- Хм? А, ну что ж, что бы ты ни имел под этим в виду, не будем проповедовать. Я останусь со своими богами, как и со своим королем и со своими друзьями, пока Они остаются со мной.
- А они остались? - закричал Будик. - Что кроме ужаса они приносят? Подумай о Дахут, подумай о Грациллонии.
- Верно, зачастую они суровы, даже беспощадны, но мир такой. Это уже мы должны выносить вес без хныканья. Они даруют нам жизнь.
Будик вскочил на ноги.
- Не даруют! - закричал он. - Они демоны-кровопийцы! Единственное, что они тебе дают, это твоя погибель!
Маэлох поднялся медленнее. Его огромная рука сжалась на тунике Будика.
- Теперь достаточно, - прорычал он. - Лучше не буду стелить тобой палубу, мальчик. Иди. Но вот о чем себя спроси - когда Лер посылает на землю благоприятные ветра и косяки рыбы к берегам, Таранис льет солнечный свет и летний дождь, Белисама приносит любовь, детей и надежду, - спроси себя, мальчик, что же такого сделал твой Христос для тебя?
Он отпустил его и оттолкнул. Будик, шатаясь, пошел обратно к стене. Там он на минуту прислонился, разинув рот, словно нашел наконец слова для необъяснимого.
II
Только-только пошедшая на убыль луна криво светила своей белизной сквозь оконные стекла на постель Карсы. Дахут поднялась и села, возвышаясь над одеялами, точно русалка над морем. Лунный свет серебрил ей волосы, лицо, груди; он превратил глаза в ртутные озера; но полумесяц Богини был черен как окружающие тени. Молодой мужчина с Обожанием взглянул вверх на нес. Она вздохнула.
- Нам надо серьезно поговорить, - сказала, ему Дахут. Ее дыхание на холоде казалось видением.
Он улыбнулся и погладил ее бок.
- Так быстро?
- Мы, и так запоздали. Три ночи вместе. Неважно, что я хожу туда-сюда во тьме, в плаще, в капюшоне, под покрывалом. Народ - болтовня слуг - они скоро обнаружат, что никто из них не знает, где я была, и заинтересуются, и... Руфиний уехал, но за мной могут следить другие. Он помрачнел.
- Знаю. Я подумал еще кое о чем, кроме как о тебе и о моей любви. Завтра я открою составленный мной план.
- Сейчас, - настаивала она. - Опасность слишком близка к нам обоим. Либо мы действуем немедленно, либо ты немедленно покидаешь Ис и никогда не возвращаешься. Или мы умрем. Если я уеду с тобой, они нас вычислят.
Он напрягся.
- Я хотел деликатно подвести тебя к моей мысли. Для тебя это будет тяжело.
- Я ее уже знаю. - Голос у нее был спокойный. - Ты бросишь вызов королю и убьешь его.
Он вытаращил глаза, потом сел точно также.
- Твой отец, - выдохнул он.
Она развела руками.
- Если ты не предотвратишь, то мой муж. - У нее дрожали губы. Его воля дала трещину. - Мне это рассказывает Тамбилис, последняя королева, которая делит с ним ложе. Она желает мне добра, но она хочет свадьбы. Они все ее хотят.
- Ты тоже? - спросил он. Тон стал грубее.
- Поначалу да. А теперь тебя - о, Карса, любимый! - она поймала его лежавшую рядом руку обеими своими. - Ты мне веришь, ты знаешь, что я была девушкой, хотя крови у меня не было. Но он? И Карса, я люблю тебя.
Римлянин прорычал.
- Я поклялся перед Господом, что отмщу за мерзость, если она случится. Лучше я первым его ударю. Я сделаю это.
- Мой Карса! - она прижалась к нему. Поцелуй был долгим и диким. Когда они оторвались друг от друга и сердца немного успокоились, она стала вести себя немного встревожено. - Он страшный боец, убивающая машина.
Бурдигалец кивнул.
- Да. Но и я не буду барашком на убой. Позволь признаться, я об этом раздумывал, представлял себе, с тех самых пор, как на тебя пало проклятие. Я найду другой выход, нежели встречаться с ним на тех условиях, где у него все преимущества. К тому же раньше его врагом был язычник - бедный Томмалтах, а я-то христианин. Господь будет со мной.
- Я мучилась над этим. Как человек твоей веры может стать королем Иса?
- И я размышлял. - Он тревожно рассмеялся. - Не бойся. Я не посвятил епископа. Он будет в шоке, укорит меня и наверняка отлучит от церкви. К тому же я только новообращенный. Я, надеюсь, сделаю так, чтобы он узрел причину. Естественно, уберегая тебя от союза, который, Боже упаси, будет достойным поступком в Его глазах. Если потом он меня пощадит, то я как король - я, чистокровный римлянин, - завоюю полное искупление, шаг за шагом подведя Ис к праведной вере и к Христу. - Он приложился щекой к ее щеке. - Ты первая, дорогая?
"Посмотрим", - сказала она про себя. А вслух: - О, Карса, это просто чудо! А теперь у нас ночь впереди!
III
Мгновение Грациллоний колебался. Собрав мужество в кулак, он взялся за кольцо в форме змеи на двери Ланарвилис и ударил им по дощечке. В ожидании ответа - недолгом, но показавшимся долгим - он плотнее обдернул плащ, одетый на простую тунику. Утро было холодное, хоть и яркое. Однако, главное, ему нужно было что-то сделать.
Дверь открылась. На испуг узнавшей его женщины он тихо ответил:
- Я вынужден позвать свою дочь, принцессу Юлию.
- О, - мой господин, она...
- Она сегодня дома, у нее нет обязанностей. Я знаю. - Грациллоний вошел в дом.
- Я с-с-скажу ей, мой господин. - Служанка поспешно убежала.
Вскоре в роскошный атрий вышла Юлия. Даже в свободные дни она носила белую одежду весталки: полная девушка пятнадцати лет со светло-коричневыми волосами и некоторыми чертами его матери, его матери, имя которой она носила. Она остановилась и поприветствовала его неловким жестом.
- Добро пожаловать, сэр. - Ее осторожность отца задела.
Грациллоний отважился улыбнуться.
- Я хотел тебя поздравить, дорогая, - сказал он; он снова и снова репетировал это в уме. - Я слышал, ты получила первые экзаменационные почести в классе латыни королевы Бодилис, и очень тобой горжусь. Из-под плаща, который никто не предложил снять, он извлек коробочку кедрового дерева, которую смастерил сам. Он вложил в нее все умение и заботу, которые у него были, в надежде на час, подобный этому. - Тут для тебя маленький подарок на память.
Юлия взяла шкатулку, не соприкоснувшись с ним руками, и откинула крышку. Запахло ароматом дерева.
- О! - воскликнула она, неожиданно распахнув глаза. Внутри лежала брошь в форме почти сомкнутого круга, два крупных топаза в обрамлении серебра. О, отец, это так красиво.
Улыбка Грациллония стала шире и раскованней.
- Носи в радости, - сказал он. - А ты не хочешь устроить во дворце праздник? Неофициальный, безо всяких пережитков, наподобие меня, просто те друзья, которых ты пожелаешь пригласить.
- Отец, ты...