Но меня уже несло. Боль, страх, одиночество, неизвестность — все смешалось в кучу и влилось в истерический припадок.
— Я не твоя детка! Уясни это себе, я не твоя! — закричала я ей в лицо. — Моя мама живет на планете Земля, и ее зовут Тамара! Моего отца зовут Иван! А меня зовут Нина, Нина, а не какая-то Одн-на!
Я закрыла лицо руками и зарыдала, опустившись на колени прямо в ледяной снег. Это чужой мир! Это чужие мне люди! Что я здесь делаю, почему я здесь?! Как я могу представить, что ничего не произошло и просто жить дальше? Как я могу забыть о своем детстве, о своем доме, о своих родителях, которые, возможно, уже сбились с ног, разыскивая меня!
— Оставь меня в покое, — сказала я, когда Онел-ада попыталась снова робко меня коснуться. — Ты не моя мать, уходи.
— Одн-на, — сказала она, и в ее голосе тоже были слезы. — Одн-на, не говори так, я прошу тебя, не говори. Ты моя доченька, ты моя девочка, я же тебя люблю…
— Я не помню тебя, извини, — сказала я, не желая смотреть на нее. — Дай мне побыть одной. Я не уйду, обещаю, но мне надо побыть одной.
— Хотя бы оденься, — начала она, но я развернулась к ней и закричала:
— Да оставь уже меня в покое!
Я закрыла лицо руками и не убирала их до тех пор, пока не услышала, как за плачущей Онел-адой захлопнулась дверь.
Мне было все равно, страдает она или нет. Я пыталась. Я честно пыталась прижиться здесь, но не могу. Да и как я могла? Кошмары вернулись, и вместе с ними вернулся страх, вернулась боль. Я не могла быть порождением этого мира, и мне не нужны были воспоминания, чтобы это понять. Но мне нужна была память. Память о том, что случилось со мной в те несколько дней, когда меня обвинили в предательстве и попытались утопить на озере Атт.
Я вспомнила, как однажды чуть не утонула в этом озере. Мы с Ли-рой пошли купаться, и я, еще совсем голопузая девчонка, полезла искать камыши у обрывистого берега. Нога соскользнула с камней, и я упала в глубокую воду, не успев даже сказать «ах». Нахлебавшись воды и вдоволь набарахтавшись, я, наконец, выбралась на берег, где меня ждала трясущаяся от страха Ли-ра. Плавать я с тех пор так и не научилась, а воды боялась, как огня.
Я вспомнила, как папа научил меня плавать. Неподалеку от пригорода, в котором мы жили, протекала река, и однажды, когда мне уже исполнилось тринадцать, отец решил, что пора мне научиться плавать. Я не сразу сообразила, как держаться на воде, но когда освоила эту науку, могла не вылезать из реки часами. Родители всегда отпускали меня на реку без опасений.
Воспоминания и об одном, и о другом происшествии были ясны и чисты. Я могла рассказать, как была одета Ли-ра в тот день, и показать место, где отец впервые отпустил меня в «самостоятельное» плавание. Так что же из этого правда, а что — ложь? Я задержала дыхание, а потом несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы мысли прояснились. А что, если оба комплекта воспоминаний — мои? Могла ли я расти одновременно и в том, и в другом мире, периодически перескакивая из одного в другой, но не зная об этом? Прожить какое-то время здесь, а потом вернуться на Землю, не потеряв ни секунды времени?
Могли ли такое быть? Могла ли я быть такой?
Я набрала в ладони снега и задумчиво отправила его в рот. Пальцы уже леденели, носки превратились в сосульки. Все-таки ночь — не самое подходящее время для прогулок по воспоминаниям. Но мысль уже засела в моей голове, и не желала оттуда выбираться.
Мне нужно было поговорить с Ли-рой. Она точно все объяснит, она многое знает.
Я поднялась с колен, отряхнулась и вернулась в дом. Онел-ада тихо сидела за столом у окна, и я поняла, что все это время она мной наблюдала. Раздражение охватило меня, но тут же прошло, когда я увидела на ее лице следы рыданий. Я обидела ее. Несмотря на то, что я не помнила о ней, она считала меня своей дочерью. Я поступила некрасиво.
Подойдя ближе, я сжала за спиной мокрые руки.
— Прости. Прости, я… я не знаю, что на меня нашло. Я сорвалась.
Она кивнула, стараясь не встречаться со мной глазами.
— Я понимаю. Ты не помнишь меня, я это уже поняла. Просто, доченька, если бы ты знала, как я счастлива оттого, что ты вернулась…
— Я замерзла, — сказала я быстро, видя, что Онел-ада снова готова разразиться рыданиями. — Пойду переоденусь.
— Я поменяла тебе постель, — сказала она мне вслед. — Ложись. Еще вся ночь впереди.
Послушавшись ее совета, я переоделась в сухое и улеглась на чистую постель. На самом деле. Впереди вся ночь, а завтра я узнаю у Ли-ры, что со мной не так, и как это исправить.
Наутро поднялась метель. О прогулках можно было забыть, и я приготовилась провести весь день со своей-чужой молчаливой после вчерашнего матерью, когда в дом постучали. Это была Ли-ра. С нее буквально кучами слетал снег, лицо от ветра и холода было красное, и, раздевшись, она сразу же присела к печке, греться. Онел-ада поставила на огонь чайник и заварила непременной воды с приправами всем троим. Мы уселись за стол и стали угощать Лиру вареньем и хлебом, попутно расспрашивая о делах. Конечно, от нее не ускользнуло то, что мы с Онел-адой ведем себя совсем не так, как вчера. Сегодня мать пыталась держаться более отстраненно, даже отчужденно. Я же, мучимая чувством вины за ночную истерику, не отставала от нее. Никогда не умела извиняться, и на этот раз не сумела придумать ничего лучше.
Ли-ра пила воду с приправами и говорила о погоде и деревенских сплетнях. К ней уже с утра наведалась жена Клифа, та самая, которая подтвердила мою невиновность. Она уже почти оправилась от ранения, полученного при нападении, но все еще ходила к Ли-ре за обезболивающими травками. Забрав лекарственный отвар для больной ноги, мать Терна расспросила обо мне. Ли-ра сказала, что до момента, как ко мне вернется память, мне стоит держаться особняком и ни с кем особенно не разговаривать. Несмотря на то, что у Клифа и его жены в деревне железный авторитет, есть кое-кто, кому может оказаться на руку моя потеря памяти.
— Я уверена, Ар-ка пускает слухи, — сказала она, глядя на Онел-аду. — Говорит, что Одн-на — порождение запретных земель, что я создала ее колдовством, чтобы погубить деревню…
— Чтобы вернуть Терна, — высказалась язвительно моя мать, и они с Ли-рой обменялись понимающими улыбками, а я вспыхнула, вдруг вспомнив ее слова там, у въезда в деревню.
Жених Ар-ки перебежал к ее дочери… Жених моей лучшей подруги перебежал ко мне — какой еще повод нужен, чтобы заронить в сердце одной женщины смертельную ненависть к другой?
— Ну, конечно. Как только он вернется, она начнет брызгать слюной еще сильнее. Если только…
Она посмотрела на меня; я внимательно слушала.
— Одн-на, дорогая моя. Что ты помнишь о Терне?
Я постаралась быть как можно более правдивой и как можно менее эмоциональной. Вовсе ни к чему им знать о том, что я и Лакс… я и Терн не только встречались в одном мире, но и целовались в другом, пусть даже это и был ненастоящий поцелуй.
— Почти ничего. Я знаю, что мы с ним были близки, и что потом он меня возненавидел, — сказала я осторожно. Пожалуй, все.
Лира покусала губы в задумчивости. Посмотрев на мою мать взглядом, в котором отражался вопрос, она снова перевела глаза на меня. В них светилась грусть.
— Он был женихом Ар-ки, — сказала она то, что я уже знала. — Их обручили еще в детстве, и ни у кого не было возражений: он — сын старейшины Клифа, она — дочь деревенского кузнеца. Красивая девушка и красивый парень, оба из хороших семей, десятками лет живущих бок о бок. Терн уехал учиться в город, когда ему было двенадцать больших лунокругов, а когда вернулся, ему на глаза попалась ты.
Она пожала плечами, как бы говоря: так повелела судьба.
— Я не знаю, как вы впервые встретились во взрослом возрасте. В детстве ни ты его, ни он тебя не интересовали. На празднике, посвященном возвращению Терна, он объявил всем, что его свадьба с Ар-кой состоится в конце звездокруга, а потом вдруг вы приходите на день рождения Клифа рука об руку и заявляете, что теперь вы пара. Ар-ка была опозорена — это конечно. Если бы не нападение джорнаков буквально через несколько дней после праздника, Клиф непременно отослал бы сына куда-нибудь подальше, выбить дурь. Да и твоя мать была не в восторге.
— Терн — хороший мальчик, — сказала Онел-ада, когда я перевела на нее взгляд. — Но он не твоего поля ягода, дев… Одн-на. Совсем не твоего.
— Когда джорнаки напали и выяснилось, что ты помогала им… — Ли-ра замолчала. — Терн был первым, кто отказался от тебя. Его мать могла умереть от полученных ран. Он оставил ее почти на смертном одре, чтобы побывать на твоей казни. Он возненавидел тебя так сильно, что всем стало понятно, как же сильно он тебя любил… Держись от него подальше, Одн-на. Пока не вспомнишь, что именно случилось — держись от него подальше. Терна пока нет в деревне, но Ар-ка не зря так бесится. После того, как ты… умерла, она взяла его под свое крылышко и убедила в том, что отношения с тобой были всего лишь ошибкой. У них скоро вторая помолвка, а тут появилась ты. Ар-ка не даст тебе жизни.
Я помолчала, осмысливая услышанное. Вопрос, который я задала себе вчера, вертелся на языке, но я не решалась его задать.
— Ли-ра… — Она ласково посмотрела на меня. — Ли-ра, послушай. Почему я помню так хорошо жизнь на Земле? Почему я помню так хорошо некоторое моменты из жизни здесь? Разве я могла прожить две жизни одновременно? Я чувствую, что схожу с ума от вопросов, на которые у меня нет ответов.
Ли-ра кивнула, как будто ждала моих вопросов. Протянув руку, она накрыла ею мою.
— Конечно, милая. Я тебя понимаю. Я и сама была бы в растерянности после того, что пережила ты. Онел-ада сказала, ты видишь кошмары?
Я метнула осуждающий взгляд в сторону матери. Почему она рассказала Ли-ре о кошмаре? Кто давал ей право?
— Не вини ее, она просто о тебе заботится и очень тебя любит, — сказала Ли-ра, проследив за моим взглядом. — Одн-на, ты ведь слышала, что я говорила тебе о твоем истинном имени. Ты говорила, что в другом мире тебя звали по-другому. Как?
— Нина, — сказала я. — Нина Ивановна.
— Ты заметила, что буквы истинного имени сохранены в твоем другом имени? — спросила Ли-ра, и, когда я кивнула, продолжила. — Ты заметила, что наша природа, наши животные и наши тела очень похожи с твоими?
Я кивнула.