На нее нашло уныние.
- У вас были предостережения насчет Дахут. - сказала она. - Что за предостережения?
Корентин сжимал и разжимал узловатые, беспомощные кулаки.
- Я молился за упокой души бедного Будика. Молился снова и снова, час за часом, пока на меня не навалилась усталость, и я не заснул прямо там, где ничком лежал перед алтарем. Тогда во сне, если это был сон, я увидел его. Совершенно нагой он блуждал в бесконечной тьме. Я не слышал и не чувствовал ветра, разметавшего его волосы, но его сильнейший холод пробрал меня до костей. Еле-еле, словно на расстоянии больше, чем от нас до звезд, я услышал его крик. "Дахут, Дахут, Дахут!" - стонал он губами, прорезанными мечом. Меня он не видел. Меня там как будто не было, словно кроме него самого никого и ничего, там не существовало, там в ночи, где он, потерянный, перемещался. Но когда я проснулся, и мир ко мне вернулся, мне показалось, я слышу другие плачущие и стенающие голоса. И вот, что они кричали:
- Увы, увы, тот великий город, в котором все, кто владел кораблями на море, богатели, благодаря выгодной торговле с ним! Он был разрушен в одночасье!
Форсквилис вздрогнула.
- Это мог быть просто кошмар.
- Вы не знаете, из какой книги эти слова. - Словно сильно зажатый в битве человек, отступивший на шаг, Корентин перескочил на латынь, не на правильный язык проповеди, а на просторечье его моряцкой молодости: - Что ж, что бы вы ни думали о Женщине, едущей на Чудовище, если вы когда-нибудь о ней слышали, знаки бури вокруг Дахут достаточно черны. Если не дьявол вошел в Будика, то это сделала она. И я не имею в виду, что его унесло лишь страстное желание, потому что почти до самого конца слишком хорошо его знал. Наверное, она уже подстрекала Карсу и того молодого скотта. Вот, я высказал это прямо, и заметил, что вы меня не прервали.
Хоть она его и понимала, Форсквилис по-прежнему говорила по-исански, как будто его более мягкое звучание лучше переносило горе.
- Боюсь, что вы правы.
- Что явилось вам, и в каком виде?
- Вам известно о моей ночи в склепе, - тихо сказала она. - Это был хаос, за исключением того, что все время звенели железные приказы, что я больше не должна пользоваться своим искусством в этой сети горя, что если я буду им пользоваться, то погибну не только я, весь Ис превратится в руины.
Некоторое время Корентин молча созерцал ее.
- Вы повиновались? Она поджала губы.
- Почти.
- О чем вы можете мне рассказать?
- Не о волшебных вещах, - вздохнула она. - Намеки, следы... Вчера вечером мы втроем - Бодилис, ее дочь Тамбилис и я - ужинали вместе с Дахут. Пришла она с неохотой, думаю, потому, что не нашла отговорку для отказа. От вина она слегка расслабилась.
Говорила она только о незначительных вещах, тем временем мысли ее витали в другом месте. - Форсквилис поколебалась. - Мысли о мужчине. Неописуемые мысли, я это знаю. Она словно дымом огня заполнила всю комнату своей похотью. Корентин поморщился.
- Верю. Среди нас на свободе демон. - Он рывком отвернулся от нее. - Я и сам ощущаю его власть. Простите меня, королева. Вы слишком миловидны. Мне лучше вас избегать.
- Думаете, я не испытываю сильных желаний? - воскликнула она. Некоторое время они молчали, сдерживая дыхание. Оба трепетали.
- Ничто не в моих силах, - наконец, вымолвил он. - Грациллоний увел римских солдат, половину моей паствы, сильную половину. Не осталось никого, кроме нескольких женщин, детей и престарелых. Я тоже немолод, к тому же один. Я бы молился, если б вы нашли способ как-то справиться с... с вашими богами, прежде чем истинный Бог всецело не предает Ис их власти.
У нее комок подступил к горлу.
- Я знаю, что должно произойти. Это мне предельно ясно. Король должен умереть. Тогда они успокоятся, и Дахут станет новой Бреннилис.
- Королева убийцы ее отца, - смутился Корентин. - Как и вы.
- Как и я. Его руки у меня на груди, его вес на моем животе, его толчок в мою поясницу. - Форсквилис откинула голову и рассмеялась. - Самое то. Наказание за мое упрямство. Однажды боги сказали мне свое слово, глухой зимой под затмение луны. И я отказалась.
- Что они сказали? - потребовал Корентин.
- Будь я осторожней, Граллон сейчас лежал бы мертвым, - завизжала она. - Суффеты предоставили бы нам нового короля, как встарь, когда смерть наступала не в результате священной битвы. Наверняка это был бы какой-нибудь простак для Дахут, чтобы она вила из него веревки. Наверняка боги бы меня простили, да, благословили бы меня, быть может, даже смертью в эту самую зарю. Но я их отвергла.
Корентин так и застыл на месте.
- Убийца Грациллония? - И добавил медленно: - А что, если бы вместо этого умерла Дахут? Ужасно так говорить, но...
Форсквилис яростно замотала головой.
- Нет! Может, нашлете на Ис чуму, или еще что-нибудь похуже? Что бы ни происходило, богам нужна кровь Граллона. А Дахут является их жрицей, которая создаст новую эру.
- И поэтому нам остается только ждать, когда зло одержит победу?
- И вынести то, что нас ждет потом. - Она успокаивалась. - Хотя вы сами говорите неверно. Боги вне зла или добра. Они есть.
- Христос существует по-другому.
- Насколько он силен?
- Больше, чем вы можете понять, дитя мое. - Корентин крепче сжал посох. - Думаю, мы сказали все, что было нужно. Я возвращаюсь заклинать Его смилостивиться над Исом. Ваше имя будет вторым у меня на языке, сразу после имени Дахут.
- Доброй ночи. - Она осталась стоять на месте, возле высокого, колеблющегося пламени лампы, и предоставила ему самому найти дорогу из дома.
IV
На диком ветру мчались облака. В их лохмотьях то и дело мерцали звезды. Полная луна, казалось, рассеялась над восточными холмами. Она отбрасывала на края облаков серый свет, свет, который мигал на расположенной под ними земле и превращал гривы волн в летящий огонь.
В правой руке громадного мужчины качался большой фонарь. Левой он держал за талию спутника поменьше, одетого, вероятно, в мужской наряд скоттов. Ветер развевал их плащи и резко завывал у ступеней.
- Разве я тебе не обещала, что ты хорошо повеселишься в Нижнем городе? - спросила Дахут.
- Обещала, - отвечал Ниалл, - и сдержала слово. Жаль, что мне приходиться прощаться.
- О, нам это пока не обязательно. Смотри, вон там дом вдовы. Пойдем в комнату Киана, разопьешь чарку вина со своим проводником.
Ниалл крепче прижал ее к себе. Она склонилась ближе.
Поднимаясь наверх, они поиграли в бег на цыпочках. Но едва в маленькой убогой комнатушке закрылась дверь, оба внезапно посерьезнели. Он поставил фонарь, повернулся к ней лицом, взял за плечи. Она пристально смотрела за его плечо распахнутыми глазами, губы припухли. Он наклонился и целовал ее долго и нежно. Она бросилась к нему. Она искала языком между его зубов. Руки ее блуждали вокруг. Его же руки были медлительными, двигались ласково.
- Любимая, любимая, - немного погодя пробормотал он. - Не спеши ты так. У нас впереди целая ночь.
Он начал ее раздевать. Дахут стояла на месте, сначала мяукая, потом мурлыкая, когда его губы и ладони исследовали каждый разоблаченный кусочек. Когда она была обнажена в янтарном свете, он сам быстро разделся. Женщина раздвинула ноги. Мужчина зарычал, подошел к ней, повалил их обоих на убогое ложе. Он не переставал ее ласкать, в искусном поиске того, что доставляло большее наслаждение. Она вздрагивала и стонала. Когда он, наконец, овладел ею, это тоже было похоже на лодку, плывущую через прибой, пока они не взобрались на гребень большой полны и мягко с нее не слетели. Потоки утихли.
- До сих пор никогда ничего подобного не было, - прошептала она в его объятиях.
Он улыбнулся в благоухание ее волос.