- Тогда один момент. Я принесу квитанционную книгу.
Обе записи отыскались быстро. И первая, и вторая бандероли были отправлены по одному адресу: Ивонне Муанель, рю де Распай, 12. Париж.
"Явное самоубийство, - размышлял Дени, - остается лишь подтвердить. Стоит ли копаться в психологии? Конечно, этому Гало теперь на все наплевать, но все же неприятно сознавать, что суешь нос в дела, которые тщательно скрывали от всех. Впрочем, на то и полиция, чтобы совать нос..."
Следователь кривил душой перед самим собой: ему всегда хотелось понять истинные причины тех или иных поступков людей. Началось это еще в детстве. Однажды соседский мальчик Жан, года на полтора старше, предложил Аллену обменяться перочинными ножами. Ножи были одинаковыми, только Аллен сломал у своего штопор. Выгода была явная, и он недоумевал, почему Жан так опростоволосился. Оказалось, отец заподозрил его в откупоривании бутылок со старым вином; вот так Жан и доказывал свое алиби. И хотя ему не удалось усыпить подозрения отца, на Аллена эта хитрость произвела сильное впечатление.
С тех пор Аллен стал задумываться: может ли человек прожить без лжи? Мать, отец, кюре, учителя - все в один голос твердили: лгать нехорошо. Но вот однажды семейство Дени пригласило кюре осмотреть их виноградник, и Аллен увидел, как святой отец, приотстав, справил малую нужду, а потом сказал, что любовался кистью винограда.
Позже Дени понял - существует "ложь во спасение". Но еще тверже стала его уверенность, что истинные мотивы поведения человека редко бывают обнажены. Поиск подспудных причин стал для Аллена настоящей страстью. А позже, на юридическом факультете, его поразила наследственная теория преступлений. И он мечтал, что сможет, зная привычки, склонности, темперамент человека, предсказывать его поступки в определенных ситуациях.
"Действие рождается мыслью. Но мне ничего не известно о внутреннем мире Гало. Биофизик, магистр наук... Замкнут, необщителен. А посылки? Вот чем надо заняться: если их посылал человек, решившийся на самоубийство, содержимое может кое-что подсказать..."
Пригородный автобус тащился около часа. Дени успел за это время возненавидеть слащаво-многозначительный стиль политического обозревателя "Леттр Франсез", еще раз поразился повальным увлечением спортом и наконец добрался до страницы с хроникой.
Как всегда, большинство заметок было посвящено автомобильным катастрофам и мелким кражам. Но вдруг на глаза попалось несколько строк, набранных курсивом:
"Профессор биофизики Лозаннского университета Леопольд Порелли, прибывший вчера в Париж на симпозиум биофизиков, считает, что современная наука близка к управлению с помощью электромагнитных волн действиями не только насекомых, но и более высокоразвитых живых организмов. В беседе с нашим корреспондентом он заявил... Симпозиум продлится пять дней".
"Удача! Из Лозанны, биофизик... Ну, уж часа два из этих пяти дней я заставлю достопочтенного профессора провести в компании со мной!" подумал Дени, сворачивая газету.
Дом 12 на рю де Распай оказался огромным параллелепипедом из стекла и бетона, одним из тех, где создан максимальный уют и современный сервис для хорошо обеспеченных людей. Вместо консьержа на первом этаже оказалось что-то вроде универсального бюро обслуживания. Выяснилось, что мадемуазель Муанель сегодня уехала из Парижа. Она просила переключить ее телефон на бюро обслуживания и посылать ей телефонограммы только в двух случаях: если позвонит мадам Фуа или придет сообщение из Нью-Йорка.
- Куда вы должны тогда сообщить?
- Сен-Назер 6-16-85. Прошу вас, мсье, если вы свяжетесь с мадемуазель Муанель, не упоминайте, что узнали ее адрес у меня.
- Но вы обязаны дать ее адрес полиции!
- Прежде всего мы обязаны заботиться об удобствах и спокойствии клиентов. Прошу прощения, меня вызывают, я на минуту отлучусь.
Вошел почтальон.
- Семьдесят шестую обслуживаете?
Та самая, квартира Муанель!
- Да.
- Туда бандероль. Распишитесь.
"А вот и штемпель Сен-Мартена. До чего четкий! Видно, ставил его мой знакомый - аккуратист с лентой Почетного легиона".
Бандероль была маленькой, но увесистой. Дени, не раздумывая, опустил ее в карман пиджака. От этого бюро обслуживания трудно ожидать содействия.
"Это вторая, последняя отправленная Гало бандероль, - думал Дени. - Что это может быть? Только не бумаги. Драгоценности? Реликвия обманутой любви?"
Когда пожилой священник завел разговор о селекции роз, Дени с ужасом подумал об участи, уготованной ему на всю дорогу. К счастью, вежливое внимание окружающих становилось все более холодным, и священник в конце концов умолк. Сухопарая дама у окна с видимым облегчением достала вязание.
"Ивонна в отличие от Джошуа богата, - раздумывал Дени, откинувшись на высокую спинку сиденья и полузакрыв глаза. - Может быть, родители Гало лелеяли надежду на брак Джошуа с ней, надеясь, что этот брак образумит их "блудного сына"? Допустим, они были знакомы с детства. Детская привязанность довольно часто переходит в любовь. В отношении Джошуа это представляется довольно вероятным, а вот об Ивонне я ничего не знаю..."
Дени встал и вышел из купе. Он смотрел и мутное стекло окна, автоматически считая километровые столбы. Иногда ему приходилось прижиматься к окну, пропуская проходящих мимо людей. Из соседнего купе вышла эффектная молодая блондинка. Лицо без всякой индивидуальности - под голливудский стандарт красоты. В каком фильме я видел такое лицо? Не помню...
- Мадемуазель, вам не кажется, что человечество только и занято тем, что сначала изобретает яды, а потом изыскивает пути спасения от них. На бациллу автомобиля оно напустило вирус светофоров, чуму кинематографа подавляет холера телевидения... Ну, а дорожную скуку приходится разгонять дорожными знакомствами.
- Кажется, я догадываюсь: вы врач, - как бы про себя сказала его собеседница.
- Почему вы так думаете?
- Ну, саквояж у вас типично медицинский, да и терминология.
- Вы наблюдательны, и мне не хотелось бы вас разочаровывать, но моя служба не имеет ничего общего с медициной.
- Кто же вы?
- Простите, - спохватился Дени, - я еще не представился. Аллен Дени, начинающий юрист.
- Очень приятно, - сказала она обязательную фразу. - Ивонна Муанель.
Позже Дени проанализировал, как он воспринял это. Да, он растерялся. Потом его охватило такое чувство, будто его одурачили. Словно пса, узнавшего в колотившей его палке ту самую, которую он сотни раз приносил в зубах своему хозяину.
Остался позади Нант. Через час будет Сен-Назер, а Дени все еще не решил, как он заговорит с Ивонной. Она была в Париже, но знает ли о его смерти?
Снова сомнения овладели Дени. Кому нужны предпринятые им шаги, кроме него самого? Да и ему - зачем все это? Но он уже знал, что не сможет остановиться. Слишком много вопросов, слишком сложны они, слишком велик соблазн попытаться найти их решение. Представится ли еще такая возможность - холодным скальпелем ума рассечь клубок страстей, расчетов и чувств?..
Ритм колесного перестука замедлился. Поезд подходил к станции. Тогда Дени решился.
- Вы знаете, мадемуазель, нам по пути. Я направляюсь в поместье Клуа.
Ивонна быстро обернулась: на ее лице выразилось удивление.
- Больше того, - продолжал Дени, - цель моей поездки - встреча с вами. Я веду следствие по делу Джошуа Гало.
- А... - лицо Ивонны на миг исказилось гримасой боли, потом снова приняло бесстрастное выражение.
Дени понял, что ей обо всем известно. Что же, будет легче вести следствие.
- Вы правы, мои отношения с Джо были сложными. Любовь? А что это такое? Под этим словом подразумевают слишком разные вещи. Я вижу, вы меня не понимаете. Не понимал и Джо.
Нет, она совсем не так легко приняла смерть Гало, как пытается показать. Ее выдают руки. Они измяли край скатерти, пока Ивонна ровным голосом говорила все это.
- Но любовь... Ведь все знают, что это такое!
- Ничего подобного. Каждый знает лишь о своих чувствах. И очень редко догадывается о том, что испытывает другой.
- Для того и существует признание, - продолжал эту странную полемику Дени.