Конный отряд Малховича ворвался в город следом за дружиной Бермяты. Дорогу преградила стена огня, по дощатой улице, пламенея, расползалась смола.
- Вперед! За Киев! За Владимира! - прохрипел Краснобай.
В черных дымах угадывался редкий строй воинов, что успел собрать тысяцкий. Дрогнули тетивы. Забились в муках израненные обожженные кони, калеча и сминая пеших соратников. Всадники яростно ринулись сквозь языки пламени. Многие были сражены новыми меткими выстрелами и рухнули вместе с лошадьми, но те, кто мчался за ними, проскакали по телам павших и врезались в неплотный строй словен. Они раскидали линии защитников и хлынули по улице вниз, прямо к вечевой площади. За конным отрядом бросились и остальные.
- Mужайтесь, ребятушки! - кричал Угоняй, отбивая удар за ударом, - Не пустим супостата!
По всей улице кипела яростная схватка. Душераздирающие крики людей, стоны и ржание мечущихся лошадей, звон клинков и скрежет рвущихся кольчуг. На Угоняя набросилось шестеро. Он защищался с великим трудом - годы не те. По всему было видно, что им приказали взять бунтаря живым. Но и тогда он показывал яростную храбрость и поразительное ратное умение. Старик стоял непоколебимо.
Его меч свистнул, взлетел и рухнул серебристой волной. Шелом на враге раскололся, череп хрустнул, в стороны плеснуло кровью и серой кашицей. Кияне отступили, Угоняй утер бороду, но передышки не последовало. На него бросился молодой и рьяный дружинник. Парня выдали глаза, тысяцкий прочитал, куда удар, он ловко поймал движение стали, неуклюже развернулся и снова окровавил меч. Противник дернулся и повалился набок. От плеча до плеча быстро расползалась алая полоса. Наскочившему второму - Угоняй тут же подсек колено не прекращающимся волнистым движением тяжелого клинка, третьему стремление металла рассекло кисть.
Тысяцкий проклинал дозорных, но еще надеялся, что там, на вечевой площади, волхв сумеет воодушевить земляков. Даже если бы это было так, не видать ему ни Богумила, ни старухи своей, ни внучат. Стрела угодила в плечо, а едва различимую щель между изрубленными пластинами доспеха.
- Держись, старик! - крикнул ему кто-то.
- Уходите! Со мной кончено! - прорычал он в ответ.
Плечистый новгородец заслонил тысяцкого щитом, в который ткнулись еще две стрелы, но тут же рухнул, пораженный копьем в живот.
Перчатка мешала. Угоняй потянулся к плечу, ломая древко. На него налетели, сбили с ног и смяли, выкручивая руки назад. Превозмогая тяжесть, мощный старик в какой-то миг отшвырнул, разметал ретивых воев. Кто-то занес над ним рукоять, пытаясь оглушить, но тысяцкий перехватил врага за кисть, повел, выгнул и с хрустом вывернул руку из сустава. И тут громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар секиры...
Площадь гудела. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец, перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
- Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий Город! Твоих тоже порешили...
- Будь он проклят, Краснобай! Покарай его боги!
В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди. Трепещущие в судорогах тела.
- Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Бермята не мешал его стремлению. Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись трупы задавленных и посеченных горожан. Хрипели умирающие, стонали раненные.
Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали своего служителя.
- Быдло и есть быдло! Что с них возьмешь? - рассмеялся вельможа, посматривая свысока в сторону беспорядочно мечущихся горожан.
Расторопный конюший придержал скакуна. Малхович ступил на землю, умытую славянской кровью. Сюда же подъехал и Бермята. Его вои шли плотным строем, выставив копья, вытесняли люд в проулки и гнали вниз к Волхову. Над городом повисла серая дымная пелена.
- Ну, что? Взяли Угоняя? - спросил вельможа.
- Не гневись, светлейший! Больно крепок оказался! Гори он в пекле! выругался Бремята.
- Проклятье тебе, боярин! Будь проклято семя твое, киянин! - замахнулся на вельможу Богумил, но ударить не успел.
Краснобай с яростью ткнул старика ножом под бок, предательское железо вошло в тело по самую рукоять. Богумил охнул, выронил корявый посох, ухватился за одежды убийцы и стал медленно оседать. Тот отпихнул старика, верховный жрец рухнул на колени, но подняв быстро хладеющие персты, трясущимся пальцем все же указал в сторону Малховича:
- Внемлите, Подземные судьи! И ты, внемли, жестокий Вий! Веди мстителя!
- Я приду! Я слышу, отче! - крикнул Ругивлад, что было сил, и очнулся.
* * *
- Шёл, да куда пришёл ныне - не ведаю? Вернее - прилетел... - закралась горькая мысль.
Око Свентовита отрешенно взирало на смертных из-за серых клубящихся туч.
- Это наши места! Это Лес вятичей! Вон Зушь бежит, а то - Ока ветвится! - обрадовалась Ольга.
"Надо же! Долетели!?" - подивился Ругивлад, примечая большое городище над левым берегом Оки и рогатый холм на противоположном берегу.
- Домагощ! - молвила девушка, указывая на крепость*.
(* Домагощ - город вятичей, упоминается в Ипатьевской летописи под 1147 годом, стоял на берегу Оки, северо-западнее Мценска, предположительно основан в 8 в. н.э., когда в район Зуши из западной Европы переселились племена вятичей, вытеснив создателей мощинской археологической культуры).
- А ну, поглядите-ка туда! - предупредил их Баюн - Рано зараделись!
- Куда? Ты пальцем покажь!
- У меня когти, дурень! Да, вон туда посмотри!
С четверть версты, слева от них, по небу неслась колесница, влекомая тройкой рыжих коней с огненными гривами. Оставив позади тучу цвета свинца, она почти поравнялась со змеем. Люди увидали и возничего, лихого, столь же рыжего, как и его скакуны, бородатого громилу в доспехе. Мужик, держа вожжи в одной руке, злобно ухмылялся, понукая свою тройку, а другую руку он то и дело заносил назад, затем, словно сбиваясь, выбрасывал вперед, примериваясь да прицеливаясь. Наконец, это ему удалось! И хотя змей поддал жару и вырвался вперед, его уже догоняла какая-то вертящаяся штуковина, наполняя небо страшным гулом.
Ольга судорожно стиснула пальцы и закрыла глаза. Для нее это и впрямь было слишком. Она горячо и страстно молилась Великой Матери - Макощи*, что всему отмеряет свои срока...
(* - Макошь, Макош, Мокуша - древнейшее праславянское божество эпохи матриархата, Великая богиня прядущая Судьбу, при православии культ Макоши выродился в почитание Параскевы. Макошь, Доля и Недоля - три сестры, подобные мойрам, паркам, норнам. Они первичны, неумолимы, их нельзя обмануть. Макошь старшая из сестер, в русских заговорах выступает как Богородица. МА- мать, кощ - жребий. В русских сказках известны три Ягишны, прядущие пряжу и снабжающие героя (героиню) путеводным клубком, т.е. нитью судьбы. Это дало основания автору далее потексту романа отождествить Макошь с Ягой (Матушкой Игг). Если Макошь, как Яга, управляет погодой и ветрами, то понятна трансформация Макоши в Мокушу, т.е. мокрую, Мать Дождей. Височные украшения вятичей есть ни что иное, как символическое отображение плодородия при соединении Неба и Земли, посредством вод).
- Лучше бы Додолу вспомнила! - подсказал кот. - Как никак - это ейный муженек пожаловал!
- Сворачивай! Сворачивай! - заорал кот рептилии. - Ты ж еще недавно по-нашенски понимал?
- А...! - девушка пронзительно вскрикнула, когда змей содрогнулся всем телом и, потеряв все летательные навыки, круто ринулся вниз.
- Прах Чернобога! Что это было!
- Сто мышей мне в глотку! Перун, мать его! - разозлился кот, и погрозил богу лапой вслед. - Погоди, Громовик, когда-нибудь встретимся на узкой дорожке!
Но ответом им был раскатистый громоподобный хохот, который по мере удаления колесницы постепенно стихал. За ней, оставляя белесый след, помчалась обратно вертящаяся штуковина и была на лету подхвачена радостным и полным удали рыжебородым богом.
- Ох, и вмажемся! Представляю, какая там будет большая плюшка! Плюшка из меха и чешуи! - острил кот, верный себе, поглядывая вниз.
- Как ты? - обернулся Ругивлад к Ольге.
- Хорошо... - по слогам произнесла она, хотя, наверняка, храбрилась.
В мгновения невероятных змеиных выкрутасов в воздухе спутница обронила островерхий шелом, и теперь волосы развевались за спиной, придавая девушке разительное сходство с ведьмой.