- Одержима, - зловеще произнес Корентин. Форсквилис протянула руки из-под пропитанной водой мантии.
- В Исе сказали бы, обречена. Будь это, как могло бы быть, этой ночью я бы узнала, что могу сделать, чтобы всех нас освободить.
Корентин ждал.
Лицо Афины исказилось мукой.
- Я ничего не могу сделать! Мне нельзя ничего делать. Мои губы под замком, умения в оковах, чтобы я не помешала богам отомстить Граллону. Так мне велели.
- Что если вы не повинуетесь? - спросил Корентин.
- Ужас снизойдет на Ис.
- Как языческие боги послали на Фивы чуму за прегрешение Эдипа. Но за праведность Грациллония их месть падет на вас. Истинный Бог не здесь, дочь моя.
Форсквилис сжала кулаки.
- Попридержите свои проповеди!
- Хорошо, хорошо. Значит, вы должны отойти в сторону, в то время как Грациллоний идет навстречу своей погибели?
Форсквилис сглотнула, заморгала, резко кивнула головой.
- Зачем вы ко мне обратились? - продолжал Корентин все тем же тихим голосом.
- Вы можете ему как-нибудь помочь, хоть каким-то образом? - закричала она.
Туман расступался, испарялся. Его пронзил луч солнца.
- Это на его совести, - сказал священник, - и на совести Господа.
Форсквилис жадно глотнула воздух и быстро зашагала прочь. Вскоре она затерялась в тумане. Он остался помолиться о милосердии к каждой душе, сбившейся с пути.
IX
Сгущались сумерки. Все больше звезд было видно. Церемониальная дорога вилась бледной лентой между лугом и вершинами справа, Священным лесом слева, где промеж дубов стонал ветер. Впереди едва маячил Ис.
Дахут ехала домой верхом. Прежде отец потребовал бы, чтобы ее сопровождал эскорт, хотя на суше в те дни было безопасно, но теперь она рвалась к независимости - и не потому, что в последнее время они не встречались.
Из леса мягкой походкой вышел человек и вприпрыжку побежал за ней по пятам. Она цокнула на лошадь, а уже потом узнала Руфиния и успокоилась.
- Чего тебе нужно? - обратилась она к нему. На глазных яблоках и зубах отражался желтоватый свет, мерцавший с запада.
- Хочу вас предупредить, принцесса. - Говорил он так же холодно, как и дувший ветер.
Дахут выпрямилась в седле.
- Ну, говори.
- Ваш отец, мой король, которому я давал клятву, очень мучается из-за вас. Не он с вами воюет, а вы с ним.
- Уйди с дороги, ублюдок!
- Не уйду, пока вы меня не выслушаете. Послушайте, принцесса.
- Королева.
- Послушайте меня. Я все узнаю своими путями. Не обязательно вдаваться в подробности того, что я узнал и что доказал, - пока - а если вы будете себя хорошо вести, то никогда. Но послушайте, Дахут. Против моего короля не будет заговора. Я никого ни в чем не обвиняю. Просто говорю, что это запрещено. Я буду его защищать, как бы ни было необходимо, либо, - из ножен выскользнул кинжал, - если придется, отомщу за него. Вы поняли, госпожа? Руфиний хихикнул. - Конечно, вы, его дочь, рады это слышать. Позвольте пожелать вам доброго вечера.
Он скользнул в тени. Дахут пришпорила коня и поскакала галопом.
X
Был спокойный свежий день. Волны почти мягко накатывались на стены Иса и едва трогали рябью открытую чашу бухты. На суше осенние краски испещрили холмы.
Грациллоний стоял на вершине, над морскими вратами, вместе с Которином Росмертаем, Начальником Работ.
- Нет, - говорил он суетливому маленькому человечку, - сделанная проба показала, что ворота по-прежнему прочные. Однако держится сырость. Ржавчина будет подкрадываться к металлу. А внутри - о, десять или пятнадцать лет, и дерево ослабнет. Мы должны заменить их раньше.
- Конечно, конечно. - Которин подергал подбородок. - Хоть это и громадная задача. Насколько я помню, такого еще не делали.
- Знаю. Но в записях показано, как, и время у нас есть, чтобы подготовить мастеров и водолазов, всех, кто понадобится. Что мы вскоре и сделаем, когда начнется рубка и выдерживание дуба.
Которин размышлял. Он был знающим человеком.
- Да, вы правы, господин. Озисмийские дубы - и если условия будут такими же непредсказуемыми, какими они, к сожалению, бывают, то умнее все сделать заранее.
- Раз так, - сказал ему Грациллоний, - то в этом месяце мне надо посетить Аквилон и обсудить разные дела, вроде отношений с Римом. Я могу поднять вопрос еще и о лесоматериале.
Которин быстро, обеспокоено вздохнул.
- Господин, вы оставите Ис при... сложившихся обстоятельствах?
- Эта поездка будет недолгой. Я вернусь к тому времени, когда нужно будет встать на очередной Дозор.
Сильное желание нарастало внутри Грациллония - уехать, прочь, хоть ненадолго, куда-то, где не имели власти боги Иса.
Глава одиннадцатая
I
Прошло два года с тех пор, как он в последний раз видел Апулея Верона, когда трибун приезжал в Ис, и четыре с тех пор, как последний раз был в Аквилоне. Они переписывались, но редко. Писателем Грациллоний не был, и к тому же приходилось следить за словами, в случае если письмо попадет не в те руки. Въехав в город, он заметил новые сооружения, более наполненные и шумные улицы и на верфи несколько каботажных судов, несмотря на позднее время года. Вдали от берега страна выглядела еще более процветающей и ухоженной, чем раньше. Какой позор, если все это будет утрачено, подумал он.
Распустив на квартиры эскорт и отдав Фавония на попечение Админия, он пешком направился к дому Апулея. Толпа кругом увеличивалась, люди его узнавали и приветствовали, дух радушия почти преодолел его одиночество. Вести обгоняли, и Апулей лично ждал в дверях. Они крепко пожали друг другу руки.
- Как здорово тебя увидеть снова, - сказал трибун куда с большей теплотой, чем обычно вкладывал в свою интонацию. Он еще поседел, и линия волос отодвинулась еще дальше, но на прекрасно высеченных чертах не было ни капли вялости. - Давай, входи. - Он сделал рабу знак взять багаж, который нес за королем исанский моряк.