— У нас будет ребёнок.
— И что же? Его отцом должен был стать не он.
— Но я его люблю.
— Может, и любила… Но любовь требует доверия, а ты ему больше не веришь. Он сам убил любовь.
— Но его жена. Должна быть с ним в горе и радости.
— И на эшафоте тоже? — съязвил внутренний голос. — Он-то спасется, он мужчина, а ты? Твой брат? Ты хочешь, чтобы его лишили имени и выбросили в канаву?
Сердцу нечего было возразить.
Графиня велела передать, что не желает его видеть. Но Норинстан настаивал, угрожал, требовал объяснений, и она вынуждена была переговорить с ним.
Помолившись, Жанна приняла решение: она поговорит с ним наедине, под крышей, но под надежной защитой слуг.
— Скажите мужу, что я впущу его одного, — распорядилась она.
Разумеется, он не был доволен; все его лицо было еле сдерживаемый гнев. Быстро, по-хозяйски, войдя в зал, Роланд вперился глазами в жену и покосился на сопровождавших его слуг.
Графиня не дала ему заговорить первым.
— Зачем Вы приехали? — холодно спросила Жанна. Её самолюбие было ущемлено и не позволяло ни одной тёплой нотке пробиться сквозь лёд её слов. Она всё ещё любила его и, пересиливая себя, старалась казаться бесстрастной.
— Что за дикий вопрос? Я приехал к своей жене, а она вместо того, чтобы встретить меня с распростертыми объятиями, отказывается впустить меня, морозит моих людей. Или Вы не рады тому, что я вернулся? — нахмурился он.
— Мне казалось, что после Вашего отвратительного поступка Вы должны были забыть сюда дорогу.
— Какого поступка? — Норинстан сел. Похоже, он действительно не понимал, в чем дело.
— Ну вот, Вы уже забыли…
— Забыл что? Жанна, я устал и не желаю препираться по пустякам! Велите подать элю и какой-нибудь закуски. Лошадей — в стойло, людей — накормить и устроить на ночлег.
— Нет.
— Что "нет"? — опешил Роланд.
— Ваши люди сюда не войдут, пока я не буду уверена…
— Перестаньте дурить! Вы немедленно пустите их и…
— Нет.
— Что Вы хотели этим сказать, жёнушка?
Она вдруг начала задыхаться, ловить ртом воздух, словно рыба.
— Жанна, что с Вами? — Он подошел к ней, но Жанна не позволила ему прикоснуться к себе.
— Да что с Вами, Жанна! Эй, кто-нибудь!
— Нет, не надо, — пробормотала она и почувствовала, как пошевелился там, в ее утробе, его ребенок. Нет, она не могла все так обрубить.
Графиня вышла во двор, вслед за ней вышел муж. Она обернулась, посмотрела на него и прямо там, на крыльце, спросила:
— Почему Вы сказали мне, что он умер?
Казалось бы, здесь было много воздуха, но его ей по-прежнему не хватало, будто кто-то сжимал грудь тисками.
— Кто умер? Вам нездоровиться?
Графиня не знала, что ответить.
— Ничего, полежите немного и все пройдет. Где Ваша вертихвостка-служанка?
— Не надо служанки. Я не больна.
Она низко опустила голову.
— Тогда какого чёрта, жёнушка? Надеюсь, — насмешливо напомнил он, — Вы не забыли, что священные узы брака накладывают на Вас определенные обязательства? Так потрудитесь, — уже жестче добавил граф, — перестать ломаться и впустить моих людей.
— Нет, пока я не уверюсь… Знаете, — Жанна медленно спустилась во двор, прошла мимо группки навостривших уши слуг и остановилась напротив мужа, — все эти дни я молилась. Я просила Господа укрепить меня.
— Что-то мне это не нравится, — нахмурился Роланд. — А ну-ка признавайтесь!
— Я чиста перед Вами. А Вы передо мной? — Её голос окреп. Она решилась и должна была дойти до конца. Она пройдет этот путь, каким бы тяжелым он ни был.
— Так, поднимайтесь сюда и выкладывайте.
— Я не хочу туда, я задыхаюсь!
— Так какого чёрта Вы не хотите позвать служанку? Я же вижу, что с Вами что-то не так.
— Потому что она мне не поможет. Уйдите, не мешайте нам! — крикнула она навострившей уши черни. Два красных пятна зарделись на ее щеках.
Слуги покорно разошлись, и они остались одни.
— Я знаю, что Леменор жив, Вы обманули меня. Зачем?
— Этот гадёныш прислал Вам весточку?
("Хотя бы слово в оправдание! Неужели он действительно такой, как о нём говорит Артур, неужели всё это было обманом?").
— Нет.