Я должен сказать тебе еще одну вещь.
Долгое время, единственное, что мною движило — это желание преуспеть. Потом я встретил тебя.
Действительно ли любовь — это желание, нет, потребность быть с кем-то чего бы это ни стоило? Есть ли объяснение ярости и сожалению, когда ты видишь любимую с другим? Заставляет ли это нас томиться от желания удержать ее рядом с собой, нашептывать ей всяческие глупости, которые кажутся непривычными твоему языку? Заставляет ли это желать вещей, которые, как мы знаем, никогда не случатся?
У меня нет ответов, Райли. В том, что я изучил за эти годы, никогда не упоминалось о силе подобной этой. Но чем бы это ни было, я испытывал это к тебе.
Из нас вышла бы отличная пара.
Я закрыла глаза, смахивая неожиданно навернувшиеся жгучие слезы. Может, я и не доверяла Мишиным словам при жизни, но после его смерти я не могла не поверить им. Он доказал значимость своих слов, потому что это он, а не Управление, предоставил мне ответы, и требующееся нам имя. А он не обязан был этого делать.
— Райли? Ты уделила хоть толику внимания тому, что я сказал? — рявкнул Джек, заставив меня подскочить.
Я сделала глубокий вдох и обернулась.
— Вообще-то, нет. Я пропустила что-то важное?
— Нет, черт возьми! Я тут распинаюсь, потому что мне нравится звук собственного голоса. — Он махнул рукой на свободные кресла перед своим столом. — Сядь, женщина, и внемли.
Идя по комнате, я встретилась взглядом с братом. В его взгляде читалось понимание, словно он знал, что я чувствую. А может и правда знал. Мы могли не обладать ни родственной, ни эмоциональной связью близнецов, и все равно бы почувствовали, если бы одному из нас было плохо. Я села в кресло, он потянулся ко мне и взял меня за руку, легонько пожав.
— Это его странный способ проявления заботы.
Я улыбнулась:
— Знаю.
— Народ, мы можем вернуться к делам? — Джек свирепо глянул на нас обоих и продолжил: — Как я уже говорил, у нас есть двое, которые, учитывая сказанное Мишей в день его смерти, отвечают всем требованиям. Первый — Фрэнк Маргаглиано, второй — Дешон Старр. И тот и другой претерпели явные изменения за последние годы…
— Это Дешон Старр. — Я вытащила из кармана письмо и передала его Джеку.
Подняв бровь, он откинулся на спинку кресла и прочитал его.
— Что ж, — медленно произнес он, закончив читать. — Безусловно, нам это помогло. — Он слабо улыбнулся. — Я рад, что это Дешон, потому что сам склонялся к его кандидатуре.
— Миша подсказал нам направление.
Джек изучающе рассматривал меня с минуту, затем положил письмо на стол и подался вперед, сложив руки перед собой.
— Нет, он подсказал направление не нам, а кому-то конкретному.
Его взгляд встретился с моим, зеленые глаза бросали вызов. Ему требовалась я, и в этом не приходилось сомневаться. Но на этот раз — или все, или ничего. Или по его, или ни как.
— Нет, — произнес Роан, прежде чем я успела что-то ответить.
Я посмотрела на него.
— Мне придется на это пойти. Мне придется довести дело до конца.
— Нет, — повторил он, едва сдерживая ярость и глядя на Джека. — Она не обучалась для подобного рода работы. И учитывая, что Райли — вожделенная награда для того человека, который потратил несколько месяцев на охоту за ней, было бы полнейшей глупостью отправлять ее прямиком в его сети.
Я прикоснулась к руке брата, заставляя его посмотреть на меня.
— Последнее место, где он будет искать меня — это у себя в тылу.
— Еще есть Готье.
— О Готье можно позаботиться, — сказал Джек.
— Проклятье, Райли! — взорвался Роан. — Понимаешь ли ты, с чем тебе придется иметь дело?! С кем придется спать?
— Да, понимаю.
И хотя от одной этой мысли у меня сосало под ложечкой, я все же понимала очевидные вещи: я в долгу перед Кейдом, и всеми теми жеребцами, которые погибли во время нашего побега, и всеми теми женщинами, которых удерживали в тех клетках для размножения, и которые, скорее всего, не останутся в живых после случившегося. Но что более важно, я в долгу перед самой собой. Эти люди схватили меня, накачали препаратами, которые, возможно, еще окажут на меня ужасные последствия, они надругались надо мной, и по сути развалили мой мир на кусочки. И самое обидное, они заставили меня бояться. Я не могла позволить им безнаказанно творить такое. Я должна приложить руку к их падению, если только от этого зависит мое будущее спокойствие.
И если это означает секс с кровожадным куском мяса, значит, так тому и быть. Я — волк, и секс для меня — это всего лишь секс. Как я уже не единожды говорила Куинну, это всего лишь акт, несущий только удовольствие, пока не будут примешаны настоящие чувства.
А кроме того, о какой надежде на нормальную жизнь можно вести речь, если тот человек бродит неподалеку? Когда мой брат будет вовлечен в охоту, а я нет?
— Лунная лихорадка может сыграть нам на руку, — тихо сказала я. — Если то, что сказал Миша о них, правда, они, скорее всего, менее осторожны во время фазы полнолуния.
— Проклятье, Райли, дело не в этом.
— Дело в том, — тихо ответила я, — что тот человек строил против меня козни более трех лет. Если бы наш мир перевернулся верх дном, ты бы стал сидеть сложа руки, позволив кому-то заставить этого негодяя заплатить по счетам?
Роан резко откинулся на спинку кресла и потер рукою глаза.
— Господи, сестренка, ты не имеешь понятия, во что втягиваешь себя.
Может и нет. Может он был прав, и я ступаю на скользкую дорожку, на которую не ступишь в здравом уме. Но это было то, чего я просто не могла не сделать. Не могла, если хотела быть в мире сама с собой.
— Неужели это может быть хуже, чем то, что уже случилось со мной? Неужели это хуже, чем сидеть здесь, ожидая какой эффект окажут препараты, которые опробовал на мне Талон?
— Да, хуже. — Его мрачный взгляд встретился с моим. — Ты никогда не принимала свою вампирскую часть. Никогда не признавала инстинкт убивать. Тебе придется принять это, и даже больше, чтобы пройти через все.
— Ты не сможешь отправиться туда в одиночку, — и нам обоим это известно. Джек не в состояние отправить женщину-вампира на такое задание, просто потому что в Управление нет женщин-стражей, способных передвигаться в дневное время, — ответила я.
— Я не хочу, чтобы ты делала это.
— А я не хотела, чтобы ты становился стражем, но ты им стал, потому что чувствовал, что так будет правильно. Я чувствую то же самое.
— Охренеть, Райли, это несправедливо.
Я подняла бровь.
— Почему? Потому что это правда?