего с Янкой старта. Я бухнулся на теплую гальку и принялся массировать ногу.
– Ну, как самочувствие, пловец?
Он стоял надо мной - крепкий и загорелый, уже в широких темных очках на пол-лица.
– Держи, - он кинул мне полотенце.
– Спасибо вам.
– Да не за что. И куда тебя понесло, если плавать толком не умеешь?
У него был странный мягкий акцент, и что-то в его лице казалось смутно знакомым.
– Ты ведь из "Форсажа", да?
Я кивнул, все еще пытаясь восстановить нормальную работу мышц в ноге.
– Отменно, - хмыкнул он. - За два дня команда чуть не лишилась второго пилота. Извини... Мне на самом деле жаль ту девочку. У нее и вправду был талант. Опасный спорт - любая мелочь, и...
– Юрка-а-а!
По берегу к нам бежала Янка. Мокрые волосы растрепались и дышала она, как марафонский бегун к концу дистанции.
– А! - сказал мой спаситель. - Теперь понятно, к чему этот дурацкий заплыв!
– Юрка... Ты... Я все море обшарила... - выдохнула, Янка, останавливаясь надо мной. - Что стряслось?
– Ногу свело, - буркнул я.
– Господи... Ой! - она наконец-то обратила внимание, что я не один. Здравствуйте... Это вы его вытащили?
– Да нет, что вы, - улыбнулся мой спаситель. - Так, поддержал. Ваш друг неплохой пловец.
– Оно и видно, - вздохнула Янка. - Юр, ты извини меня, а?..
– Я в форме, - на самом деле нога все еще побаливала, но судорога уже отпустила.
– Спасибо вам, - сказала Янка незнакомцу.
– Да за что? - тот развел руками. - Он и сам неплохо справлялся...
– Юр, ты как, сможешь идти?
– Смогу, - морем я на сегодня наелся по самое "не хочу". - Еще раз, спасибо.
– Боже мой! - расхохотался мой спаситель. - Этак я начну чувствовать себя героем!
При этом очки его соскользнули чуть ниже, и я вдруг вспомнил, где видел это лицо. И невольно вскочил, несмотря на ноющую ногу.
Между бровями почти незаметно розовела крохотная точка сонара.
Естественно, что он показался мне знакомым - плакат с этим лицом с тринадцати лет висел у меня над кроватью. Наверное, в каком-то смысле именно этот человек, даже не подозревая о моем существовании, привел меня в аэроклуб.
Тадеуш Кавински, вице-президент Федерации, живая легенда.
Слепой летчик.
Лет двадцать назад, когда я еще пешком под стол ходил, лейтенант военно-воздушных сил ООН Тадеуш Кавински в небе над Ливаном схлопотал зенитную ракету прямо под фонарь. С тяжелейшей контузией сумел катапультироваться, и на своих двоих трое суток пробирался через линию фронта, пока его не подобрал патруль "голубых касок". После госпиталя его почти сразу демобилизовали - в результате контузии что-то случилось со зрительными нервами. Врачи тогда сумели сохранить зрение, но приговор обжалованию не подлежал - никаких полетов.
Тому, кто не летает, этого не понять. В общем, кроме как в небе Кавински себя не мыслил, и уже на следующий год во всю летал в сборной Польши, каким-то невозможным чудом умудряясь каждый месяц обманывать медкомиссию. В те годы воздушная акробатика еще считалась скорее экзотикой для избранных, чем полноценным видом спорта, техника пилотажа не шибко отличалась от военной, поэтому бывший летчик-истребитель довольно быстро по тем временам - продвинулся в мастера международной категории. Он уже шел на Кубок Федерации, как вдруг на одном из региональных соревнований какой-то дотошный профессор все-таки поймал его за хвост. Скандал с трудом удалось замять, но летное удостоверение Кавински повелели сдать. Это сейчас, с развитием частного воздушного транспорта планку опустили до минус пяти - воздух в два счета заполонили очкарики - а тогда правила были не в пример жестче - единица, и точка.
У Кавински диоптрии уже съезжали к минус восьми. Но неожиданно вмешалось руководство Федерации, и ему не только оставили удостоверение, но и разрешили отлетать на Кубке, что он и сделал, уступив первое место лишь тогдашнему непререкаемому чемпиону Генриху Гарковену. После чего, едва спустившись с пьедестала, объявил, что уходит. Контузия все-таки доконала его - слепота стремительно прогрессировала, да и воздушная акробатика как спорт не стояла на месте, и летунам старой школы все труднее было держать уровень.
Где-то через два года ему предложили место в руководстве Федерации. К тому времени он уже полностью ослеп. Как раз тогда заговорили о новом чуде офтальмологии - имплантированном сонаре по типу дельфиньего, позволявшем даже при стопроцентной слепоте относительно свободно ориентироваться в пространстве. Штука даже по сегодняшним меркам дорогая, а тогда она стоила просто баснословных денег. На операцию скинулась вся Федерация - акция во многом рекламная, но никто и предположить не мог, к чему она в конце концов приведет. Потому что первое, что сделал Кавински выйдя из больницы, это забрался в кабину своей "Сесны" и скомандовал "от винта".
Никто не понимал, как он это делает - во-первых, радиус действия сонара дай бог сотня метров, а во-вторых эффект от него назвать зрением можно лишь с большой натяжкой - можно ходить, не натыкаясь на предметы, но о том, чтобы даже читать - не говоря уж о ЛЕТАТЬ - тут и речи не идет. Ходили слухи, что Кавински по своим каналам заказал в лабораториях "Локхида" какую-то новую систему навигации, и ухитрился каким-то образом подключить к ней чип сонара. Факт в том, что после полугода экспериментов он - хотя и не без боя - пересдал на любительские права. Экзаменационная комиссия сражалась до последнего, так и не нашла, к чему придраться, кроме медицинского заключения "абсолютная слепота", и, перекрестясь, дала добро...
Так Кавински вернулся в небо.
– Простите, пан Тадеуш... - пробормотал я, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. - Я вас не узнал...
Он снял очки. Глаза у него были живые, светло-серые, и было трудно поверить, что на самом деле вот уже десять лет они ничего не видят.
– Кавински? - Яна отступила на шаг. - Ой, Юрка...
– Так это вы прилетели вчера с комиссией? - проговорил я, со стыдом припомнив, что не далее как прошлым вечером обозвал моего кумира "хмырем".