— Ребёнок живой? — Баронесса спрашивала уже на ходу, спеша к комнате мачехи.
— Слабенькой она родилась. Только что Господь к себе забрал.
Бедная, бедная Каролина! Столько страданий из-за мёртвого ребёнка! Нужно утешить её, помочь чем-нибудь…
Жанна отогнула ковёр и проскользнула в огороженный от спальни закуток с ещё одной постелью. Вот и Каролина. Лежит пластом, бледная. Одна рука бессильно свисает… Баронесса бросилась к постели и только тут заметила восковую бледность мачехи.
— Скончалась госпожа… родами, — выдавила из себя стоявшая у изножья постели служанка и разрыдалась.
ГлаваXXII
— Ты у меня молодец! Славный рыцарь из тебя получится! — Артур похлопал племянника по плечу. — Ты ведь всё сказал, как я велел?
— Конечно, — кивнул парнишка. — Когда старый лорд спросил меня, видел ли я письмо с леопардом на печати, я ответил, что видел. А ещё я рассказал о тех людях во дворе, говоривших по-валлийски, и о поспешном отъезде того человека вместе с ними. Вы довольны, дядя?
— Доволен, очень доволен. Я обещал сделать тебя моим оруженосцем?
— Обещали. — Глаза Гордона загорелись. — У меня будет меч, конь и всякое такое?
— Будет, — снисходительно улыбнулся Леменор. — Жаль, твоя мать не сможет при этом присутствовать! Она бы тобой гордилась. Ничего, мы найдём тебе восприемников, и совершим обряд без неё.
— Так я побегу на поиски священника? — Пажу не терпелось стать оруженосцем.
— Успеешь ещё, — удержал его дядя. — Мне сейчас некогда, да и лошадь тебе нужно найти — не будет ведь мой оруженосец ездить на дохлой кляче?
Гордон кивнул. Дядя прав, будущий рыцарь не должен быть суетлив, ему приличествует терпение и степенность.
— Послушай, — тихо спросил Леменор, — когда ты был у старого лорда и свидетельствовал против графа Норинстана, они ничего не говорили обо мне?
— Они говорили что-то о чести, говорил, что Вы…
— Необязательно повторять всю ту дрянь, что приходит на ум недалёким людям, — нахмурился баннерет. — И кто же смел утверждать, что я…?
— Пожилой граф. Но он ничего не утверждал, он просто сказал другому рыцарю, что Вы должны были принять вызов. А это так важно? — Гордон пытливо смотрел на дядю. Ему никогда не приходило в голову, что тот, казалось, в безвыходной ситуации спасший от смерти своего наставника и по личному ходатайству Оснея возведённый в баннереты одновременно с посвящением в рыцари, мог совершить что-то, достойное порицания.
— Нет, просто люди от природы завистливы и слепы. А теперь ступай!
На следующей неделе двое восприемников с восковыми свечами в руках подвели к алтарю сияющего от счастья Гордона. Престарелый священник взял с престола меч и пояс и, благословив, опоясал ими молодого Форрестера. Теперь он был оруженосцем, почти рыцарем, и мог неотступно следовать за своим дядей, к которому успел привязаться.
Метью новость о новом оруженосце сеньора не обрадовало; это означало, что отныне его вечный удел — следить за лошадьми. И, как будто специально, чтобы ещё больше унизить его, баннерет поручил покупку лошади для племянника именно ему. Но воля господина была законом и, скрипя сердцем, он купил на выданные деньги самую лучшую лошадь, которую только смог найти.
— Съезди к Бидди и вели ей приехать, — приказал Леменор своему новому оруженосцу дня через два после посвящения. — Она сейчас у тётки возле Хоупсея. Отсюда недалеко, миль пять, не больше. Деревушку ты легко узнаешь по развалинам часовни на перекрёстке.
— А кто такая, эта Бидди? — Предчувствуя своё первое опасное путешествие, Гордон незаметно поглаживал рукоять новенького меча, совсем простого, но такого желанного. Его воображение рисовало печальную деву, сидящую на гробницах своих предков и взывающую о помощи, и свирепого дракона, от которого он должен её спасти.
— Бригитта. Скажешь, что ты от меня, и тебя к ней отведут. Да, на вот тебе немного денег. На всякий случай. И ни на минуту не забывай, что ты дворянин.
— Постой! — удержал племянника Артур. — Возьми с собой кого-нибудь.
— Спасибо, дядя, я не боюсь.
— Зато Бидди боится, — рассмеялся баннерет.
Преисполненный радости, позвякивая скудным содержимым кошелька, юноша заседлал коня. С собой он взял одного из опытных солдат, которому не раз приходилось бывать возле Хоупсея.
Не слушая наставлений своего спутника, Гордон без страха скакал по дороге, в порыве безудержного веселья срубая мечом ветки и затевая поединки с воображаемым врагом. Ему хотелось подвигов, хотелось быстрее стать таким же, как его дядя. Но возле разрушенной часовни он придержал коня и въехал в деревню степенно, как и положено будущему рыцарю.
— Эй, где здесь леди Бригитта? — нарочито грубо окрикнул он проходившую мимо ватагу мальчишек.
— Леди Бригитта? — расхохотались мальчишки. — Да какая она леди, она же…
— Так где она?
Тон всадника и вид его меча укоротил языки озорникам.
— Она там, в доме у канавы.
Первое разочарование постигло юношу при виде жилища "прекрасной дамы" — жалкой лачуги, ютившейся между сараем соседнего дома и сточной канавой. Уже не надеясь застать внутри томную деву, Гордон опасливо шагнул за порог. Луч солнечного света выхватил из полумрака блестящие глаза ребёнка. Он стоял посреди застланного грязной соломой пола и пристально смотрел на гостя. Белобрысый, голубоглазый, с деревянным крестиком на шее.
— Кто там, Сирил? — послышался мягкий женский голос.
— Не знаю, мама. — Мальчик неторопливо подошёл к столу, с ногами забрался на придвинутый к нему чурбан и вернулся к прерванному занятию — он что-то вырезал из суковатой палки.
Из-за занавески у очага выглянула молодая женщина с непокрытой головой. У неё были такие же светлые волосы и ясные глаза, как у сына.
— Вы ко мне? — Она привычным движением поправила волосы и убрала их под платок.
— Я ищу леди Бригитту.
— А я и есть Бригитта! — звонко рассмеялась женщина. — Вы ведь от баннерета, не так ли?
— Да, от него, — смущённо пробормотал Гордон. Он не мог отвести глаз от пышущей здоровьем красавицы, совсем не походившей на привычных ему грубых крестьянок.
— Так чего же он хотел? Да не молчите же, сеньор, не вгоняйте меня в краску! — Она ещё раз засмеялась и усадила юношу на лавку. — Извините меня за мой невоздержанный язык, но Вы так похожи на баннерета…
— Он мой дядя. — Гордон не знал, что ему делать, о чём говорить.
— Милый юноша, не томите меня, говорите же! — Женщина схватила его за руки и заглянула в глаза.
— Он просил Вас приехать.
— Вы обращаетесь ко мне, как к даме, — улыбнулась Бригитта. — Мне это нравится. Говорите, говорите же ещё!
Этой был его первый опыт общения с женщиной, настоящей женщиной, и юноша растерялся. Бидди казалась ему такой прекрасной, такой божественной, даже несмотря на то, что у неё был ребёнок. Такой же недосягаемой, как Маргарита; они обе были равны для него. Ему хотелось сочинить в её честь канцону, но, как на грех, слова отказывались складываться в предложения.
— Ничего, мой славный рыцарь, смущение быстро проходит, — подмигнула Бригитта. — Вас просили привезти меня или Сирила тоже?