Я заснула только под утро сном без сновидений и проснулась уже к обеду.
Отработав ночную смену, Трайн ушел отдыхать — вторая половина дома, с отдельным входом, использовалась им в качестве жилья. В дневное время за мной должны были присматривать две девушки — невестки Трайна, жены его сыновей-оборотней. Они обе по иронии судьбы были акушерками — только одна помогала рождаться человеческим детям, а вторая — детям оборотней. Девушки помогли мне совершить утренний туалет, принесли музыкальный ящик, чтобы развлечь меня музыкой. Они вставили в отверстие небольшой коробки перфорированную ленту, немного покрутили ручку, и по избушке полилась мелодия.
Красивым голосом исполнительница запела о любви к мужчине-оборотню, который однажды ушел на охоту в темный лес и не вернулся. Страдала девушка, страдала скрипка, мелодия заползала под рубашку, которую одолжила мне на время одна из девушек, и щипала за сердце.
Пахнет дом одинокий сосной,
Милый мой.
Ты ушел на охоту весной,
Милый мой.
Скрылся твой силуэт за горой,
Ты ушел, не простившись со мной,
И однажды под маленькой полной луной
Ты забыл дорогу домой.
— В деревне сейчас никого, — сказала мне одна из девушек, когда я спросила ее, сколько в поселке людей. — Пока полнолуние не кончится, притворщики будут охотиться в лесу, а людей здесь кроме нас человек пять-шесть, не больше.
Что-то шевельнулось во мне при слове «притворщики», но я не могла понять, почему.
— А вообще нас здесь около двух сотен, — продолжила она. — В городах притворщики не селятся, там свои законы. Мы же тут живем рука об руку с природой.
Похоже было на то, что рассказывает она об этом не впервые, но я удержалась от расспросов, решив узнать обо всем поподробнее у Трайна. К тому же, голова болела так, будто ее зажали железным обручем. Я не могла нормально думать и нормально оценивать происходящее. Даже о будущем думать не могла, хотя очевидно было, что после выздоровления мне придется уйти и из дома доктора, и, скорее всего, из деревни. Оборотнем я не была, и становиться им точно не хотела, а здесь, похоже, разрешено было жить только им и членам их семей.
К обеду, когда от третьей или четвертой капельницы мне немного полегчало, появились сыновья Трайна — два красивых высоких парня моего возраста. Они, как и обещал мне их отец, намеревались подать в городе весточку о том, что я нашлась. Парни собирались в город на лыжах. Их улыбчивые бородатые лица румянились от мороза, кудри блестели на солнце и даже в ярко-желтых глазах, казалось, отражается снег. Отправив своих жен передохнуть, они вошли в дом, сняли шубы и шапки, и принялись разжигать плиту, чтобы вскипятить на ней воду с приправами.
— Боря, — представился один, когда я заставила себя подняться им навстречу и все-таки выползла из-за ширмы.
— Вася, — сказал другой.
Я уставилась на них широко раскрытыми глазами. Земные имена! Но этого просто не может быть! Я готова была уже закричать: «Я своя, я русская!», и только один вопрос остановил меня на полпути к большой ошибке.
— Это ведь сокращения, правда? — спросила я. — А как звучат полные имена?
— Олвасяр и Борязур, — сказал Вася. — Но нас так даже отец раза два в жизни называл, так что вы не смущайтесь.
Плечи мои опустились. Да, глупо было надеяться. Хотя встретила же я Лакса в одном и в другом мире. Я вдруг особенно остро ощутила свою тоску по дому, по родителям, по нашим, родным Васям и Борям. Как же все это было далеко. Как же это все оказалось недостижимо.
— Так кого будем разыскивать? — спросил Вася, усаживаясь за стол. Он приготовил бумагу и ручку, похожую на железное перо. — Вы помните, откуда прибыли и как к нам попали? Отец сказал, вы не даже назвали ему своего имени.
Я уселась напротив — стоять было тяжело, — положила локти на стол и закусила губу. Пока Боря по-хозяйски закидывал дрова в небольшую печку у стены, я раздумывала. Я не могла назваться здесь Ниной, потому что я здесь ей не была. Но и с именем Стилгмар я больше не хотела иметь ничего общего. Белый мир остался в прошлом, и возвращаться туда я не намеревалась. Я вспомнила свои сны и поняла, что знаю, какое имя мне определено судьбой.
— Одн-на, — сказала я. — Меня зовут Одн-на.
Не выказав никакого удивления, Вася записал это на листке. Не поднимая головы, он продолжил:
— Я опишу ваши приметы. Вы попали сюда через запретные земли, правда? Жена Эрдана уже разнесла эту новость по поселку. Из какого мира прибыли, знаете? Цифры звезды, планеты?
Я покачала головой. О цифрах я не знала. Даже в справочнике по мирам, который мы читали в Школе, их не было. Название звезды, количество планет и название самой планеты на языке ее жителей. Закрытых миров было не так много, усложнять особо было нечего.
— Мы используем для определения планет цифры. Просто называем их по номерам. Наша планета, например… — и он назвал без запинки длинную серию цифр. — Ну, хорошо. Запишу, что не помните. Истинное имя?
Я тоже не имела понятия о том, что это такое.
Прислушивающийся к разговору Боря крякнул.
— Не повезло. Ну, да ладно, у нас бывали и более безнадежные. Отец за десять звездокругов уже уйму пришельцев отыскал.
— Звездокруг? — переспросила я.
— Оборот планеты вокруг звезды. Две тысячи сто дней. Еще есть большой и малый лунокруги. У нас две луны, и каждая ходит по кругу вокруг нас. Большая луна ходит по кругу в сто двадцать шесть дней, маленькая — в двадцать девять. Маленькая луна светит притворщикам, под нее подстраивается наш цикл.
Интересно. Боря улыбнулся, при слове «притворщики», и в этой улыбке было мало человеческого. Интересно и страшно. Сижу за столом, болтаю с оборотнями во время полнолуния. Если бы кто-то сказал мне о таком еще пару месяцев назад, я бы посчитала этого человека чокнутым.
Вася заверил, что к вечеру сообщение окажется во всех окрестных городах.
— До мелких деревень информация сразу не дойдет, но вам все равно пока лучше побыть здесь. Отец сказал, вы серьезно замерзли в пути. Мы каждый день бегаем в город после охоты, если что-то разузнаем, обязательно вам расскажем. Будем надеяться.
Они предложили мне выпить с ними горячей воды с приправами, но я отказалась. Меня мутило, в груди как будто засел колючий еж. Оставшись одна, я улеглась и, спрятавшись за ширмой, заснула. Сны были полны тумана и горячего пепла, и, проснувшись, я о них почти не помнила.
К вечеру мне стало хуже. Температура еще поднялась, губы потрескались, я почти не могла говорить. Трайн сказал, что воспаление захватило второе легкое, а следующие несколько дней мне вообще нельзя подниматься с постели.
— Ты проведешь здесь столько, сколько надо, — сказал он почти со злостью, когда я стала извиняться за то, что причиняю неудобства. — Я доктор, а не случайный прохожий, и советую тебе это запомнить.
Я была ошарашена такой реакцией на свои слова, но спорить не стала. Да и не до того мне было. Следующие несколько дней я провела в состоянии, близком к бреду. Я видела стаи волков, бегущие ко мне, чтобы разорвать на части, видела толпы игрушечных солдатиков, окружающие меня со всех сторон, видела бородатых людей с окровавленными лицами, видела Лакса, протягивающего руку через прутья моей клетки…
Я снова и снова видела себя в тот последний день в Миламире. Я смотрела в глаза женщины, которая должна была убить меня первым ударом копья — просто, чтобы доказать свое мастерство. Я чувствовала, как вонзается в меня железо, как пробивает насквозь мою грудь, как резко и больно прокалывает мое сердце.
И каждый раз, когда кошмар, казалось, уже был готов поглотить меня, я ощущала прикосновение прохладного полотенца ко лбу и слышала твердый мужской голос.
— Успокойся, Одн-на, успокойся. Ты в безопасности, ты среди друзей.
— Трайн, — шептала я, хватая его за руку, хотя с губ просилось другое имя. — Трайн.
— Да, это я. Тебе уже лучше, спи.
И я засыпала, не отпуская его руки.
Я не была единственной пациенткой Трайна. Много раз я видела, как посреди ночи за ширмой вдруг вспыхивает пламя ночника, и слышала, как быстрые взволнованные голоса начинают что-то объяснять. Один из притворщиков нарвался на собственный капкан. Кто-то обварился кипятком из кружки. Ребенку попала в глаз сосновая щепка.
В деревне было двести человек, и Трайн нес ответственность за жизнь каждого из них. Он всегда был собран, бодр и готов ко всему. Настоящий профессионал.