Расставленные на ночь часовые остановили их. Выяснив, кто они и зачем приехали, какой-то солдат согласился проводить их в замок, где заночевал капитан.
Посредине большого квадратного двора рыцари спешились и вошли в зал; поздний обед был в самом разгаре. Подойдя к главному столу, они сдержанно приветствовали Жана де Фрателя, сидевшего по правую руку от хозяина замка.
— Что привело вас сюда, сеньоры? — удивлённо спросил тот. — Откуда вы?
— Мы прибыли по поручению графа Вулвергемптонского. — Артур взял ведение переговоров на себя.
— Графа Вулвергемптонского? — нахмурился капитан. — Святой Адриан, что же ему нужно?
— Он велел передать Вам, что вместе с войском следует к Лайдхему и желал бы встретиться там с Вашими людьми.
— Хорошо. — Похоже, известие его не обрадовало. Оно и понятно — кому захочется покидать теплое обжитое местечко с отличным винным погребом? — Откуда Вы прибыли?
— Из Ш.
— И когда же Вы выехали оттуда?
— На новолунье.
— Быстро добрались! Хорошо, можете считать свой долг исполненным.
— А теперь, сеньоры, разделите с нами нашу скромную трапезу, — подал голос хозяин. — В моем доме свято чтят закон гостеприимства. Эй, вина гостям!
В то время, как Фратель был занят беседой с баннеретом Леменором, между его наёмниками, пресытившихся едой и питьём, завязался разговор о валлийцах и, в частности, о Ллевелине.
— Этот князёк совсем обнаглел, — сказал человек в синем пурпуэне. — Чуть только запахло мятежом — он тут как тут!
— Валлийцы все такие, — поддакнул его сосед. — Они верны клятве до тех пор, пока им это выгодно. Доверять валлийцам — получить удар в спину.
— Неужели этот Ллевелин действительно возомнил себя равным Его величеству?
— Похоже на то. Эти дикари настолько невежественны, что не могут признать наше превосходство.
— Так выпьем же за нас! Выпьем за мудрейшего из монархов, за его славное рыцарство и справедливые законы. Да хранит Господь Англию!
— Да хранит Господь Англию! — хором повторили остальные, дружно осушив кубки.
— Выходит, мы мало проучили валлийцев в прошлый раз, — продолжал синий лейтенант. — Следовало бы загнать их князя в горы вместе с его голоногими кимрами и пристрелить.
— Пристрелить? — усмехнулся человек в сером. — В горах эти черти непобедимы, кроме того, всем известно, что они владеют луками гораздо лучше наших ребят.
— Клянусь потрохами дьявола, как это ни прискорбно, но Вы правы! Но мы всё равно повесим этого князька над воротами его собственного дома!
— Нет, сэр, его должен судить суд. Ему отрубят голову.
— К чёрту суд! Приговор уже давно вынесен — повесить собаку!
— Отрубить голову.
— Повесить!
— Отрубить голову!
Спорщики встали и, глядя друг другу в глаза, продолжали упрямо настаивать каждый на своём виде казни Ллевелина. Так продолжалось недолго: вино и горячий нрав сделали своё дело, и они, словно разъярённые быки, кинулись друг на друга. Когда по приказу командира забияк разняли, они успели обменяться парочкой ударов, сломать несколько скамеек и опрокинуть стол.
* * *
— Кто это? — Услышав позади себя шорох, барон де Фарден обернулся. Приглядевшись, он заметил молодую женщину, смущённо застывшую у входа в палатку.
— Ты что ли? Какого черта ты здесь делаешь?
Крестьянка молчала и от волнения теребила прикреплённые к поясу ножницы. Она была все ещё также хороша, как в их первую встречу, хотя несколько располнела.
— Чего тебе надо? — Барон встал и подошёл к ней.
— Я слышала, Вы уезжаете, господин. — Марта тяжело вздохнула.
— Да, уезжаю.
— Вы давно не были у меня. Я истосковалась… Как же я без Вас, сеньор? — На её щеке заблестела слеза.
— Ничего, как-нибудь проживешь. Жила же раньше — и не жаловалась! Я намерен жениться, так что некогда мне с тобой возиться. А дальше посмотрим, может, обратно к себе возьму. Будешь детишек моих нянчить, — рассмеялся барон.
— Я не понимаю… Вы же говорили, что по закону всё будет…
— Ты, что, чертова кукла, решила, что я женюсь на тебе? Чтобы ты — и вдруг баронесса де Фарден? Да тебе и так счастье великое выпало, нечего канючить! — Он нервно зашагал по палатке. — Я тебя из грязи взял, из навозной кучи, одел, накормил — а ты, неблагодарная тварь, ещё чего-то требуешь? Или тебе мало тех денег, что ты скопила за эти годы?
— Сеньор, мне и моим детям не в чем Вас упрекнуть…
— Ну, так и ступай ко всем чертям, потаскуха! И как только ты добралась сюда, ведь до той деревушки, где я тебя оставил, миль десять, не меньше, — с досадой пробормотал барон.
— Я пешком шла, — робко пролепетала Марта. — Я думала…
— Что ты думала? Кто тебе вообще думать позволил, свинье чумазой?!
— Думала, что я нужна Вам, — её губы дрожали.
— Ты деревенская девка, — а я барон. Раскинь хоть раз своим скудным умишком — мыслимое ли это дело? Да, ты была славной девчонкой, я хорошо проводил с тобой время, но теперь ты мне надоела.
Фарден отвязал от пояса кошелёк, достал несколько монет и бросил крестьянке:
— На вот, ступай! Купишь чего-нибудь себе и матери.
— Матери? — Она с отвращением посмотрела на деньги. — У меня больше нет матери; я от всего ради Вас отказалась.
— Что ж, как-нибудь без неё обойдешься. А теперь убирайся. Чтоб я тебя больше никогда не видел!