85509.fb2
Неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, змей направился к путникам. Средняя голова спустила через ноздрю пар и, разинув пасть осведомилась:
- Коня вызывали?
Только тут Ругивлад разглядел на спине своего полного здоровья и радости "детища" две причудливых корзины, скорее два мешка или сумки. Вертикально, как горбы, они произрастали прямо среди бронированных пластин и зубцов.
- А ты сомневался! - обернулся он к коту.
Тот фыркнул.
Гигантская рептилия галантно распластала у ног спутников перепончатое крыло. Оно мало походило на сходни, но Ольга бесстрашно ступила на эту бородавчатую лестницу и стала карабкаться наверх.
- Обожди! Я первый! - закинув меч за спину, словен быстро и уверенно взобрался на дракона и, уцепившись за зубец попрочнее, спустил девушке ремень.
Кот, не видя разницы между змеиным телом и древесным стволом, очутился на драконе самым естественным образом.
- Полетели, малыш! - приказал Ругивлад, совершенно освоившись.
Змей не сдвинулся с места.
- Моя твоя не понимай! Ты ему по-нашему, по-волшебному! - подсказал Баюн.
- Земля, прощай! - вспомнил Ругивлад материнскую сказку.
Косолапя, смяв по дороге какие-то колючие кусты, змей хорошенько разбежался. Затем он расправил крылья и, взмыв в воздух, стал быстро набирать высоту. Земля ухнула вниз, а пыльная торная дорога обратилась в едва различимую тропку.
Не успел словен порадоваться: "Хвала Велесу! Дело, мол, налаживается!", а змей-то возьми, да и зависни под самыми облаками. Ни туда, ни сюда стрекоза проклятая.
- Ну, ты! Зеленое! Пшел вперед!
- Как же, пойдет он? - язвительно мяукнул кот. - У тебя, волхв, или память отшибло, или учили тебя не по-нашенски.
- Ах, да! В добрый путь! - продолжил волхв.
И что же? Полетели...
ГЛАВА 5. ГРОМ СРЕДЬ ЯСНОГО НЕБА
В змеиной сумке было тепло и уютно. Правда, кот наотрез отказался туда лезть, а устроился меж гряды широких зубцов, что шли вдоль драконьего хребта и сходили на нет только к самому кончику хвоста. Девушка вела себя на редкость хладнокровно, и словен, полагая летучих чудовищ не такой уж большой редкостью, поначалу не придал этому спокойствию никакого значения. Его забавляли змеиные головы. Ящерица сама выбирала дорогу и не нуждалась в понуканиях. Коренная держала направление, правая и левая головы не смели возражать и помогали средней, как могли на поворотах..
Впечатлений хватило бы и на опытного воина! Пару раз окликнув Ольгу, он почуял, что творится неладное. Смертельно бледное лицо спутницы и судорожно сжатые девичьи пальцы подтвердили догадку.
- Воды, прах Чернобога!
Левая башка медленно развернулась и выпустила из пасти теплый, слегка отдающий серой, поток. Кота, не ждавшего эдакой напасти, просто смыло, и он едва не полетел вниз, но, к счастью, уцепился всеми имеющимися средствами за складки змеиной кожи. Девушка, хвала небесам, пришла в себя и что-то прокричала волхву по-тарабарски сквозь свист ветра. Он понял, разве - на сей раз это не слова благодарности.
- Варвар, что ты делаешь! С ума спрыгнул что ли? - зашипел кот.
Дракон разогнался и пронзил холодное облако. Небесная влага ринулась к земле проливным дождем. Казавшиеся бесконечными степи под змеиным брюхом сменились густыми лесами.
Кот оставил ядовитые замечания при себе и забрался к Ольге погреться.
А Ругивлад снова и снова возвращался к разговору с Седовласом.
* * *
- Что ж, парень! Я угадал твой недуг.
В то время, как одна часть людского племени изо всех сил стремится к Жизни, к воплощению себя в грядущих поколениях самым примитивным образом, вы, герои-воздыхатели, упорно сопротивляетесь неизбежному, обладая поразительной волей к Смерти.
Ты нравишься мне, молодец, своей непокорностью. Будь это кто иной, я не стал бы попусту терять время безо всякой надежды втемяшить хоть каплю здравого рассудка.
Влечение к кобеля к суке после воли к жизни является первой, самой грозной и беспощадной из созидательных сил. Но с неизмеримой простотой и легкостью любовное влечение может перетекать на противоположный конец Мировых Весов. Там оно превращается во всемогущую и непреодолимую великую силу разрушения, отрицания, смерти.
Справедливости ради скажу, по моему разумению - влечение и любовь вещи суть разные. Вот лежит усатый лесной кот. Спроси его о времени - он не знает о чем речь. Животные не ведут ему счет подобно вам, людям. И хоть любовь к женщине беспрерывно поглощает время и мысли людей, составляя, в конечном счете, подноготную всякого побуждения мужчины, это чувство не может идти ни в какое сравнение с весенним призывным мяуканьем. Любовь женщины к мужчине есть не более чем стремление возместить свою ущербность, заполучив ребенка. Вдвоем они заткнут за пояс любого мудреца, ибо устами матери говорит Лада, а устами мужа вещает Род. Женщина знает чего она хочет, а вот мудрец никогда, иначе ему и не считаться мудрецом.
- Любовь постоянно занята изуверской работой по уничтожению. Ежесекундно поощряет она на самые сомнительные дела. Это Сила, что разрывает прочнейшие связи, но тут же опутывая новыми. Любовь к женщине разрушает самые крепкие клятвы, самую лучшую и бескорыстную дружбу, что тогда твердить о братских узах. Не нынешний ли князь киян, чтобы заполучить жену брата, заманил Ярополка в ловушку? Хоть и болтают - изменяла грекиня, - между делом добавил Седовлас и продолжил, - Смущая точнейшие, гениальнейшие умы, коверкая эти неповторимые инструменты творца, не стесняясь своей наготы, непрошеной гостьей проникает любовь со всякой всячиной и в пещеру к волхву-отшельнику, и на княжий совет... От богатого она жаждет в жертву богатство, от владыки - положение, молодость требует от верного героя.
Но скажи мне, словен! Что все эти жертвы пред истинной, настоящей Любовью!? Вот загвоздка? Какое странное, какое неразрешимое с первого взгляда противоречие? Одной рукой Любовь попирает жизнь, другой - дарит ее, воссоздает, рождает. Дошедшее до исступления чувство, неодолимая тяга друг к другу двух любящих людей есть уже третье новое существо, еще и не человек дите, которое могут произвести на Белый Свет... И которое рожают. Даже безо всякой любви! Так, дескать, между исполненными страсти взорами вспыхивает искра бессмертия.
Глупцы! Скульптор, используя куда более грубый материал, чем людская плоть, оставляет глубокий след в истории. Волхв, копаясь в пыли пещер, извлекает крупицу знания и сим подарком остается в памяти серых наследников. - Седовлас усмехнулся. - Хотя ничего нет хуже идеи мудреца переложенной в пустые головы. Боян находит единственно правильные слова... И скульптор, и волхв, и боян в своем неосознанном потакании бессмертию значительно последовательней и разумнее чем прочие люди. Применительно к смертным об уме говорить вообще затруднительно... А все началось с глупой мечты, которую Род и Лада, вечные поборники Воли к Жизни, внушили человечеству под видом блага и наслаждения, сочетания приятного с полезным!
Я тот, кто поставил под сомнение эту Волю, и потому я тот, кто вершит ее. Выбирай, или ты падешь на жертвенник собственных страстей, или последуешь по пути, на который уже вступил, когда не подчинился неумолимому закону жизни - Любви!
Ругивлад молчал, он не знал, что ответить Седовласу. Избегал он и страшного взгляда своего покровителя, но тут не удержался и поднял глаза.
Очи Старика были черны, как ночь, бездонны, как сама пустота! И все же там, в этом ничто, в кромешной тьме, он обнаружил саму первозданную мощь. В неимоверных очах была такая древняя, никому не подвластная стихия и столь глубинная, существующая с начала всех времен магия, что молодой волхв ужаснулся им. То были очи бога, а никакого не колдуна... Промедли человек еще миг, и он потерял бы себя навек, но Седовлас сам закрыл веки, большие, тяжелые, с длинными густыми ресницами.
- Ну, что, волхв! Повезло тебе нынче? - усмехнулся Старик, - Хорошо, когда твои желания совпадают с моими намерениями. Пока это так - удача не оставит тебя, и лишь одна преграда будет вечно стоять на жизненном пути - ты сам.
- Когда я слышу слово "судьба", моя ладонь ложится на рукоять меча! осмелел молодой волхв.
- Этого что ли? - за спиной заметно полегчало, клинок очутился в руке Седовласа, - Нет, герою иной меч надобен.
Старик преломил металл посередине, будто тростинку, и вышвырнул обломки.
- Вот кладенец, достойный дела, которому служит! - и Седовлас вонзил ореховый, подобный копью, посох в обсидиановый пол пещеры, - Не расставайся с ним! И тогда Враг, несомненно, найдет тебя, да сам погибель сыщет. Помни это!
Стены загудели, застонали, запричитали... Дерево менялось на глазах, обретая металлический блеск, прямизну и красоту, насколько может быть прекрасной сама Смерть.
Герой заворожено смотрел на превращение. Воины той сказочной эпохи, а уж волхвы тем более, относились к чудодейственному оружию с превеликим почтением, веря в его особую, колдовскую силу.
- На клинок нанес я крепкие знаки, - продолжал чародей, - Коль вспыхнут руны, и рукоять обожжет хладом - враг уже близко! А коль случится меча лишиться - ты скажи: "Ну-ка, кладенец, сослужи службу!". Он мигом вернется к тебе, - добавил Седовлас.
- Да будет месть моя так же беспощадна, как остер твой клинок!
- Пусть так и свершится! - донеслось в ответ.