— Куда мы едем? — спросил оруженосец.
— Сначала на запад, а потом на юг, — лаконично ответил граф. Во Францию, только во Францию! Только теперь придётся петлять, словно зайцу, путая следы. Хорошо, что он в своё время сумел припрятать часть денег, хотя бы нищенствовать не придётся.
— А на счёт посвящения — это правда?
— Какого ещё посвящения?
— Ну, тогда, в донжоне, Вы сказали…
— Что-то я не слышал, чтобы бастардов возводили в рыцарское достоинство! — усмехнулся Роланд. — Мои слова не имели силы. Но если ты и впредь будешь вести себя достойно — кто знает?
— Значит, я по-прежнему не имею права носить меч? — Оливер сник и с тоской взглянул на потёртые ножны.
— Носи, кто тебе мешает? Отныне ты становишься моим полноправным оруженосцем.
Оруженосец вздохнул и погладил рукоять. Первый меч в его жизни, настоящий меч, которым ему посчастливилось вспороть брюхо парочке через чур ретивых противников. Но он по-прежнему не был его мечом, так как был вынут из рук мёртвого законного владельца.
Пейзаж был тоскливым: неровная, поросшая вереском, равнина и нависающие над ней покрытые лесом холмы. На несколько миль — ни единой деревушки, даже ноги обсушить негде. А повсюду — люди Оснея и шерифа, горящие желанием исправить плохую работу.
— Брейди, ничего горячительного не осталось? — толкнул соседа Оливер.
— Бурдюк не у меня, — вздохнул солдат и покосился на сеньора.
— Осточертели мне эти кусты! Хоть бы речушка по дороге попалась!
— Скоро вокруг тебя будет столько воды, что захлебнёшься, — рассмеялся Норинстан. Перед своими людьми он старался держаться бодро, как прежде, но уже который день мечтал о продолжительном отдыхе, который не мог себе позволить. Порой ему казалось, что у него начинается лихорадка: кружилась голова, лоб покрывался испариной, тело будто поджаривали на сковородке и кололи тысячью игл, но каждый раз брал себя в руки, отхлёбывал немного из бурдюка и заводил разговор с Оливером, не позволяя жару и боли овладеть своим разумом.
Он видел, что его люди устали, что им тоже нужна передышка и надеялся, что милостивый Господь пошлёт им заслуженный отдых в виде какого-нибудь селения, до которого ещё не добрались эмиссары Эдуарда.
День клонился к закату; длинные фиолетовые тени ложились на чёрно-белую долину. Дорога резко пошла вверх, огибая озерцо. Возле него решили остановиться, напоить лошадей и, если удача будет к ним благосклонна, добыть себе еду.
Поужинав, Роланд предложил взобраться на холм и устроиться на ночлег там, чтобы контролировать большую часть равнины. Стоило им выехать на дорогу, как одна из лошадей неожиданно упала. Приглядевшись, они поняли, что её свалил выпущенный из арбалета болт.
— Спокойно, черти! — прикрикнул на запаниковавших спутников Норинстан. — Противника положено встречать лицом, а не задницей. Там всего один арбалетчик, а вы уже в штаны наложили! Ну-ка, Грэм, сними этого мерзавца. Вон он, за бугром.
Оба выстрела последовали почти одновременно. Арбалетчик упал. Довольно хмыкнув, граф отрядил часть отряда на обследование подозрительной местности. И тут он ощутил резкую боль, заставившую его смачно выругаться. Боль продолжала пульсировать, растекаясь по животу и спине к раненой груди, стекала наискось к боку. Роланд в недоумении провёл рукой по телу и вдруг почувствовал что-то липкое, а потом обнаружил торчавшую между пластинами "бригандины" стрелу. Значит, там был не один арбалетчик. Замелькали красные круги; стало тяжело дышать. Голова упрямо тянула за собой тело, туда, вниз, к ногам лошади.
Дыхание стало редким и сиплым; он как будто захлёбывался воздухом. Непомерным усилием воли Роланд заставил себя выпрямиться и отдать приказ об атаке. Лишь бы не упасть с лошади, не потерять сознание!
* * *
В один из скучных весенних вечеров, когда дождь стучал по крышам, Жанна и Джуди просматривали содержимое сундуков.
— Эх, много вещей мы продали! — сокрушалась служанка. — Взять хотя бы ковёр — ведь этот негодяй дал за него полцены. А какой ковёр был! В самом Шрюбери, поди, нет.
— Не Шрюбери, а в Шрусбери, — с улыбкой поправила баронесса. — А тот ковёр был не так уж хорош.
— Это тот самый Шрусбери, где король собирал войска? — простодушно спросила Джуди.
— Нет, по-моему, Эдуарда собирал под свои знамена в Вустере.
— Длинноногий?
— Опять ты с этим прозвищем! — рассмеялась Жанна.
— А что? Я его, как все, Длинноногим называю. Честно говоря, — шёпотом добавила она, — видела я его на монете — ни за что не сказала бы, что король.
— Почему? — удивилась графиня.
— Ну, он ничем от других людей не отличается.
— А ты хотела бы, чтобы, прости Господи, у него нимб был? Ты мне лучше скажи, как у нас с припасами.
— До Вознесения хватит, а потом… Скотины-то мы много порезали, а нового приплода мало. Кур с десяток, две свиньи с поросятами да гусь — вот и всё богатство!
— А зерно? — с беспокойством спросила Жанна.
— Сами знаете, в прошлом году урожай был невелик — поля-то вытоптали.
— Пусть перемолят в зерно.
— Но, госпожа!
— Сколько тогда будет?
— Мешков… Уж не знаю. У каждой семьи, может, по мешку осталось.
— Мало. Придётся отбирать корм у лошадей. Только меру знайте!
— Как прикажите, — вздохнула Джуди. — Только зерна им давно не дают — одну солому.
— Мне нужно платье, хорошее платье, но где его взять? — Жанна нервно закусила губу.
— А я из Ваших старых платьев новое сошью, по последней моде, — с готовностью предложила служанка. — Вы у меня такая красавица будете!
Интересно, зачем ей платье? Скоро ребенок родится — а она платье…
— Видно будет, — вздохнула графиня.
— Ну, — девушка замялась, — есть одна материя…Вам её милорд привозил.
— Не трогай! — завизжала графиня.
— Хорошо, — пожала плечами Джуди, — я перешью старые платья. Только ткань жалко, без толку пропадает!
С кухни долетел слабый запах похлёбки, навеяв мысли о сытом благополучном будущем. Служанка, у которой от голода развилось собачье чутьё, мгновенно вскочила со своего места.