- Ась? - не понял усатый попутчик.
- Флягу-то свою я у норы Седовласовой оставил!
- Вспомнил?! Ха! Теперь тебе до нее не один день топать. Ну, да ничего, она все одно пустая была, - обнадежил кот.
ГЛАВА 2. СЛУЧАЙ В КОРЧМЕ
Словен небрежно очертил "колдовской круг" и теперь проклинал себя за торопливость. Сквозь призрачную ткань волошбы просачивались не только аппетитные запахи, но и будничный шум.
Ругивлад скупыми глотками попивал медовуху, тщетно пытаясь усыпить память. Он расположился в углу корчмы за приземистым дубовым столиком, и звуки, на которые в другом расположении духа не обратил бы внимания, нагло вторгались в размышления: "Нет защиты от случайной брани, волошба спасает только от предсказуемого, как если бы это была предательская стрела иль метательный нож".
Но вряд ли кто всерьез посмел беспокоить героя, ибо длинный меч, небрежно прислоненный к стене рядом, надежней любой магии оберегал покой владельца. На столе дремал, основательно нализавшись мяун-травы, величавый усатый лесной кот, и только слепой не заметил бы, как прогнулись доски под тяжестью животного. Изредка зверь зевал, обнаруживая белые, острые, крепкие клыки, а затем, слегка пристав, переворачивался на другой бок под скрип возмущенной утвари.
"Управляться с послушной стихией, будь то вода или воздух, земля и руда, снег и лед - в силах и обычный человек, - рассуждал словен. - Он использует подручные средства, на худой конец - то, что дали ему боги от рождения - те же руки. Ими он покоряет и древо, и камень. Волхв умеет кое-что сверх того, ибо понимает - и меч, и борона, и самая пустая в мире кружка - это всего лишь части языка, на котором Род говорит со своими детьми. Медовуха, благодаря пустоте чаши, уравнивается с тем, кто пьет, и все это "черты и резы" пропойцы".
Ругивлад сделал еще глоток...
"Пахарь пользует знаком "соха" землю и тем хранит себя и родню. Он сам и его орудие, и ячмень, им взращенный - то "письмена" земледельца. Однако, подлинно божественным языком может быть лишь что-то гораздо более всеобщее и это руны!" - так учил Ругивлада стрый Богумил, так наставлял он своего наследника.
Отца мальчик и не помнил, но сказывали, пропал в дальних странах. Мать померла через год. Дядя заменил ему родителя, и семья Богумила стала его семьей. Сперва жили в Ладоге, но когда Богумила избрали верховным жрецом перебрались в Новгород... Потом его, совсем еще ребенка, провожали в Артанию, далекую, заморскую, таинственную... Потом он учился, долго, мучительно и упорно, чтобы быть таким, как стрый - знающим, ведающим, мудрым. По меркам десятого века - тридцать лет - это больше, чем зрелость.
Словену теперь было тридцать три, но едва он получил черную весть, как горечь утраты, а за ней и страстное желание отмстить убийцам всецело овладели им, как мальчишкой. За долгие годы ученичества молодой волхв научился сдерживать первый порыв, но на этот раз хлынувшие рекой воспоминания только бередили душу. Мастера Лютогаста, что не раз помогал ему добрым советом, в ту пору в Арконе не оказалось. Оно и к лучшему - вдруг, да и отговорил бы! Родичей этим всё равно не воротишь, а ненависть - не то чувство, что вправе вести молодого волхва и зрелого человека по жизни. Сердце не может брать верх над рассудком. И не для того ли Ругивлад покинул родину, не для того ли он служил Храму, чтобы покорять волею самые темные, самые низменные мысли и чувства?
Отхлебывая глоток за глотком, словен возвращался к событиям и совсем еще вчерашним, как взывая к небесным и подземным судьям, проклиная неторопливый западный ветерок, он в три недели добрался до Новагорода. Он тогда не скупился, подгоняя корабельщиков, но угрозы и деньги его истощились, едва лодья достигла пристани.
Седые воды Волхова туда-сюда бороздил не один десяток вертлявых лодочек. Свейские шнеки, ладные словенские лодьи, киянские струги и кочи самых северных широт выстроились вдоль пологого брега по левую сторону, где кишел самый разный приезжий народ. Тут можно было встретить и чубатого руса с Днепра, и бородатого викинга, здесь бранились с прижимистыми словенами разодетые в пух и прах горячие восточные гости. Красивые длиннополые кафтаны, белоснежные холщовые рубахи, строгие черные веретья - все смешалось в кутерьме, царившей на берегу. А с Торговой стороны уж доносился знакомый гул вече.
Великий град еще не оправился от пожаров, уцелел разве Прусский конец. То здесь, то там стучали топоры и ладно ходили пилы. Ругивлад широким шагом мерил дощатые мостовые, удивляясь разительным переменам. Вот здесь, на том самом месте - вспоминал герой - двадцать весен назад он поджидал ее, свою первую и настоящую...? Хотя нет! О боги, нет в мире постоянства! И Ругивлад продолжал путь, а комок уж подступал к горлу - где-то рядом, у вечевой площади пал на сыру землю старый Богумил, сраженный предательской рукой. Чьей?
Он удивлялся себе, потому как, свершив жертву на Волотовом поле, стал сразу хладен, словно полоз. Холоден и расчетлив. Не иначе, чуть жертвенный нож полоснул по горлу несчастного ягненка, а на алатырь хлынула кровь вместе с ней в мрачные навьи подземелья утекла и душевная боль, казавшаяся невыносимой, и неудержимая ярость, совсем было помутившая разум мстителя...
Словен вспоминал, но хотел забыться.
- Хреновая медовуха! - прошептал Ругивлад себе под нос, отметив приближение корчмаря.
- Что еще угодно гостям? - осведомился расторопный хозяин корчмы с лицом похожим на хитрую морду хоря.
Кот зевнул, прищурил глаз и провел острым когтем от начала до самого конца берестяного списка, прибавив совсем тихо что-то о самой медленной в мире черепахе. Хозяин был порядком измотан, чтобы удивиться такому чревовещанию, а может, он повидал на своем веку еще и не таких посетителей от стола хитрец отошел, как ни в чем ни бывало, уверив гостей, что им сейчас все подадут. Ему ли не знать, что такое черепаха, когда давеча княжий дядя заказал из нее суп? И судя по всему, остался доволен.
- Но я, гм... - замялся Ругивлад.
- Называй меня просто - Баюн*! А не нравится, так Гамаюном кличь - не обижусь! - промяукал кот.
(* Баюн - слав. гамаюн, говорун. Сладкоречивый ученый кот, сказывает сказки да зубы путникам заговаривает. Известен по многим легендам, например "Матюша Пепельной", "Перышко Финиста Ясна сокола" или "Поди туда - не зная куда, принеси то - не знамо что")
- Замечательно! - улыбнулся словен, - Так вот, Баюн, с прискорбием сообщаю - кошель мой пуст, как никогда!
- Можно и без прискорбия! - отвечал зверь, - Пустое, я знал, на что иду.
- Это ты о чем?
- Если ничего не произойдет, мы мирно поедим, - пояснил Баюн, - а потом нас вышвырнут, зато с полным брюхом. Я всегда так делаю, если не терпится пропустить одну-другую кружечку. Впрочем, столь высокородного героя никогда не посмеют выставить за дверь.
- Подлиза! Чтобы я еще когда-нибудь ходил по кабакам! - ерничал словен.
- Правильно, лучше сдохнуть на дороге с голоду, крепко получив по башке от ветряной мельницы! - невозмутимо продолжил его мысль собеседник, - И помилосердствуйте! Разве ж это кабак? Здесь Корчма! - и Баюн подмигнул человеку, - Лучшее из заведений княжества. Кушай спокойно, нам пока ничего не грозит и торопиться-то особенно некуда! Ты ж хотел ждать Седовласа? А он никогда и никуда не спешит.
- Подслушивал?
- Сильное эхо.
- Схватить бы за хвост, да об стену? - усмехнулся словен, но он преодолел и это искушение.
Продолжая разглядывать пестрое общество, Ругивлад решил хорошенько расспросить собутыльника о Киявии, стране, куда забросила судьба, а вернее, собственное недомыслие, где он хотел поискать справедливости.
Два волосатых и худых человека в лохмотьях забивали досками из красного дерева огромную ушастую дыру в стене корчмы. Вездесущий хозяин успевал наполнить постояльцам чаши, рассчитать их не без выгоды для себя, и рассказывать занятные былички о мужском достоинстве и женской чести:
- Едет как-то Илья по лесу, глядь - избушка стоит, а там бабка сидит у окна. Сама старая, беззубая. Илья ей: "Приюти, мол, путничка?" "Изволь, молодец! Только в хате места мало, так не обессудь - ступай-ка на сеновал! Да ежели ночью к тебе дочка моя заглянет, станет приставать - гони ее прочь, дурочка она". Поблагодарил Илья старуху и пошел себе ночевать. Только задремал - скрипнула дверь, богатырь приоткрыл глаз и обомлел. Девица! Нагая! Груди - во! Бедра - во! "А и славный ты богатырь, Илья! Не хочешь ли, чтобы я тебя и перстами и языком в трепет привела?" - говорит. Илья сам не свой, на заставе он баб давно не видывал: "Желаю!" - отвечает. А она ему рога лосиные строит и кажет: "Ммеэ! Ммеэ..."
Лихие молодцы покатывались со смеху, а иной из них сообщал такие подробности, что смех превращался в ржание. Проворные девочки-подростки меняли блюда, улыбаясь завсегдатаям.
В другом углу корчмы располагался купец со своими варягами. Телохранители сперва мрачно поглядывали на жизнерадостных киян, но душистые крепкие медовые напитки развязали бы язык кому угодно.
- Мужики! А що такое "висит да мотается, всяка за него хватается"?
- Хе-хе!
- Не "хе-хе", лопух, а рушник!
Вскоре у них за столом пошло такое бахвальство, что хозяин поспешил проведать - не надо ли чего именитому гостю.
Кутерьма быстро наскучила Ругивладу, и он, как советовал Седовлас, взялся за мелок, огораживая угол от остального мира ...
- Глянь, какой праздник жизни! - мяукнул кот, очищая баранью лопатку, По мне, если есть добрая выпивка и мягкое мясо - это уже немало. Конечно, готовят здесь не то, что в княжьем тереме! Ну, да ничего, и у Красна Солнышка на пиру побываем! ... И как ты, парень, можешь вкушать эту гадость?
Зверь понюхал кашу и презрительно отвернулся.
- Ого, а вот это уже интересно! - мяукнул кот и навострил уши.
- О чем это они? - спросил Ругивлад, тронув Баюна за хвост.
- Ш-шш! Слухом русская земля всегда будет полниться, - ответил тот и принялся намыливать языком когтистую лапу.
- Похоже, в Берестове еще одной бабой станет больше... Ну, силен мужик!... Теперь никому от вятичей проходу не будет. Неужто, девки в Киеве перевелись? ... - долетели и до него отрывки разговора.
Два мужа, убеленные сединами, терпеливо слушали третьего, еще совсем молодого и горячего дружинничка, а речь его более походила на хулу: