- Джон-книгоноша только что забрал первые сто экземпляров.
Джон-книгоноша едва не умер от страха, когда Пэдуэй, весь в грязи от многодневного путешествия, галопом пронесся по улице, спрыгнул с лошади и схватил его за руку. Кто-то заорал: "Воры! Разбойники! На помощь! Убивают!" - и Мартину пришлось успокаивать сорок разгневанных римлян.
Откуда ни возьмись появился солдат-гот,протолкался через толпу и требовательно вопросил, что тут происходит. Некий гражданин указал на Пэдуэя пальцем:
- Я сам слышал, как он пригрозил перерезать несчастному горло, если тот не отдаст свой кошелек!
Даже арестованный, Пэдуэй не выпускал руки Джона-книгоноши, от испуга утратившего дар речи. Мартин беспрекословно последовал за готом, но, удалившись от толпы, увлек солдата в копону, угостил хорошенько его с Джоном и попытался все объяснить. Гот оставался непреклонен, несмотря на протесты пришедшем в себя торговца книгами, пока Пэдуэй щедро не одарил его. Дело было улажено; приходилось только расстраиваться, что кто-то тем временем успел украсть оставленного на улице коня.
Зажав бесценные газеты под мышкой, Пэдуэй поспешил домой. Домочадцы восприняли утрату лошади философски.
- Ничего, хозяин, - сказал Фритарик. - Старая кляча все равно и гроша ломаного не стоила.
Узнав, что первая линия телеграфа через неделю должна заработать, Пэдуэй приободрился и лихо осушил кружку бренди. После тяжелого дня голова у него закружилась, и, когда Фритарик затянул свою любимую песню, он хриплым голосом стал подтягивать:
Земля дрожит,
Когда герои скачут,
И вороны крылами
Солнце прячут,
И копья ныряют
В безбрежное море...
Поганому трусу
Сегодня горе...
Джулия принесла ужин; сам себе удивившись, Мартин игриво шлепнул ее по мягкому месту.
После сытной еды его потянуло в сон. Фритарик уже дрых без задних ног на коврике перед входной дверью (что ни в коей мере не помешало бы вору спокойно хозяйничать в доме), и Пэдуэй поплелся наверх в свою спальню.
Едва он начал раздеваться, как в дверь постучали.
- Фритарик?
- Нет. Это я.
Пэдуэй нахмурился и открыл дверь. В полумрак комнаты, плавно покачивая широкими бедрами, вплыла Джулия из Апулии.
- Что тебе надо, Джулия?
Девушка посмотрела на него с искренним удивлением.
- Мой господин желает, чтобы я произнесла это вслух? Так не принято!
- Ты о чем?
Она хихикнула.
- А! - догадался Пэдуэй. - Виноват, ошиблись номером... Ну, давай, давай, пошла отсюда!
Джулия растерялась.
- Хозяин... хозяин не хочет меня?
- Вот именно. По крайней мере, в этом смысле.
Ее губы задрожали, по щекам скатились две крупные слезинки.
- Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя? ..
- Я думаю, что ты хорошо готовишь. Все, хватит. Спокойной ночи.
Девушка засопела, всхлипнула и вдруг в голос зарыдала:
- Только потому, что я из деревни... ты и не смотрел на меня... никогда не звал... а сегодня ты был таким милым... я думала... я думала... У-у-у-у!
- Ладно, ладно, успокойся... Ради Бога, перестань реветь! Садись. Я дам тебе выпить.
После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла слезы.
- Хорошо, - блаженно пролепетала она. - Ты хороший. Любовь хорошая, Мужчине нельзя жить без любви. Любовь... Ах!
Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы немыслимо для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.
- Дай-ка бутыль, - проговорил он. - Мне тоже надо выпить.
Через некоторое время Джулия вновь подала голос.
- Ну, теперь мы займемся любовью?
- Э-э... скоро. Да, полагаю, скоро. - Пэдуэй икнул. Потом посмотрел на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови, - Только - ик! - еще одну минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. - Ее подошвы были черными. - Нет, не годится, 0, нет, просто исключено, моя похотливая амазонка. Такие ноги - непер... непреодолимое психологическое пр... пр-пятствие.
- Чего?
- Омоем нижние конечности, о жрица любви!
- Я не понимаю!
- Неважно, я сам не понимаю... Суть в том, что тебе сперва надо вымыть ноги.
- Этого требует твоя вера?